«Как? Почему они здесь? – Эти мысли ещё долго занимали Евгения. Но главный вопрос, который не давал ему покоя: – Куда они потом делись?» Ни в одних мемуарах позднее он так и не нашёл упоминаний о верблюдах. То и дело мешая продвижению колонны, навстречу попадался порожняк. Но он только выглядел порожняком, на самом деле в кузовах лежали раненые красноармейцы. В каких-то машинах вместе с ними сидели женщины и дети. Неожиданно встретилось стадо коров, которых угоняли подальше от фронта. Шоссе стало тесным. То в одном, то в другом месте возникали «пробки». Мальцев несколько раз выскакивал из машины, чтобы навести порядок по пути продвижения своей группы. Так же поступали и командиры других групп. Сутолока на трассе продолжалась до самого Клина. В городе обстановка оказалась не лучше. На узких улицах было полно артиллерии, автомашин и пехоты. Группы красноармейцев отыскивали свои части. Люди на окраинах копали противотанковые рвы. После Клина деревни уже стали попадаться реже. Да и те, что встречались, были словно вымершие – без единого огонька. В основном вдоль шоссе тянулись перелески и заснеженные поля. Со стороны Завидово были различимы гулкие звуки артиллерийских залпов, виден контур кровавого зарева. Часть машин в районе Ямуги повернула направо, остальные продолжили путь в направлении Завидово. Когда к 16 часам колонна достигла пункта назначения, пушки ухали уже совсем отчётливо. Прибывшие сапёрные группы сразу же получили задание штаба 30-й армии приступить к минированию. Задача-то была поставлена, да вот только ни мин, ни шанцевого инструмента в наличии не оказалось. К тому же вскоре выяснилось, что часть территории, определённой для минирования, была уже занята противником. Вот когда Евгений вспомнил про ухающие пушечные залпы. Обстановка в местах соприкосновения менялась очень быстро. Даже штаб 30-й армии часа через четыре после их приезда снялся со своего места и убыл в неизвестном направлении. Это произошло так внезапно, что на какое-то время связь со штабом армии у командования ОМСБОНа была потеряна. Отряд Мальцева расположился в деревеньке Новокабаново, что в 500 метрах южнее Завидово. Избы, выделенные под ночлег, были тёмные и тесные. Хотя жители и покинули деревню, бойцы старались бережно относиться к их имуществу. По крайней мере, до того момента, пока не придётся менять дислокацию. Немцам, естественно, «деревенских гостиниц» никто оставлять не собирался. Согласно схеме расквартирования, Ануфриеву предстояло провести ночь под одной крышей с лейтенантом Петром Слаутским, сержантом Алексеем Кругляковым и своими давними знакомцами, а теперь уже закадычными друзьями Чернием, Дешиным и Москаленко. Надо сказать, с момента их первой встречи Олег Черний заметно продвинулся по службе и так же, как Кругляков, носил звание сержанта. Разместились, затопили печь, наладили светомаскировку. При тусклом свете керосиновой лампы, едва освещавшей видавший виды крестьянский стол, поужинали гречневым концентратом с салом. Что интересно, в этот день впервые за всю службу бойцам выдали по 100 граммов водки. «Что-то будет, – подумал Евгений. – И, вероятно, уже скоро…» Водку разлили по фляжкам, решив оставить на потом. Думая о грядущих событиях, Женя, конечно, имел в виду предстоящие боевые действия. Но судьба в этот вечер преподнесла встречу, которая у каждого из них оставила в душе неприятный осадок. Выйдя перед сном во двор, Дешин неожиданно вернулся с каким-то типом в форме красноармейца. – Вот, говорит, что окруженец, – пропуская гостя вперёд, пояснил он Слаутскому. – Попросил закурить и обогреться. Незнакомец сухо поздоровался и, подойдя к печке, принялся греть руки. Потом взял предложенную папиросу, нервно размял её, прикурил и, жадно затянувшись, без вступлений процедил сквозь зубы: – До ручки… дошли! Всех… подчистую! Один я… выбрался. Находившиеся