В конце концов, и капля камень точит. Через год после начала их бурного романа Художника наконец признали, ему разрешили выставиться в небольшой галерее и... Его сногсшибательный успех заметил столичный бомонд, газеты восторгались им. Тамара была рада не меньше самого Художника. Она стояла в стороне и радовалась его триумфу. За все это время лишь однажды они созвонились и договорились встретиться в «Славянской вольнице», чтобы отметить творческий успех и годовщину их знакомства. Она приехала первая, сняла номер, накрыла стол и стояла у окна, ожидая приезда любимого человека. Прошло два часа с момента назначенной встречи, в пачке заканчивались сигареты. Тамара даже не чувствовала вкуса белоснежных, тонких сигарет «Карелия», автоматически затушив окурок одной, она тянулась за другой. На улице совсем стемнело, вокруг гостиницы зажглись уличные фонари. Из окна номера была хорошо видна стоянка, на которой среди «Мерседесов», «Ауди», «Тойот» и джипов стояла маленькая белая «Таврия», которая сейчас почему-то показалась ей одухотворенным и самым родным существом на свете. Трубка мобильного телефона неожиданно ожила. — Да, слушаю, — Тамара поднесла трубку к уху. — Это я, — прозвучал голос Художника. Хотя она и надеялась, что любовник задерживается из-за того, что пьян, но его голос звучал абсолютно трезво. — Я не приеду. — Сегодня не приедешь? — Сердце сковали ледяные тиски ужасного предчувствия. — Я вообще не приеду. — Почему? — Мне надоело быть твоим рабом, Султанша! Зависеть от тебя во всем, угождать. Теперь я в состоянии все себе позволить, не завися ни от кого. Меня не ищи, между нами все кончено, — в трубке зазвучали короткие гудки. Бросив телефон на пол, Тома тяжело опустилась на кровать. Невидящим взглядом обвела номер, потом перевела взгляд на сервировочный столик, заставленный хрустальными розетками с черной и красной икрой, блюдами с мясным и рыбным ассорти, салатом из морепродуктов, румяной курицей, фаршированной апельсинами и зажаренной собственноручно. Бутылки с рубиновым вином молдавского «Кагора» и золотистого армянского «Арарата». Палитра праздника угасла, и этот натюрморт смотрелся убого, как старая газетная фотография. Хотелось все это вышвырнуть в окно с четвертого этажа, а самой разрыдаться и пожалеть себя. Сильные люди потому и называются сильными, что редко себя жалеют. Как правило, в критические минуты организм вместо того, чтобы паниковать, жалеть себя или биться в истерике, наоборот, мобилизует все резервы, заставляя человека улыбаться, когда хочется плакать, и танцевать, когда хочется упасть и не встать. И это не зависит от того, на людях этот человек или наедине с собой. Тамара была именно таким человеком. Вытащив из пачки последнюю сигарету, она глубоко затянулась, потом, не выпуская изо рта сигарету, подняла с пола телефон, отключила его и сунула обратно в сумочку. Взглянув на себя в зеркало, она произнесла вслух: — Лицо немного бледное, но это поправимо. Достаточно капельки коньяка... — взгляд упал на бутылку «Арарата», но тут же покачала головой. — Нет, нет, в одиночестве пить — признак алкоголизма. А мой портрет он так и не написал... Роща закончилась, и Тамара оказалась на вершине большого холма, у подножия которого раскинулся так ей необходимый дачный поселок. Хорошо натоптанная дорожка струилась с холма, и как ручеек вливается в реку, так и тропа вливалась в дорогу центральной улицы. «Впрочем, если сравнивать, — размышления вернулись на свою колею, — то здесь сравнивать не с кем. Душка Доцент в постели стонал, кряхтел, жаловался на возраст, а в конце заявлял: «Ты меня загнала, как Дон Кихот Росинанта». Сослуживец... тот делал все по-быстрому — в машине, на квартире, у кого-то из друзей, для него это было что-то вроде выкурить сигарету. Его даже не интересовало состояние партнерши, он был человек компании, «массовик-затейник». Художник вообще в постель не ложился, предварительно не налакавшись винища. Потом долгими часами рассказывал о своей гениальности и непризнанности. Зануда! А вот Виктор, — Тамара почувствовала, как перехватило дыхание, а лицо залила краска прилившей крови. — Его, пожалуй, можно сравнить с Мальчишем-Кибальчишем. День простоял и ночь продержался. И в остальном всем троим не уступит, может, только картин рисовать не умеет... А может, умеет, я ведь его об этом не спрашивала». Наконец она достигла первых строений. Поселок был небольшим, как