Новаторское решение Ивашина впоследствии спасло немало жизней. Ночью на окраинах Вельмогова закипела работа. Выдалбливали шурфы, аккуратно переносили мины, при свете лампы помещали их в углубления, а затем припорашивали землёй и снегом. Накануне на комсомольском собрании Лазарь Паперник предложил для лучшей маскировки красить мины белой краской. Идея хоть и не была отвергнута, но развития не получила, поскольку возиться ещё и с краской было совсем не с руки. Мины устанавливались вдоль железной дороги. В полосе минирования был предусмотрен коридор для возможного отступления наших частей. Евгению Ануфриеву, помимо общей со всеми работы, была поручена ещё одна ответственная задача – отмечать на карте места минирования. Впоследствии, когда немцев погнали от Москвы, эти схемы пригодились для обезвреживания своих же минных полей. 20 ноября к 7.00 работы были завершены. Учитывая, что противник находился в непосредственной близости от Вельмогова и ожидалось отступление наших частей, для охраны заминированного участка оставили два отделения в количестве 14 человек. Старшим группы назначили помкомвзвода старшего сержанта Николая Свиридова. В эту команду также вошли заместитель политрука Новиков, сержанты Черний и Саховалер, бойцы Паперник, Бошко, Кувшинников, Лапинский, Гречанник, Москаленко, Игошин и другие. Буквально через полчаса после убытия батальона из Вельмогова оставшаяся на охрану зоны минирования группа оказалась отрезанной от основных сил немецкими танками, подошедшими с запада, со стороны Козлова. Отправленная позднее в Вельмогово машина с пищей для отряда Свиридова попала под обстрел в районе села Спас-Заулок и вернулась обратно. Проведение боевых операций в условиях окружения – специфика ОМСБОНа. Недаром бойцов бригады натаскивали по всем направлениям разведывательной и диверсионной деятельности. Поэтому сложившуюся ситуацию можно было оценить как практическую отработку приобретённых навыков и знаний. Когда со стороны Октябрьской железной дороги к Вельмогову подошли пять немецких танков и, обстреляв село, ссадили с брони автоматчиков, омсбоновцы не спасовали. Они заняли оборону одного из проходов через минное поле, так как знали, что без их помощи отступающим частям Красной армии этот участок не преодолеть. До появления немцев у прохода дежурил Кувшинников. Как только началась стрельба, в качестве подкрепления к нему присоединились Черний и Саховалер. Контролируя ситуацию, на окраине леса затаились остальные бойцы, готовые в любую минуту прийти на помощь товарищам. Омсбоновцы настолько озаботились судьбой окруженцев из 16-й и 30-й армий, что проигнорировали сигнал к отступлению, поданный Свиридовым. – Там же ещё остались наши, – искренне досадовал Виктор Кувшинников. – Что же им теперь, на своих же минах подрываться? И действительно, через некоторое время из вражеского тыла выскочил взвод красноармейцев. За ним показались ещё две группы. Все они, спасаясь от пулемётного огня, который противник вёл из Вельмогова, бежали прямо на минное поле. Кувшинников, Саховалер и Черний встали во весь рост и замахали ушанками, указывая проход. Бойцы, пригибаясь, побежали к проходу. Так пропустили несколько групп. Вскоре появился беглец-одиночка. Он продвигался к минному полю, припадая на ногу и держа винтовку наперевес. Добравшись до поста, окруженец свалился и, проглотив горсть снега, прохрипел: – Спасибо, хлопцы! А то я уже к смертушке приготовился… Пожилой красноармеец был ранен и тяжело дышал. – Сами-то тикайте. За мной никого, кроме немца… Он поднялся и медленно заковылял к шоссе, опираясь на винтовку и уже не обращая внимания на выстрелы. Саховалер, Черний и Кувшинников сняли с прохода маячки и побежали к своим. Всё, что могли, они сделали. Забравшиеся на крыши домов немецкие автоматчики открыли было по ним огонь, но меткие выстрелы снайпера Соловьёва заставили гитлеровцев затаиться. Когда все трое присоединились к остальному отряду, Новиков облегчённо вздохнул. – Ну, вот и славно! Свиридов приказал отойти к шоссе. А мы знали, что вы вернётесь. С ним только Игошин ушёл. Командование группой принял на себя Абрам Саховалер. Высокий черноволосый юноша с двумя треугольниками на петлицах, он считался самым опытным, так как в качестве бойца лыжного комсомольского батальона воевал ещё в Финскую кампанию. Шоссе оказалось