Когда он уезжает, я еще раз оглядываюсь по сторонам в попытке запомнить Рим, каким никогда его не видела – сонным и залитым солнцем, вальяжным и ласковым, как пригревшийся на солнце кот. Уже поворачиваюсь в сторону отеля, когда взгляд падает на фонтан Треви. В этот ранний час здесь нет ни одного туриста, и, залюбовавшись им, я вдруг вспоминаю слова Бьянки Буджардини: «Когда будешь гулять по городу, брось в фонтан Треви монетку. Но обязательно сделай это правой рукой через левое плечо, и тогда непременно вернешься в Рим! А если бросишь две, встретишься со своей любовью». Улыбаюсь, думая о великолепной итальянке, которая заставила меня пообещать это. Нащупываю в кармане пару центов. Надеюсь, римские боги не очень капризны. Встаю спиной к фонтану и бросаю через левое плечо монетку. А затем, подумав несколько секунд – еще одну. Вторую. Глава 13 «Во сколько ты прилетаешь? Я вернулся из Лос-Анджелеса. Встречу в аэропорту :)» Еще раз перечитываю сообщение Яна. После того, что произошло ночью, нет смысла откладывать разговор. Уверена, он будет неприятным для нас обоих, но лучше резать без промедления и по живому, чем продолжать бессмысленную агонию. Скидываю ему информацию о рейсе и иду на посадку. Самолет взлетает. Задумчиво смотрю в иллюминатор. Второй раз за пару месяцев улетаю из Италии, а ощущение такое, будто прошла целая жизнь. Касаюсь пальцами стекла, словно пытаясь потрогать образовавшийся с другой стороны иней, нащупать исчезнувшее время. Покидая Неаполь, я без приглашения заявилась в сон к Зейну ради спонтанного секса без обязательств, но вместо того, чтобы получить головокружительный оргазм, запустила цепочку странных событий. Могла ли я представить, что буду скучать по джинну, столкнувшись с невозможностью вновь увидеться с ним во сне? Усмехаюсь. Если бог существует, у него отличное чувство юмора. Полет проходит быстро. А может, мне так кажется, ведь время всегда ускоряется, когда ты очень чего-то не хочешь. Или боишься. В моем случае это предстоящее объяснение с Яном – единственным человеком, который настойчиво пробует сблизиться со мной, несмотря на мои странности. Далеко не единственным человеком, которого я оттолкну, как неоднократно делала с другими. Самолет попадает в зону турбулентности. Тяжело вздыхаю. Сидящий рядом мужчина понимающе улыбается. Наверное, решил, что у меня аэрофобия. Криво улыбаюсь в ответ и отворачиваюсь к иллюминатору. На секунду в голове возникает искаженное злобой лицо Асафа. Знал бы мой попутчик, чего я боюсь на самом деле… В здании аэропорта, как всегда, многолюдно, и я не сразу нахожу Яна. Он без шляпы и накладных усов – сегодня скрываться от папарацци ему помогает старый журнал для домохозяек. Интересно, он понимает, что попытка замаскироваться подобным образом вызывает еще больше косых взглядов? – Всерьез пытаешься убедить окружающих в том, что не прячешься, а планируешь связать модный свитер с оленями по выкройкам середины восьмидесятых? Веселость в голосе звучит так наигранно, что мне становится тошно от самой себя, но, кажется, Ян ничего не замечает. Он обезоруживающе улыбается и разводит руками. – Схватил первый попавшийся журнал из маминой коллекции. – Ты живешь с родителями? – Вырывается у меня. Образ успешного рок-музыканта прочно ассоциируется с гастролями, поклонницами и полными залами, но никак не с мамой, которая готовит завтрак любимому сыну, пока степенный отец семейства листает воскресную газету. – У тебя на лице написано все, о чем ты сейчас подумала. – Ян шутливо щелкает меня по кончику носа. – Не