в хате переглянулись – гость сопроводил свою короткую речь отборной бранью, на которую в батальоне был наложен жёсткий запрет. – Думаю, товарищ боец, вы преувеличили страх окружения, – с подобающей старшему по званию выдержкой произнёс Слаутский. – И, пожалуйста, говорите без мата, – добавил Москаленко, тщательно протирая ручной пулемёт. – Вот попадёте – узнаете! – огрызнулся рассказчик. – Весь полк… накрылся! – Целый полк?! Не поверю, – возразил Олег Черний. – Это ты, братец, загнул! Худое щетинистое лицо «окруженца» потемнело. Резким движением он запахнул шинель, бросил окурок и сплюнул на пол: – Видал героев! В бою бы вас поглядеть! Фрицы дадут вам прикурить! В общем, война проиграна… – Он снова ядовито ругнулся. Все опять переглянулись, не зная, чем ответить на такие слова. Первым отреагировал Кругляков. Он придвинулся к «окруженцу» и произнёс с расстановкой: – Ты вот что, как тебя там… а ну-ка, покажи документы. – А ты не начальство мне! – рявкнул незнакомец. – Сходи постреляй с моё! – И снова выругался. – Прекратить материться, слышишь! Покажи документы! – В голосе сержанта прозвучала угроза. – И кончай тут панику разводить! Окруженец, видишь ли! Может, ты просто дезертир. – Но-но! – с этими словами ночной гость растолкал бойцов и выскочил за дверь. Но уйти ему не дали, доставили в штаб батальона. Наблюдая за всей этой сценой, Евгений испытывал двоякие чувства. С одной стороны, он был горд за своих товарищей. И моральный дух, и культурный уровень у них был, что называется, на высоте. Таких не просто сбить с пути и посеять в их умах панику. С другой стороны, было обидно за духовно опустошённых людей, каким показался ему этот мнимый окруженец. Благодаря таким, как он, агрессоры, во-первых, подпитывали иллюзии о своём расовом превосходстве над другими, во-вторых, чувствовали себя на чужой земле вольготно. Именно из-за таких паникёров и трещал сейчас по швам фронт. В четыре часа Ануфриев заступил часовым. Предутренние часы – самое трудное в караульной службе время. Сон коварно опутывал, приходилось подключать силу воли, чтобы не потерять связь с реальностью. На Женькиных плечах лежала сейчас ответственность за жизни товарищей, и это заставляло мобилизовывать все силы. Всё вокруг было белым-бело. Наслаждаясь тишиной и красотой, Ануфриев вскоре обратил внимание на мерцающие вдалеке огоньки. «Что бы это могло быть? – озадачился он. – Фары машин? Опять же, чьих: наших или немецких?» Впору насторожиться и приготовиться подать сигнал. Но огни пропали так же внезапно, как появились. Забрезжил рассвет. Одинокий часовой продолжал любоваться окрестностями, ещё не зная, что наступающий день готовит ему и его товарищам череду трагических событий… Именно утром 18 ноября началось главное наступление немцев на Москву. Отправной точкой этого наступления на севере от столицы стало Завидово. Основной наступательной силой противника были танки. Задачей подрывников было воспрепятствовать их продвижению. Пока группа готовилась к выполнению задания, Евгений наблюдал, как мимо них на большой скорости проносились мотоциклисты, ехали фуры с лошадьми. «Куда же делись кавалеристы?» – думал Ануфриев. Но задача солдата – выполнять приказы, а не рассуждать. Солдату вообще много знать вредно. Хотя, если бы Евгений был осведомлён, что проезжающие мимо него мотоциклисты вовсе не улепётывали от врага, а в отсутствие проводной и радиосвязи занимались доставлением донесений, его тревога бы заметно ослабла. Ввиду того что подразделения ОМСБОНа оказались разбросаны на большом расстоянии друг от друга, а имевшиеся у них батальонные рации могли поддерживать связь только на расстоянии до полукилометра, единственным надёжным средством коммуникации стали мотоциклы. Бригадным мотоциклистам Фомину, Сафонову, Габайдулину, испанцу Хозе Гроссу пришлось действовать