блокированным немецкими танками. Пошли через лес, держа курс на северо-восток. В пути к группе то и дело присоединялись красноармейцы, отбившиеся от своих частей. В итоге образовался отряд из пятидесяти человек. Саховалер и Новиков разбили бойцов на два взвода, назначили командиров. В Спас-Заулке встретилась наша артиллерийская батарея. Когда вокруг начали рваться снаряды, орудия поспешно сняли с позиций. Для группы Саховалера места на тягачах не хватило. – Ничего не поделаешь, – сказал командир батареи. – Пробивайтесь самостоятельно. В это время на поле близ села выскочил наш эскадрон. Кавалеристы сразу же попали под огонь вражеских танков, укрывшихся у шоссе. Отряд Саховалера, воспользовавшись суматохой, прорвался в лес. Карты с собой не было, шли по компасу. Путь безошибочно прокладывал Валерий Москаленко: недаром он учился на геолога. Разведкой в основном занимались Новиков и Паперник. Лазарь из одной такой вылазки вернулся на коне. – Принимайте трофеи, братцы! К коню прилагалась и шашка. Из рассказа Паперника следовало, что одиноко бегающего рысака он повстречал на окраине леса. Конь был из-под нашего убитого кавалериста. А ещё разведчик умудрился раздобыть еды, так что в этот день бойцы сытно поели. – Лазарь, тебя хоть постоянно в разведку посылай, – восхитился успехами Паперника Саховалер. После ужина сил у бойцов прибавилось, идти стало легче. А Паперник продолжал гарцевать на коне – недаром за плечами была кавалерийская школа. Находясь в седле, Лазарь иногда вполголоса затягивал любимую: Ты гуляй, гуляй, мой конь, Пока не поймаю, А поймаю – обуздаю Шёлковой уздою… Паперник с детства любил не только лошадей, но и вообще животных. Обожал возиться с кошками и собаками и не терпел, когда братьев меньших подвергали мучениям. Однажды, будучи ещё ребёнком, Лазарь выпустил из клетки соседского индюка. Долго он наблюдал за бедной птицей, которая томилась взаперти, и наконец душа сердобольного мальчугана не выдержала, и он, улучив момент, открыл клетку. Сбежав из плена, индюк бесследно пропал. Сосед добился от Лазаря признания и предъявил его родителям претензии. Хайм Паперник согласился оплатить потерю, но сосед в конце концов отказался от денег, и история была предана забвению. Любовь к лошадям у Лазаря проснулась позднее. Работая на заводе, он, несмотря на сильную нагрузку, находил время для занятий верховой ездой в кавалерийской школе имени Будённого. Как оказалось, эти уроки не прошли даром. На третьи сутки, потрёпанные и выбившиеся из сил, бойцы отряда Саховалера вышли в расположение советских войск. Когда омсбоновцы вновь примкнули к своему подразделению, их сразу обступили радостные сослуживцы. – Давайте, давайте… Концентраты готовы. Мешки я ваши сберёг. Сюда! Потеснитесь, хлопцы! Пустите к костру, замёрзли же они, – суетился вокруг уставших товарищей Семён Гудзенко. В его глазах читались нескрываемая гордость и радость за друзей – они выполнили задание и вернулись живыми. Единственной потерей во всей этой операции стал снайпер Пётр Игошин. Помкомвзвода Свиридов доложил, что Игошин был убит во время перестрелки с противником на шоссе у Ямуги и оставлен на поле боя. Все эти приключения стали хорошим испытанием для самих бойцов, а для руководства ОМСБОНа ещё и бальзамом на душу. Значит, потраченные усилия не напрасны. Значит, всё делалось правильно. Сам факт, что, оказавшись за линией фронта, бойцы не растерялись, проявили организованность, находчивость и смогли выбраться к своим, был хорошей оценкой работы их наставников. Немецкое наступление было в полном разгаре. Фашисты захватывали один населённый пункт за другим. Передовые части вермахта двигались к Москве на плечах отступающей Красной армии. Продолжая минировать Ленинградское шоссе и прилегающие дороги, сапёры достигли Клина. Расположились неподалёку от домика Чайковского. Но задержались там недолго: город непрестанно бомбили. Наши части упорно сопротивлялись. Командиры бросали в бой не только имеющиеся в их распоряжении войска, но и всех, кто оказывался рядом. – Кто такие? Куда идёте? – остановил группу во главе с Егорцевым решительно настроенный военный. На петлицах под полушубком у него были видны генеральские звёзды. Политрук представился и доложил по всей форме о принадлежности группы и маршруте их движения. – В связи со сложной военной обстановкой