переживай, я не маменькин сынок. Живу отдельно уже пять лет, но в квартире, которую купил недавно, идет ремонт, поэтому мне пришлось на время переехать к семье. К счастью, места достаточно и для меня, и для сестер. Пойдем? Он кивает в сторону парковки, и мы спешим к машине, пока на нас не начали обращать внимание. За окном мелькают знакомые пейзажи, и я старательно изображаю заинтересованность в растущих у шоссе кустах, не отрывая взгляда от дороги. Судя по всему, получается у меня хреново, потому что Ян спрашивает, первым нарушив молчание: – Ли, с тобой все в порядке? Вот и он, момент истины. Дальше только неловкий разговор и неизбежное чувство вины. Впрочем, с последним я уже смирилась. – Послушай, мне стоило сказать тебе сразу, но я ужасная трусиха… – Замолкаю, не решаясь продолжить, а затем собираюсь с духом и выдаю все, что мысленно повторяла с момента, когда вернулась в отель. – Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Ты хороший, нет, ты идеальный, однако я не чувствую того, что должна чувствовать. Я пыталась, правда… Не могу. – Я знаю, – спокойно отвечает Ян, и я с удивлением смотрю на него, наконец отвернувшись от окна. – Знаешь? – Ли, я вижу, что с тобой что-то происходит. Вижу, как ты мучаешься. Не надо. Ты ничего мне не обещала. Я не собираюсь тебя осуждать. Гора падает с плеч, погребая под камнями страх перед честным признанием. Гора рассыпается, оставляя в легких разреженный воздух, от которого кружится голова. – И… ты не злишься? – Нет. Более того, я готов сам произнести сакраментальную фразу, которая так тебя пугает. – Он грустно улыбается. – Давай останемся друзьями? Пораженно смотрю на Яна, не веря, что он принял мое решение – вот так просто, без обвинений и вопросов. Киваю и выдыхаю с облегчением, но потом вспоминаю, что должна сказать еще кое-что. – Спасибо. За все. И за пластинку тоже. Это потрясающий, однако… слишком дорогой подарок. Я не могу его принять. – Оставь ее у себя… – Начинает Ян, но я не даю ему договорить. – Пожалуйста. Я настаиваю. – Хорошо. Он не спорит со мной, и я благодарна ему за это. Когда мы подъезжаем к дому, появившееся между нами напряжение почти не ощущается. Тем не менее, мы оба понимаем: для того, чтобы оно исчезло окончательно, понадобится время. Вместе поднимаемся в квартиру за пластинкой, но, оказавшись на лестничной клетке, я не спешу доставать ключи. Что-то не так. Не сразу, но я замечаю, что именно. Ян в недоумении глядит на меня. Жестом показываю на приоткрытую дверь, и его взгляд моментально меняется. Осторожно оглядываясь, он первым входит внутрь. Захожу следом и теряю дар речи. Моя небольшая аккуратная квартира перевернута вверх дном. Создается впечатление, будто два дня без перерыва кто-то проводил здесь бои без правил. Вспоротый матрас валяется на полу, обнажив деревянный каркас кровати. Постельное белье разбросано рядом, подушки выпотрошены. У пустых полок шкафов – горы рваной одежды. На подоконнике и на столе лежит пух. Жалюзи сорваны с окон. Компьютер разбит. А совершенно не пострадавший портрет Мика Джаггера насмешливо глядит на меня со стены: «Мы знатно повеселились без тебя, крошка. Как в старые добрые времена, да, в точности так. А ты пропустила всю вечеринку…» – Тебя ограбили. – Хмурится Ян. – Надо проверить, что пропало. – Непохоже. – Я качаю головой и беру в руки пластинку Queen. – Если бы того, кто вломился ко мне, интересовали деньги, вряд ли он бы прошел мимо раритета с автографом Меркьюри. – Возможно, не понял, какое сокровище лежит на твоей тумбочке? – Сомневается