на широком фронте двух армий. Они развозили приказы и донесения часто под огнём врага. Особенно отличался своей ретивостью связной первого батальона Эдуард Соломон, худощавый парень с чуть приподнятыми бровями, из-за чего его лицо всегда как будто выражало удивление. Впрочем, все они на своих железных конях летали как черти! А вот с кавалеристами и вправду дела обстояли плохо. Накануне часть кавалерийского корпуса Доватора попала под обстрел и была разбита. Чудом уцелевшие лошади возвращались на исходные позиции за новыми седоками. Как только подвезли мины и шанцевый инструмент, отряд приступил к выполнению боевой задачи. О самих минах, которые оказались в распоряжении подрывников, следует сказать отдельно. Дело в том, что это были деревянные мины! С началом войны в стране не хватало металла, и разработка так называемой ящичной мины позволила снабжать фронт противотанковыми минами без использования дорогостоящих материалов. Конструкция ЯМ-5 была предельно проста. Она представляла собой деревянный ящик с откидной крышкой, закреплённой на петлях. Внутри ящика размещался основной заряд – два брикета взрывчатого вещества в парафинированной бумаге. Между брикетами располагался промежуточный детонатор – шашка из прессованного тротила, в которой имелось гнездо для универсального взрывателя. При установке мины необходимо было вставить взрыватель в мину так, чтобы кольцевая часть боевой чеки смотрела вниз, затем продеть гвоздь в проволочные петли откидной крышки, пропустив его сквозь кольцевую часть боевой Р-образной чеки. Слегка нажимая на крышку мины, следовало убедиться, что боевая чека не выдёргивается, а крышка мины своими внутренними планками плотно лежит на брикетах взрывчатого вещества. Мины устанавливались вручную в грунт или в снег и маскировались. В конце работ необходимо было выдернуть предохранительную чеку. При наезде танка на мину крышка ящика под его весом опускалась, выдёргивая чеку из взрывателя, что вызывало подрыв детонатора, инициировавшего взрыв основного заряда мины. ЯМ-5 могла разрушить несколько гусеничных траков и таким образом вывести танк из строя. Поставлялась мина в не полностью снаряжённом виде – с основным зарядом и промежуточным детонатором. Взрыватели и запалы хранились отдельно. Главным недостатком взрывателя была его очень высокая опасность в обращении. Работа при снаряжении мины требовала от минёров ювелирной точности. Сапёрам роты Мальцева предстояло заминировать развилку железной и шоссейной дорог на южной окраине села Спас-Заулок, а также моста через местную речушку. Условия работы были тяжёлыми. Мёрзлый грунт с трудом поддавался ломам и сапёрным лопатам. Пальцы на холоде не слушались, это мешало работе со взрывателями. Во избежание несчастных случаев решили снаряжать мины в избах, а затем переносить их на руках и помещать в подготовленные шурфы. В самый разгар работ окрестности огласила команда «Воздух!». Женька сначала услышал, а потом увидел в небе вражеские самолёты. Их было три. На фюзеляжах и крыльях этих отблёскивающих на солнце зловещих металлических птиц были нарисованы чёрные фашистские кресты. Бойцы тут же попадали в снег. В своих серых шинельках без маскхалатов они были прекрасными мишенями для пилотов. Но самолёты пролетели в сторону Клина, откуда вскоре послышались глухие, как удары в большой оркестровый барабан, взрывы. Только бойцы начали выбираться из укрытий, как самолёты появились снова. На этот раз они уже точно явились по их души, поскольку на подходе к развилке перешли на бреющий полет. Огненный дракон приготовился к смертельному укусу… Женька вспомнил, как на занятиях их учили противостоять авиации, и взял на изготовку карабин. Он обратил внимание, что его примеру последовали и другие. А Москаленко, используя для опоры ветки берёзы, приготовил свой ручной пулемёт. Добродушное