приказываю вам задержаться! – Никак невозможно, товарищ генерал-майор, – возразил Егорцев. – Отряд в настоящий момент находится на выполнении боевого задания. – А мы тоже здесь не в бирюльки собираемся играть! Через час-полтора вон оттуда, – показал он на простиравшийся до горизонта пустырь, – пойдут вражеские танки. Мы должны лечь костьми, но задержать противника! – Выслушайте меня, товарищ генерал… – Прекратите пререкания! Вы только что получили приказ и обязаны его выполнить! – В настоящий момент мы выполняем распоряжение Государственного комитета обороны и непосредственно приказ командующего 30-й армии. У вас нет полномочий отменять его! – В данной ситуации у меня есть полномочия расстрелять вас прямо на месте! За невыполнение моего приказа! А потом поздно будет разбираться. Да и не с кем… Пока продолжался этот спор, Ануфриев размышлял, как вообще в открытом поле можно вести боевые действия против танков? Ни окопов, ни укреплений. Вступать в бой в таких условиях – верх безрассудства. В первые же минуты всех просто сровняют с землёй. Им даже не дадут приблизиться на расстояние броска гранаты, расстреляют издалека из орудий и пулемётов. Поэтому от того, удастся ли Егорцеву убедить генерала, зависела их жизнь. – Пожалуйста, выслушайте меня спокойно, – как можно мягче старался говорить Егорцев. – Мои бойцы не меньше других рвутся в бой. Но ими нельзя жертвовать. Они сапёры. Учитывая складывающуюся ситуацию, каждый из них сейчас на вес золота. Они в сто раз больше принесут пользы, занимаясь своими непосредственными обязанностями. Генерал продолжал настаивать на своём, но с каждым доводом Егорцева его спесь угасала. – Мы уже потеряли половину роты! – продолжал политрук. – Люди не спят вторые сутки. Осуществляют минирование. На наших минах уже подорвалось немало вражеской техники. А вы хотите просто взять и бросить моих ребят под танки? – Ладно, – махнул рукой генерал. – Ступайте! Сами справимся. Подвижные сапёрные группы сводного отряда, минируя транспортные магистрали, продолжали продвижение по Ленинградскому и Рогачёвскому шоссе в сторону Москвы. Ими были установлены, а затем взорваны фугасы на 22-километровом участке Ленинградского шоссе, от южной окраины Клина до Солнечногорска. Минёры работали, не считаясь со временем, по 18–20 часов, а иногда и сутками. Делалось всё, чтобы замедлить продвижение вражеской техники. Оказавшись под Солнечногорском, отряд разместился в деревушке на окраине города, аккурат возле озера Сенеж. Ануфриев был в карауле, когда в Солнечногорск с западной стороны вошли немцы. Он видел, как обстреляли одну из наших машин, и тут же подал сигнал командирам. Фактически город был взят немцами на глазах омсбоновцев. До Москвы немцам оставалось каких-то 65 километров. Из Солнечногорска отряд отступил в сторону канала Москва – Волга. А это до боли знакомое Шахматово, в котором Женька когда-то жил вместе с сестрой Марией. Здесь находилось имение Блока, правда сожжённое ещё во время революции. Этот район был также связан с именем Менделеева. В общем, эти места Ануфриев знал очень хорошо, что способствовало удачному продвижению всего отряда. Сапёры отступали вместе с остальными войсками, но и отступая, продолжали минировать транспортные магистрали. Работы велись по ночам. Где-то приходилось это делать на скорую руку, потому что немцы всё время дышали в затылок. Гул танков слышался совсем рядом. Пару раз омсбоновцы наблюдали неприятеля впереди себя. Но один эпизод запомнился особенно, потому что впоследствии получил продолжение. Помимо минирования дорог, отряду было приказано взрывать попадающиеся по пути следования мосты. Один из таких мостов через речушку встретился сапёрам в районе села Рогачёво. Технология минирования была следующей: к деревянным доскам детонирующими шнурами привязывались толовые шашки, а затем эти доски соединялись между собой в единую цепь и устанавливались на опоры и пролёты моста, после чего производился подрыв всей конструкции. Доски раздобыли в селе и принялись за дело. В самый разгар работы со стороны Рогачёва показались немецкие танки и открыли по взрывникам пулемётный огонь. К счастью, никого из бойцов не задело, но продолжать минирование было уже невозможно, поэтому сапёры побросали мины в снег рядом с мостом и спешно ретировались. Сам мост взорвать так и не успели.