В первом полку командирами отрядов были назначены капитан Николай Васин и старший лейтенант Михаил Бажанов, во втором – капитан Никита Горбачёв и старший лейтенант Кирилл Лазнюк. Замполитом к Лазнюку назначили сержанта госбезопасности Михаила Егорцева. Евгений Ануфриев, успевший повоевать под началом того и другого, без особых раздумий записался к ним в отряд. Это же сделали и другие проверенные в боях красноармейцы его роты. Таким образом, первая рота вошла в отряд Лазнюка почти в полном составе. Медицинский осмотр лазнюковцев проводили военврач второго батальона Илья Давыдов и назначенный военфельдшером во вновь созданный отряд Алексей Молчанов. Увидев знакомые лица, Давыдов не преминул заметить присутствующему на медосмотре командиру подразделения: – Как же заметно все возмужали и повзрослели! – Что есть, то есть, – согласился Кирилл Захарович. И всё-таки у докторского стола многие волновались, как дети. Побаивались, как бы кого-либо не исключили из списков формируемого отряда. Валерий Москаленко, сняв гимнастёрку, стоически переносил холод. Он был здоров, но Давыдов всё же задал обязательный вопрос: – Жалобы есть? – Что вы, что вы! – Можете одеваться. Валерий медлил. Военврач не сдержал улыбки, заметив, как он, вытянув голову, словно студент на экзамене, смотрел то на него, то на командира, пытаясь угадать по лицу, какую ему поставили «отметку». Хитровато сощурившись, старший лейтенант Лазнюк сказал: – Одевайтесь, пойдёте. К столу шагнул Николай Худолеев. – Тоже пойдёт. Боксёр и снайпер, – заключил командир. Один за другим подходили к столу – Соловьёв, Паперник, Лягушев, Захаров. Против фамилии каждого доктор писал по-латински «здоров», а старший лейтенант Лазнюк давал свою аттестацию: – Орёл! Можете одеваться. Дешин, как обычно, был немного бледным, в связи с чем его осмотр затянулся. – Кожа у меня такая… – взмолился боец. – Вы же знаете! – У него частенько случается так, – подтвердил Молчанов. Пока шёл осмотр, он параллельно что-то записывал в свой блокнот. – Ну вот и военфельдшер знает! – обрадовался Евгений. Лазнюк, сдерживая улыбку, посмотрел на своего замполита Михаила Егорцева. – Дешин не подкачает, – поддержал Михаил Тимофеевич. – Он отлично действовал против танков. К тому же туляк. А туляки – народ стойкий. Подошла очередь Ануфриева. От зоркого взгляда военврача не ускользнуло его давнее увечье. – А это что такое? – округлил глаза Давыдов. – Как он вообще попал в войска? Но все, включая Лазнюка, были уже в курсе дела. – Ну, что случилось, то случилось, Илья Юльевич, – миролюбиво прокомментировал Кирилл Захарович. – Перехитрил он всех на медкомиссии. Зато бравый вояка! А ещё специалист в топографии. Стрелок опять же отличный. – Вот мне и интересно, как он умудряется стрелять? Ведь у него почти нет трети фаланги указательного пальца. – Средним приспособился, – признался Ануфриев. – Странно, – покачал головой Давыдов. – Ну, если командир роты не возражает… – Пиши-пиши, Илья Юльевич. Всю ответственность беру на себя. Вскоре отряд Лазнюка был укомплектован. Списочная численность диверсионного подразделения составила 80 человек. Большое внимание уделялось вооружению и экипировке омсбоновцев. Каждому выдали лыжи и белый маскхалат. На ноги – валенки. Вот только крепления на лыжах для валенок были неудобные. На это обратили внимание многие, но делать нечего, приходилось приспосабливаться. Под маскхалатами были тёплые цигейковые куртки, но, что удивительно, гражданского образца, однотонные, чаще всего тёмно-синего цвета. Из ближнего круга знакомых Ануфриева лишь Володе Аверкину досталась клетчатая куртка. Многие обращали внимание на необычный рисунок Володиного полушубка, но на предложение обменять его на обычный с «доплатой» в виде шоколада или консервов Аверкин отвечал неизменным отказом, поскольку необычная расцветка позволяла быстро находить свою куртку среди других. Основным оружием омсбоновцам служили карабины. Как укороченный вид винтовки, они были удобнее при передвижении на лыжах. Полагающийся к карабину боекомплект составлял 240 патронов. Имелись в отряде и несколько автоматов ППД. Казалось бы, спецподразделение – и автоматы должны