Ян. – Скорее, искал что-то другое… «Например, кольцо отца», – мысленно добавляю я, но вслух ничего не говорю. Не хватало еще вмешивать Яна в мои проблемы с Асафом. Пока мы ждем полицию, я разливаю по чудом уцелевшим кружкам чай и, смахнув пух, сажусь на подоконник. Задумчиво разглядываю устроенный беспорядок и неожиданно вспоминаю, что двадцать лет назад уже видела нечто подобное. – Ма-а-ам, что случилось? – Голос дрожит, и даже теплая мамина рука, сжимающая мою ладонь, не помогает успокоиться. Наш обставленный с такой любовью дом превратился в грязную свалку. Горшки с цветами разбиты, мебель сломана, картины вырваны из рам. Уцелели, кажется, только стекла в окнах, и это еще больше усиливает контраст между тем, что было раньше, и тем, что есть сейчас. Мама опускается на пол и перебирает сломанные стебли гортензии. Почему-то именно они, а не разрезанные ножом сидушки кресел и упавший шкаф, расстраивают ее больше всего. Наконец она вспоминает о том, что я стою рядом, и притягивает меня к себе. – Извини, детка, это моя вина. Но я обещаю, все будет хорошо. Всхлипываю и поднимаю глаза на высокого полицейского с сединой в висках, который осматривает гостиную, а затем проходит на кухню. – Нора, я правильно понимаю, что ничего из ценных вещей не пропало? Драгоценности, деньги, ценные бумаги – все на месте? – Да, – тихо отвечает мама, не отводя взгляда от гортензий. Полицейский сдвигает брови и в раздумьях трет переносицу. – Вы подозреваете кого-то? – Да, – уже уверенней повторяет мама. – Последние полгода я регулярно организую митинги против вырубки леса под строительство торгового центра. Мы с волонтерами неоднократно получали анонимные угрозы, но никто не думал, что они решатся воплотить их в жизнь. Вторжение в мой дом – это демонстрация силы, направленная на то, чтобы мы прекратили бастовать. – Кого вы имеете в виду, говоря «они», Нора? – Полицейский подается вперед, стараясь не упустить ни слова. – Людей, которые приобрели права на владение землей. Полицейский обдумывает полученную информацию. – У вас есть доказательства? – Нет, – устало бормочет мама, и я понимаю, что она вот-вот расплачется. Мне хочется защитить ее, хочется, чтобы все скорее закончилось, и ее единственной заботой снова стала пересадка растений в новые красивые горшки. Изо всех сил вцепившись в плюшевого щенка, выхожу вперед и кричу большому взрослому мужчине: – Она не знает, ничего не знает! Вы не видите?! Оставьте ее в покое! Полицейский озадаченно глядит на меня, а мама обнимает и с нежностью гладит по голове: – Моя маленькая отважная Лелия, все наладится, все непременно наладится и будет, как прежде… Допиваю последний глоток чая. Виновных тогда так и не нашли. Парадоксальным образом ближайшие уличные камеры в тот день сломались, и все, что смогли сделать доблестные служители закона – лишь беспомощно развести руками. Хмыкаю. Теперь мне известно имя того, кто мастерски выводит технику из строя… И ругающиеся с экоактивистами застройщики тут совсем не причем. Ян вопросительно смотрит на меня, и я объясняю: – Можешь считать меня пессимисткой, но я уверена – они не найдут того, кто это сделал. Он тянется за наполовину выпотрошенной подушкой и облокачивается на нее, вытянув ноги. – Почему ты так думаешь? – Шестое чувство. – Усмехаюсь я. Мик Джаггер насмешливо шепчет: «Эй, крошка, претендуешь на славу Нострадамуса? «Шестое чувство»! Большего бреда в жизни не слышал!» К счастью, Ян больше не задает вопросов, только уточняет: – Тебе нельзя здесь оставаться, пока полиция не выяснит, что произошло.