курносое лицо Валеры перекосилось от злобы, руки цепко обхватили приклад «дегтяря». Из всего отряда не залегли только командир роты Мальцев и его заместитель Михайлов. «Что за бравада?» – подумал в тот момент Ануфриев. Между тем два старших лейтенанта стояли, наблюдая за пикирующими на них «юнкерсами», представлявшими собой смесь многоцелевого истребителя, бомбардировщика и штурмовика. Загрохотал пулемёт Москаленко. Следом раздались одиночные выстрелы. Ануфриев, пока к нему приближался самолёт, тоже успел выстрелить один раз. Крылатая машина была так близко, что Евгений явственно различил в стеклянной кабине силуэт пилота. В него-то он и целился, но шанс попасть в летящую на большой скорости цель был один из тысячи. Самолёты прогудели над самой головой, и земля вокруг начала подниматься на дыбы. Полетели комья грязи вперемешку со снегом. Одновременно с разрывами бомб снежный покров взрыхляли пулемётные очереди. Экипаж «юнкерса» состоял из четырёх человек. Пока бомбардир, сидящий по правую руку от пилота, сбрасывал бомбы, стрелок-радист бил из крупнокалиберного пулемёта. Если бы в такой обстановке пренебрёгшие осторожностью люди не пострадали, то в бригаде об их бесстрашии стали бы слагать легенды. Возможно, на это и был расчёт. Но чуда не произошло. Один из взрывов подбросил Алексея Мальцева на несколько метров и завалил его снежно-земляной кашей. Михайлова взрывной волной откинуло в сторону. Как только, насладившись причинённым ущербом, немецкие лётчики убрались восвояси, все бросились к телам поверженных командиров. Мальцев был убит. А Михайлов, получив тяжёлое ранение ног, находился без сознания. Позднее в мемуарной литературе все, кто упоминал об этой бомбёжке, писали, что офицеры просто не успели залечь. Но Женька точно видел, что ни тот, ни другой даже не пытались спрятаться, они демонстративно наблюдали за действиями звена люфтваффе стоя. Видимо, уверенность одного передалась другому. Алексей Мальцев стал первым из омсбоновцев, кто погиб на минировании при защите Москвы. Его похоронили на южной окраине села Спас-Заулок. Михайлова на санитарной машине, хоть и не без приключений, доставили в Клин во временный госпиталь, размещённый в местной школе. Командование ротой Мальцева временно принял старший лейтенант Анатолий Шестаков, занимавший должность начальника штаба батальона. Его заместителем по политчасти был назначен сержант госбезопасности Михаил Егорцев. Несмотря на продолжившиеся налёты вражеской авиации, к вечеру развилка и мост были заминированы. Следующими участками минирования стали северо-западная и северная окраины Вельмогова, располагавшегося в непосредственной близости от села Спас-Заулок. Чтобы избежать неоправданных жертв, было решено в дальнейшем минирование производить в ночное время. Сборку необходимого количества ЯМ-5 для ночного минирования начали накануне. В нетопленой избе при тусклом свете керосиновой лампы сапёры с аккуратностью часовых мастеров снаряжали взрыватели для мин. Работа филигранная: взвести чеку, привязать её ниткой… Малейшая неточность в движениях могла привести к взрыву, а значит, к гибели людей. И подобные случаи в других подразделениях уже имели место. Лишь позднее нашёлся в бригаде смекалистый боец, инженер по образованию, придумавший предохранитель, который обеспечивал безопасность при зарядке и установке мин. Приспособление это имело очень простое устройство, и его немедленно запустили в массовое производство. По этому поводу в бригадной многотиражке «Победа за нами» была опубликована лаконичная заметка под названием «Красноармеец-изобретатель». В ней младший политрук А. Рожнов писал: «Красноармеец И. И. Ивашин из части тов. Орлова изобрёл предохранитель, гарантирующий безопасность при зарядке противотанковых мин. Предохранитель показал блестящие результаты и пущен в массовое производство».