Спорить с этим было трудно, если вообще возможно. Войну часто сравнивают с сильнодействующим наркотиком, вызывающим быстрое и устойчивое привыкание. Юрий находил это сравнение довольно точным, а Роман Данилович сидел на адреналиновой игле с незапамятных времен, и нынешняя жизнь педагога и примерного семьянина при всех ее неоспоримых достоинствах наверняка казалась ему пресной и скучной до невозможности. Кроме того, близкое знакомство Ти-Рекса с президентом М’бутунга и впрямь могло существенно облегчить выполнение возложенной на Якушева миссии. — А Дашка? — выложил он свой последний козырь. Быков крякнул, заметно помрачнел и, завладев бутылкой, наполнил рюмки. — А что Дашка? — подумав, выдал он не блещущий оригинальностью и вполне предсказуемый ответ. — Навру чего-нибудь. Командировка по обмену опытом, плановый медосмотр в закрытом госпитале… И вообще, вышла замуж за военного — пусть терпит. — Сейчас, — вслед за чмоканьем дверной защелки прозвучал в прокуренной кухне голос, хозяйка которого, судя по тону, была не прочь выцарапать кому-нибудь глаза, — сейчас-сейчас, только галоши надену. И сразу начну терпеть. — Попали, — упавшим голосом сказал Быков. — Беги, Данилыч, я прикрою, — предложил Юрий. — От меня не убежишь, — предупредила Даша. Взъерошенная со сна, одетая в чересчур большую для нее тельняшку Якушева, она выглядела не на шутку рассерженной. Взяв со стола только что наполненную мужем для себя рюмку, мадам Быкова лихо ее хлопнула и со стуком поставила на место. — Орать надо потише, заговорщики. А когда заговор раскрыт, бегать бесполезно — пуля догонит. Она без спросу вытряхнула из пачки Юрия сигарету. Якушев машинально чиркнул зажигалкой; Даша прикурила, выпрямилась и, подбоченившись, решительно объявила: — Никогда не была в Африке. Решено: еду! А с вами или без вас — думайте сами. — Не было печали — черти накачали, — сказал Якушев. — Интересно, — на правах законного супруга рискнул осторожно съязвить Роман Данилович, — как это ты туда доберешься без паспорта и денег? — Продам все Юркино барахло, — хладнокровно предложила первый пришедший в голову вариант Даша, — а на вырученные деньги куплю фальшивый паспорт. Тоже мне, проблема! Или договорюсь с каким-нибудь пилотом. Если понадобится, даже с целым экипажем. Если с дальнобойщиками ездят плечевые путаны, почему бы им не летать с пилотами? — Но-но! — забеспокоился Быков. — А ты как думал? Вы будете в президентском дворце с негритянками обниматься, а я — дома перед телевизором твои носки штопать?! — Какие еще негритянки? — безнадежным тоном огрызнулся Быков. — Какие носки? Можно подумать, ты умеешь их штопать… — Тем более, — не слишком логично, зато с большим апломбом заявила Даша. — Чем в таком случае прикажешь заниматься — сидеть у окна и вздыхать, глядя на дорогу? — Не едет ли в кораблике доктор Айболит, — не ко времени вспомнив детство, вполголоса пробормотал Якушев. Быков посмотрел на него, и в грустном взгляде Ти-Рекса Юрий разглядел отражение собственной мысли: эта бешеная все равно не отстанет. — Сидеть дома и ждать мужа — нормальное дело для нормальной женщины, — сделал последнюю попытку перейти в контратаку Роман Данилович. — Вот и женился бы на нормальной, — одним выстрелом заставила контратаку захлебнуться непобедимая госпожа Быкова. — А будешь обзываться — получишь в глаз. — Бачили очи, що купувалы, — от полноты чувств перейдя на украинский, сказал Быкову Юрий и обратился к Даше: — Ты чокнутая, Дашка, но это, к счастью, не моя проблема. Если ты настаиваешь, а Данилыч не возражает… — Пусть попробует, — жадно глотая сигаретный дым, в тон ему произнесла Даша. — Разбирайтесь сами. Я спрошу, возможно ли это… Сказать «но» и завершить фразу обтекаемым намеком на невозможность удовлетворения выдвинутых требований ввиду их заведомой невыполнимости Юрию не дали. — А ты спроси так, чтоб было возможно, — посоветовала Даша, и Якушев не нашелся с ответом. * * * Человек, которого Роман Данилович Быков охарактеризовал как проходимца и чернокожего жулика, стоял на обочине загородного шоссе, подняв воротник куртки и пряча в карманах зябнущие ладони. В свете фар проезжающих мимо машин седыми космами клубился, лениво перемещаясь над сырым