теперь говорится, рабочим. Здесь наделы в шесть соток получали заводские рабочие, поэтому Дроздово не блистало многоэтажными особняками с зимними садами и фонтанами. В основном поселок был застроен фанерно-металлическими лачугами, куда горожане приезжали жить только на лето. Хотя были и добротные дома с кирпичными трубами, над которыми курился прозрачный дымок. Весеннее солнышко еще слабо грело, но в некоторых дворах уже хозяйничали трудолюбивые пенсионеры, наводя порядок после холодной зимы. Тамара, четко следуя полученным от Виктора инструкциям, наконец нашла дом с большой стеклянной верандой и деревянными воротами. Перед домом был разбит небольшой палисадник, в котором, орудуя граблями, собирал прошлогоднюю листву высокий старик в синей теплой спецовке и вязаной розовой шапке с большим помпоном на макушке. Веселенький головной убор не очень гармонировал с продолговатым, морщинистым лицом аскета. Именно таким и описал Савченко хозяина здешней дачи. — Добрый день, — громко поздоровалась Тамара со стариком. Тот прекратил свое занятие, потом отложил садово-огородный инструмент к ограде палисадника и не спеша направился к калитке, внимательно вглядываясь в лицо незнакомки. Наконец, приблизившись достаточно близко, произнес: — Здравствуйте. — Вы — Абрам Самуилович Урис? — Не похож? — удивленно подняв брови, насмешливо спросил старик. — Именно таким мне вас и описали, — призналась женщина. — Чем могу быть вам полезен? — Видите ли, я ищу Дмитрия Павловича Лескина, — произнесла гостья и тут же увидела, как посерело лицо старика. — Никогда про такого не слышал, — буркнул он. — А насколько мне известно, вы старые друзья, — попробовала как-то разрядить нарастающий гнев хозяина дачи Тамара, но было уже поздно. — Что вы себе позволяете? — Урис неожиданно для себя самого стал повышать голос. — Вы что, из налоговой инспекции и хотите меня привлечь за то, что я держу квартирантов и не плачу налогов? Ничего у вас не выйдет, спросите у участкового, он подтвердит, что я живу один. Дать вам его адрес? — Не надо мне никакой адрес, — сдерживаясь из последних сил, чтобы не нагрубить, произнесла Тамара. — Просто моему знакомому Виктору Савченко нужна его помощь. Он дословно просил передать: «Передай Палычу привет от Пистона». — Ой, девушка, что вы мне морочите голову своими ребусами. Я же вам сказал, никакого Павловича я не знаю и тем более какого-то Пистона. Прямо цирк шапито устроили, — пробурчал Урис. Потом внимательно посмотрел на женщину и спросил: — А может, вы шпионка? — Нет, я не шпионка, — ошарашенно произнесла Тамара, сообразив, что поездка к черту на кулички в это Дроздово никакая не авантюра, а следствие больного воображения, впрочем, как и лечь в постель с мужчиной, которого знала меньше часа. — Извините, до свидания, — потупив глаза, произнесла она уставшим голосом и, круто развернувшись, пошла обратно. Старик молча, не отрываясь, смотрел ей вслед. Проснулся Тимур около восьми часов утра по-своему внутреннему будильнику. Шторы на окне были распахнуты, из-за стекла смотрел ясный, солнечный день. Чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, на душе соловьи пели песни, хотелось... Но в постели он оказался один. Вздохнув, Тимур поднялся с постели, накинул на себя темно-синий, расшитый американскими звездами, махровый халат, завязал пояс на талии и вышел из спальни. Умывшись и причесавшись, он направился на кухню. Там вовсю кипела работа, стол был заставлен деликатесами, которые он принес накануне. В центре стола стояла бутылка «Цинандали», на сковороде шипели осетровые стейки, а в окошке освещенной духовки кувыркался нанизанный на шампур цыпленок, демонстрируя румяные бока. — Что за пир на весь мир? — весело воскликнул Тимур. — Ой, напугал, глупыш, — воскликнула Лариса, от неожиданности едва не выронив нож, которым нарезала крабовое мясо. Потом добавила: — Рано проснулся, не успела все закончить — Так все-таки, что за праздник? — настаивал Тимур. — Никакого праздника, — ответила женщина. И тут же, взмахнув ножом, с кавказским акцентом произнесла: — Просто настоящий мужчина, джигит, должен хорошо и главное — разнообразно питаться. Так ты, кажется, учил меня в первые дни нашего знакомства? — Хорошая ученица, — улыбнулся Тамерлан. Пройдя через кухню к окну, взял с подоконника пачку «Парламента», достал оттуда сигарету, прикурил, потом поставил перед собой телефонный