быть у каждого. Но ввиду острой нехватки этого вида оружия в войсках обеспечить каждого омсбоновца автоматом не представлялось возможным. Да и те, что имелись, достались обходными путями. Ануфриев помнил, что поначалу автомат на весь полк вообще был только один. Его доверили чемпиону страны по стрельбе младшему лейтенанту Ивану Черепанову, который ходил по подразделениям, объясняя устройство ППД, а некоторым, но далеко не всем, даже разрешал подержать его в руках. Позднее командование ОМСБОНа вступило в «частную сделку» с директором одного из предприятий. Он обратился в бригаду с просьбой о выделении людей для пристрелки автоматов. В ответ ему было выдвинуто условие: за каждую тысячу пристрелянных автоматов двадцать единиц передаются на баланс бригады. С этого момента монополия Черепанова на ППД закончилась. Комичная ситуация возникла при получении первой партии автоматов. На ящиках чёрной краской было выведено: «Московская фабрика металлической игрушки». – Ну, теперь поиграем! – смеялись бойцы. В общем, на момент отправки отрядов во вражеские тылы автоматов катастрофически не хватало. Боекомплект везунчиков, которым всё-таки достались ППД, составлял шесть барабанов по 73 патрона в каждом. Ну и какой диверсант без взрывчатки? Восемь-десять килограммов тола, по шесть гранат – обязательное удовольствие. Таким образом, каждый боец, отправлявшийся в командировку, был навьючен как мул. Кроме боевого снаряжения, выдавался десятидневный запас продовольствия: консервы, концентраты, сухари, сахар. А ещё санпакет, финка, котелок, фляжка… Понятное дело, иметь при себе документы во время выполнения задания диверсантам-разведчикам не полагалось. В одежде у каждого были зашиты небольшие справочки, предъявление которых в случае необходимости позволяло подтвердить свою принадлежность к Красной армии. – Расписок не выдаю, всё равно вам их некуда девать, – поговаривал старшина, принимая у бойцов на хранение документы и кое-что из личных вещей. Перед отправкой отряда командование организовало тактическое учение «Взрыв моста и ведение боя с превосходящими силами противника». Тренировка проводилась в условиях, максимально приближённых к боевым. Занятие позволило сделать вывод, что подразделения готовы к успешному выполнению стоящих перед ними боевых задач. Бить оккупантов в их же тылу мечтали если не все, то большинство омсбоновцев. Не случайно количество добровольцев превышало требуемые нормы раза в два. Некоторые особо расторопные при удобном случае обращались непосредственно к руководству бригады с просьбой отправить их на задание. Накануне убытия отрядов из Москвы в расположение второго полка, дислоцировавшегося в соседнем с Белорусским вокзалом здании, наведался командир бригады полковник Орлов. – Почему у вас так шумно? – спросил он, едва переступив порог. На лице дежурного появилась улыбка. – Отправляем две роты, товарищ полковник, а ехать просится весь полк. Михаил Фёдорович вскоре и сам в этом убедился. Первый такой желающий перехватил Орлова прямо на лестнице. В его голосе одновременно звучали решимость и отчаяние: – Товарищ полковник! Красноармеец Строков. Разрешите обратиться! – И, не давая комбригу ответить, выпалил: – Прошу зачислить меня в роту, убывающую на боевое задание! При всей серьёзности момента Орлов едва сдержал улыбку и как можно строже ответил: – Во-первых, отряды уже сформированы. Во-вторых, разве вы не знаете, что положено обращаться по команде? Известный в батальоне радист несколько сник и торопливо, словно боясь, что его уже больше не будут слушать, затараторил: – Я подавал. Но пока до вас дойдёт по команде, они уедут. Пошлите меня, товарищ полковник, – прибавил он с мольбой в голосе. Но Орлов был непоколебим: – Ничего страшного, поедете чуть позже с другими отрядами. А пока занимайтесь по распорядку. Ещё несколько раз в длинных коридорах здания то робким, то грозным «разрешите обратиться» останавливали Михаила Фёдоровича его подчинённые. В эти январские дни бойцы, остававшиеся в расположении части, по-доброму завидовали тем, кому вскоре предстояло сесть в машины и отправиться в сторону фронта. Организация и координация заброски