асфальтом, густой туман. Каждый раз, когда туман над гребнем ближнего холма наливался размытым сиянием, беглый президент Верхней Бурунды вскидывал руку, голосуя, но машины одна за другой проносились мимо, даже не притормаживая. Некоторые принимали влево, будто опасаясь, что несостоявшийся ночной попутчик в отместку прыгнет под колеса, другие раздраженно сигналили, предлагая убраться с дороги, а один ухарь на джипе пронесся так близко, что африканцу пришлось отскочить, спасая свою жизнь: вынесенное далеко в сторону на металлическом кронштейне зеркало едва не снесло ему голову. Психика у него была устойчивая, но мало-помалу М’бутунга начинал нервничать. Его уже ждали, а он все еще находился в точке, расположенной в добрых двадцати километрах от места встречи. Угнанная «тойота» подвела экс-президента: в ней банально кончился бензин. Пускаясь в бега, М’бутунга за всеми своими волнениями и заботами просто забыл посмотреть на датчик; неприятность вышла глупейшая, и, сколько бы оправданий своей рассеянности он теперь ни придумал, легче от них не становилось: веские доводы и уважительные причины в бак, увы, не зальешь. Ситуация усугублялась тем, что сдохла не только машина, но и батарея мобильного телефона. Швырев, у которого беглец реквизировал телефон, пользовался аппаратом известной фирмы, собранным в Китае. Эта игрушка имела большой сенсорный экран, встроенные радио- и телеприемник, музыкальный проигрыватель и массу дополнительных функций. В результате заряд батареи она не потребляла, а буквально жрала, как старый «кадиллак» бензин, и единственный короткий разговор с нужным человеком прикончил ее так же верно, как если бы М’бутунга швырнул проклятую штуковину на асфальт и растоптал каблуком. На гребне холма опять вспыхнули яркие фары. Африканец повернулся к машине лицом, поднял руку и скроил просительную мину, хотя и сомневался, что водитель движущегося на большой скорости автомобиля сумеет в тумане рассмотреть и по достоинству оценить богатство и выразительность его мимики. Машина поравнялась с ним, и африканец, боясь поверить своей удаче, услышал громкий шорох цепляющихся за шершавый асфальт покрышек и увидел рубиновое сияние вспыхнувших тормозных огней. Автомобиль, оказавшийся немолодой «Волгой» с тонированными окнами и титановыми колесными дисками, остановился на обочине в десятке метров впереди, и М’бутунга неуклюже побежал к нему, держа руки в карманах и втянув в воротник куртки непокрытую голову. Добежав, он сразу схватился за ручку передней двери, но дверь оказалась запертой. Оконное стекло немного опустилось, открыв щель шириной с ладонь, из салона повеяло теплом и запахом табачного дыма. М’бутунга увидел тускло освещенную приборную панель и повернутое к нему лицо водителя. — В Африку собрался? — спросил тот. Это был мужчина лет тридцати пяти, а может быть, и сорока — разумеется, белый и, судя по прозвучавшей шутке, не слишком большого ума. М’бутунга на шутку не обиделся — в курсантские времена он и сам шутил примерно так же, вовсю эксплуатируя как особенности своей необычной для здешних мест внешности, так и предрассудки, питаемые местным населением в отношении людей с его цветом кожи. — Кушать хочу, — подыгрывая шутнику, сообщил он. — Ищу, кого схавать. До города не подбросишь? А то здесь я уже два часа охочусь и никого не поймал. Мимо с шумом пронеслась, обдав тугим ветром и вонью дизельного выхлопа, очередная машина. Ее фары осветили салон «Волги», дав африканцу возможность убедиться, что, кроме водителя, внутри никого нет, а производимый ею шум полностью заглушил негромкий щелчок взведенного в кармане курка. Когда стало тише, М’бутунга услышал доносящийся из салона «Волги» хрипловатый смех. — Веселый ты мужик, даром что черный, — сказал водитель и, потянувшись через сиденье, разблокировал дверной замок. — До города два косаря, меньше не возьму — кризис! М’бутунга открыл дверь, вынул из правого кармана пистолет и выстрелил в улыбающееся лицо. — А ты тупой, даром что белый, — сказал он и огляделся. На шоссе было пусто. Изношенный движок «Волги» клокотал под капотом, заставляя машину мелко вибрировать, из выхлопной трубы, смешиваясь с туманом, выбивался подсвеченный красным