аппарат, но, прежде чем начать набирать номер, сказал: — Свари мне кофе. Лариса отложила все свои дела, достала серебряную турку и пачку молотого натурального колумбийского кофе. Этот сорт нравился им обоим... Тимур, набрав номер мобильного телефона, который он оставил Джавдету, подождал несколько секунд, наконец на другом конце ответили. — Привет, Гонза, это Тамерлан. Как у нас дела? Джавдет после вчерашнего возлияния с «перекуром» еще плохо соображал, поэтому его рассказ был длинным и сбивчивым, но Тимур сразу ухватил суть. — Бабу, говоришь, снял и всю ночь ее «жарил»? Ай, молодца, — рассмеялся резидент. — Проститутка? — Нет... Тимур нахмурился, потом переспросил: — Что, из порядочных? — Ну, не совсем, — хмыкнул Джавдет. — Она сняла номер в правом крыле, накрыла «поляну», видимо, ждала любовника. А тот не пришел, вот она и направилась в бар, утопить в алкоголе горе. Там ее наш жеребчик и закадрил. Думаю, она только в выигрыше осталась... — Ты уверен, что с ней все так, как ты говоришь? — Да, полностью, — ответил, уже окончательно придя в себя, Гонза. — Имрам ходил справляться насчет нее у портье и коридорных. Все полностью подтверждается, она тут часто бывала с каким-то длинноволосым типом. Номер, как правило, бронировали на одни сутки, но задерживались на несколько часов. Имрам был в ее номере, видел сервированный стол, говорит, дорогую жратву дамочка выставила. А длинноволосый ее кинул... Тимур несколько минут помолчал, представляя, что ему дает сложившаяся ситуация. Приличная женщина куда более ценный свидетель для следствия, чем все проститутки, горничные с коридорными и постояльцами кавказской национальности. Потому что она — ПРИЛИЧНАЯ ЖЕНЩИНА. — Он там ей ничего не наболтал лишнего? — Да ты что?! Он вообще ничего не говорил, пыхтел как кузнечный мех. А сейчас дрыхнет, как слон. — А мадам? — Чуть свет покинула номер и исчезла, — весело произнес Гонза и тут же спохватился: — А что, надо было проследить? — Нет, — ответил Тимур, докурив сигарету, окурок выбросил в открытую форточку. — Если снова появится, вы ее не трогайте и вообще не мешайте им. Только следите, чтобы этот секс-машина лишнего не наговорил. — Все будет в порядке, — пообещал Гонза. — Тогда до завтра, — мобильник отключился, по кухне плыл аромат свежесваренного кофе. Он был настолько мощным, что заглушал другие кухонные запахи. Лариса разлила густой темно-коричневый напиток в две маленькие фарфоровые чашечки. Поставив одну напротив Тимура, другую на противоположный край стола, присела на краешек табуретки и закурила. Рассматривая сквозь клубы дыма лицо любимого, неожиданно спросила: — Ты уже все свои дела закончил? — Остались кой-какие штрихи до завершения шедевра... — Когда снова уезжаешь? — Для этого никуда не надо уезжать. Все события будут разворачиваться здесь, — честно признался любовник. — Тим, разреши мне помочь тебе, — умоляющим тоном произнесла Лариса. Тимур задумался, вновь прокручивая ситуацию. За последние годы он сильно привязался к этой женщине, видимо, ее животная, нечеловеческая любовь поразила и его. После возвращения из Чечни он дал ей все: деньги, положение в обществе, квартиру, машину. Решив, что не допустит больше, чтобы она вновь рисковала своей жизнью... «Впрочем, здесь никто не рискует своей жизнью, кроме этого лопоухого морячка, — подумал Тамерлан, глядя на томящегося в духовке цыпленка. — Все распределено и вызубрено назубок, как в хорошей пьесе. Остается только сыграть». Он был абсолютно уверен, что ликвидация изменника и перебежчика Бахрама Джамбекова пройдет без сучка и задоринки. Но, потом... Несмотря на вспыхнувшую в Чечне резню по законам кровной мести, ФСБ будет здесь «рыть» землю, пытаясь докопаться до истины, искать свидетелей. Но что они могут найти? Боевики, приданные для обеспечения операции, вернутся вместе с Гонзой на войну. Хотя Тимур сильно сомневался, что толстый шашлычник вернется в Ичкерию. Уважения среди других полевых командиров никогда он не имел, людей своих растерял, там ему делать нечего, это уже не его война. Впрочем, Джавдета опасаться не стоит, на нем столько грехов, что он вряд ли будет себя афишировать. Есть еще Сафин, «сливной бачок», он не только знает все подробности предстоящей операции, но даже в какой-то мере является ее художественным оформителем. Ему после всего случившегося скорее всего будет обеспечена «крыша» мирового сообщества и всей западной прессы.