подразделений ОМСБОНа в тыл противника легла на плечи комиссара бригады капитана госбезопасности Максимова и заместителя командира бригады полковника Третьякова. Именно они должны были договориться с командованием 10-й армии о месте и времени перехода советских диверсантов через линию фронта. Тому, что участком для проникновения на занятую врагом территорию избрали именно район наступления 10-й армии, способствовали по крайней мере два обстоятельства. Во-первых, действовавшая на левом фланге Западного фронта 10-я армия глубже других вклинилась в расположение группы фашистской армии «Центр», и поэтому здесь был кратчайший путь в тыл врага. Во-вторых, переход облегчался отсутствием сплошной линии фронта и укреплённых полос. Первым предстояло выехать отряду капитана Васина. Отряд в количестве 77 человек покинул расположение бригады 12 января. Перейдя в тыл противника, васинцы должны были пройти через Жиздру к Брянску, затем в Рославль и Кричев. На всём пути им предстояло подрывать мосты, дороги, нарушать другие коммуникации противника, включая связь. Спустя два дня вслед за ними выехали остальные. Подразделение Горбачёва по численности было таким же, как и у Лазнюка. Отряд старшего лейтенанта Бажанова насчитывал 77 бойцов. Таким образом, общий людской ресурс, задействованный ОМСБОНом в предстоящих операциях, составил 314 человек. Перейдя через линию фронта, отряды Горбачёва, Лазнюка и Бажанова должны были, растворясь в районе Вязьма – Дорогобуж, так же как и васинцы, заниматься нарушением коммуникаций противника, разрушением железных и шоссейных дорог, мостов, уничтожением обозов и мелких групп противника. 14 января стоял 30-градусный мороз. Бойцам было не привыкать в такую погоду передвигаться на машинах с открытым верхом, поэтому по Калужскому шоссе, как водится, ехали с песнями. Но с каждым километром при виде следов фашистских преступлений веселье стихало, а ненависть к врагу усиливалась. О расправах гитлеровцев над советскими людьми во время коротких остановок рассказывали и местные жители. По их свидетельствам, наведение немцами нового порядка в захваченных населённых пунктах обычно начиналось с постройки виселиц. Затем оккупанты переходили к террору и грабежам, а неподчинявшихся вешали и расстреливали. В качестве устрашения фашисты не снимали повешенных по нескольку дней и даже недель. Так же они поступали и с расстрелянными, запрещая жителям под страхом смертной казни подходить к трупам. Оккупанты грабили, подвергали насилию и изгоняли из жилищ стариков, женщин и детей. Люди вынуждены были селиться в землянках, в лесу или просто под открытым небом. Фашисты среди белого дня раздевали и разували первых встречных, в том числе и детей. Жестоко расправлялись со всеми, кто пытался оказывать сопротивление. В одной деревне колхозница, возмутившаяся, что у неё отняли последние продукты питания, была ранена из автомата. Когда она принялась кричать и проклинать фашистов, называя их бандитами и грабителями, её добили, после чего расправились с остальными жителями деревни. Двенадцатилетняя девочка поведала, как два немецких солдата ворвались в их дом и убили почти всех, кто в нём находился. – В доме, кроме меня, были мама, мой братишка, дядя, бабушка и тётя с ребятишками. Дети сидели в углу. Дядя болел. Немцы приняли его за раненого красноармейца, вытащили на улицу и расстреляли. Бабушка умоляла пощадить их ради детей… её тоже вытолкали на улицу и застрелили прямо у порога. Затем из дома выбросили маму. Она споткнулась об убитых, зарыдала, и её тоже убили. Тётя отбежала в сторону, в неё выстрелили, она упала. Кровь залила ей весь левый бок. Немцы дождались, пока она перестанет шевелиться, и ушли… Издевательства над жителями фашисты часто сопровождали пьяными оргиями. Целью особого внимания оккупантов в такие моменты становились девушки и молодые женщины. Врываясь в дома, они насиловали их прямо на глазах родных и детей, глумились над поруганными, а после зверски расправлялись с ними. Некоторых уводили с собой. Из одной деревни забрали нескольких женщин, разлучив их, несмотря на их мольбы, с малолетними детьми. Позднее трупы женщин нашли изуродованными в лесу.