пар. Туман клубился в лучах фар, из открытой двери по-прежнему тянуло теплом и табачным дымом. Африканец поставил на предохранитель и убрал в карман пистолет, обошел машину, открыл переднюю дверь и, подхватив под мышки, выволок оттуда мертвого водителя. Пятки убитого прочертили две кривые борозды в утрамбованной каменистой земле обочины, левая туфля свалилась с ноги и осталась лежать в метре от асфальта, хорошо заметная в свете задних габаритных огней. М’бутунга сбросил труп в кювет, пинком отправил туда же туфлю, забрался на переднее пассажирское сиденье, захлопнул обе дверцы и включил потолочный плафон. На водительском сиденье крови почти не было. В кармане на дверце обнаружилась испачканная моторным маслом тряпка. Африканец тщательно протер руль, сиденье и пробитое пулей стекло левой дверцы, которое было-таки основательно заляпано, заткнул пробоину тряпкой, чтобы не сквозило, и только после этого, погасив в салоне свет, перебрался за баранку. Бумажник убитого водителя лежал во внутреннем кармане его куртки. Там было немного денег и пластиковая кредитная карточка, на обратной стороне которой покойный недоумок нацарапал чем-то острым ПИН-код. — Живем, — обнаружив это обстоятельство, вслух сказал Пьер Мари М’бутунга. Под ветровым стеклом лежала открытая пачка сигарет. Африканец закурил, закашлялся и, бросив сигарету на пол, растер ее по резиновому коврику подошвой: он уже позабыл, какой дрянью травятся широкие массы рядовых россиян. Сигареты, прихваченные во время побега в охотничьем домике, были получше; М’бутунга зажег одну из них, воткнул первую передачу и аккуратно тронул «Волгу» с места. Вскоре, следуя полученным по телефону инструкциям, он свернул с шоссе на придорожную стоянку для отдыха. Здесь уже стоял черный «мерседес», кажущийся матовым из-за осевших на нем мельчайших капелек тумана. Въезжая на стоянку, М’бутунга постарался развернуть машину так, чтобы фары хотя бы ненадолго осветили «мерседес». Это у него получилось, но мало что ему дало: стекла в «мерине» были тонированные, а когда он поставил «Волгу» точно позади, на просвет ему стали видны только высокие подголовники. Он погасил фары, выключил зажигание и наудачу порылся в бардачке. К его немалому облегчению, среди загромождавшего бардачок ни на что не годного хлама нашелся небольшой электрический фонарик, который к тому же исправно работал. Кроме фонарика, здесь же обнаружилось кепи — камуфляжное, явно армейского образца, но без следа от кокарды. Нахлобучив этот головной убор, который пришелся ему почти впору, М’бутунга протер окровавленной тряпкой все, к чему прикасался, вылез из машины и неторопливо двинулся к «мерседесу», держа в левой руке выключенный фонарик, а правой сжимая рукоятку лежащего в кармане пистолета. Судя по окрашенному в цвета российского флага номерному знаку и торчащему на крыше синему стеклянному ведерку проблескового маячка, «мерседес» был именно тот, а не какой-то другой, но после своих дорожных приключений экс-президент Верхней Бурунды был склонен слепо верить людям на слово еще меньше, чем когда-либо прежде. Подойдя к «мерседесу», он постучал в окно со стороны водителя. Стекло поехало вниз с мягким шорохом и едва слышным жужжанием и почти сразу остановилось. — В чем дело? — резко и неприветливо осведомился знакомый голос. М’бутунга включил фонарик, подсветив снизу свое лицо, и недовольство сменилось искренним изумлением: — О господи! Ты в своем репертуаре, шагу по-людски не ступишь… Залезай! — Минуточку. — Наклонившись к открытому окну, африканец обвел лучом фонарика пустой салон и только после этого, обойдя машину, забрался на переднее пассажирское сиденье. Когда он открыл дверь, под потолком автоматически зажегся матовый плафон, в свете которого неярко, но весьма красноречиво блеснул вороненый ствол направленного на водителя пистолета. — Шпалер на заднее сиденье, живо! Водитель, оказавшийся крупным, слегка погрузневшим мужчиной с холеным, но грубым лицом человека, привыкшего к беспрекословному подчинению окружающих, криво усмехнулся, двумя пальцами выудил из-под полы дорогого пальто пистолет, подержал перед собой, демонстрируя африканцу, а затем все с той же брезгливой, презрительной усмешкой швырнул на заднее сиденье. — Доволен? — спросил он. — Какая муха тебя укусила? — Заводи, — распорядился М’бутунга и в свою очередь криво ухмыльнулся. — Муха… Если хочешь знать, меня покусал целый рой мух. Они вьются надо мной от самого Найроби. Поэтому я сегодня нервный. — А тебе не приходило в голову, что это неспроста? — невинным тоном поинтересовался водитель, запуская мотор. — Мухи, знаешь ли, редко ошибаются. — Ха. Ха. Ха, — раздельно, с неимоверной язвительностью произнес Пьер Мари М’бутунга, демонстрируя, что по достоинству оценил не блещущую новизной подначку, и расслабленно откинулся на обитую шелковистой натуральной кожей спинку. Водитель включил фары. «Мерседес» мягко тронулся, почти беззвучно выкатился на дорогу и, набирая скорость, устремился сквозь густеющий туман в сторону Москвы. Только после этого, убедившись, что водитель целиком сосредоточил свое внимание на управлении машиной и неспособен выкинуть какой-нибудь неожиданный фортель, экс-президент Верхней Бурунды поставил на предохранитель и убрал в карман ставший ненужным пистолет. Глава 9 — Подумай, сынок. По-моему, твой Быков — неплохой вариант, как ты полагаешь? — своим глубоким, прямо-таки оперным басом сказал генерал Алексеев и, не дожидаясь ответа, положил трубку. Он все еще чему-то улыбался. Это выражение лица было ему, в общем-то, несвойственно, не говоря уже о громком хохоте, которым его превосходительство минуту назад основательно напугал подполковника Егорушкина. Впрочем, уже в следующее мгновение тяжелая, будто вырубленная тупым топором из дубового корневища, физиономия генерала привычно нахмурилась, и Егорушкин сел ровнее, глядя на начальство с подчеркнутым вниманием. При этом он старался не слишком таращиться, отчего, как сам чувствовал, со стороны сильно напоминал сыча. На протяжении трех минувших суток подполковник проспал в общей сложности часа четыре, от силы пять; сейчас время близилось к полуночи, и кофе, который Егорушкин почти непрерывно, чашку за чашкой, садил чуть ли не с самого утра, не вызывал уже ничего, кроме тошноты и сердцебиения. — Вот и славно, — сказал Алексеев и, взяв со стола забытый стакан в массивном литом подстаканнике, хлебнул крепкого чая. Кофе он не признавал и пил его в исключительных случаях, когда этого требовали правила этикета или оперативная необходимость (что применительно к нему, как правило, было одно и то же). — Можешь передать благодарность своим ребятам, подполковник. Они отлично сработали, все вышло вполне убедительно. По крайней мере, объекты клюнули. Они уже здесь, в Москве, скрываются на квартире Спеца. О чем это нам говорит? Подполковник напряг умственные способности. Он был далеко не глуп, но сейчас испытывал такое ощущение, словно кто-то украл у него головной мозг, натолкав вместо него в череп сырой ваты. Кроме того, он давно отвык действовать вслепую, не зная конечной цели операции, и с трудом перебарывал раздражение: ну что вы еще от меня хотите, откуда я знаю, о чем это вам говорит, и какое мне до всего этого дело?! — Это, — сказал он, — говорит нам о том, что гражданин Быков, как и подавляющее большинство российских граждан, боится полиции и не верит в ее способность разобраться, кто прав, кто виноват, защитить невиновных и наказать злодеев. Особенно если злодеи облечены какой-никакой властью, — добавил он, подумав еще секунду. — И все? — И все, — понимая, что сильно рискует, но испытывая от этого какое-то мазохистское удовольствие, с вызовом сказал Егорушкин. — Я не понимаю, каких глубоких выводов вы ждете от меня на основании этого рядового факта, товарищ генерал. И еще я не понимаю, что вас так обрадовало, чем так уж сильно отличились мои люди. Я лично считаю, что поставленную перед ними задачу — проверить, на что способны объекты, — они выполнили только наполовину. — А почему? — нисколько не обескураженный этим тихим бунтом на корабле, спокойно спросил Ростислав Гаврилович. — Ну, почему… — остывая, пожал плечами подполковник. — Изначально планировалось спровоцировать женщину на силовой контакт, проверить, так сказать, ее навыки — аккуратно, не нанося телесных повреждений, — а затем нейтрализовать, зафиксировать и посмотреть, что станет делать мужчина…