Он зарывается пальцами в мои волосы, гладит и чуть прихватывает их на затылке, заставляя прикрыть глаза и закусить губу. Его прикосновения не пугают. Напротив, тело реагирует на них так отзывчиво, словно принадлежит не мне, а ему. – Никого, кроме тебя. – А Эва? – Пытаюсь сохранить остатки самообладания, хотя с каждой секундой это дается мне все сложнее. Зейн мягко поворачивает мою голову к себе, вынуждая посмотреть прямо в глаза, в которых горит дьявольский огонь. Огонь, в котором хочется сгореть и вновь восстать из пламени, подобно птице Феникс. – Я давно не сплю с Эвой. В горле пересыхает, и я чувствую чудовищную жажду, которую невозможно утолить водой. – Почему? Он наклоняется ко мне и, слегка прикусив мочку, шепчет в ухо: – Потому что я хочу спать с тобой. Я слышу его слова, и тормоза летят к черту. Предохранитель срывается. Правила приличия теряют смысл. Есть он. Есть я. И нет ни одного сантиметра между нами. Я целую его, и Зейн жадно отвечает, углубляя поцелуй, покусывая мои губы, прижимая с такой силой, что кажется: еще немного, и кожа расплавится от желания. Неожиданно Зейн поворачивает меня спиной, вынуждая встать лицом к стене. Его пальцы скользят по бедрам, поднимаются выше, и я рефлекторно подаюсь к нему всем телом, чувствуя на затылке горячее дыхание. Одной рукой он обхватывает мои запястья, а другой резко шлепает по ягодице. – Моя девочка-джинн… Зейн часто называет меня так, но когда он говорит это сейчас, бесстыдно трогая меня везде, где ему хочется, по коже бегут мурашки. Рука с рубиновым перстнем гладит живот, задирает вверх топ, высвобождает грудь, по-хозяйски сжимает сосок. У меня вырывается стон: – Жестче… Он усмехается и сжимает пальцы сильнее, заставляя меня ахнуть. – Обожаю женщин, которые знают, чего хотят. Даже самые невинные фразы звучат пошло, когда их произносит он, и это заводит еще больше. Широкая ладонь касается моего лица. Я ловлю его пальцы губами. Теперь прерывистый стон вырывается у Зейна, и рука, которая держит мои запястья, ослабляет хватку. Мне хватает этой секунды, чтобы вновь перехватить инициативу и повернуться к нему. Мы смотрим друг на друга и молчим. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся. Весь Рим в этот момент застывает, становясь немым свидетелем встречи, которая была неизбежна. Встречи, которая должна была произойти. Зейн тянет цепи на чокере, заставляя приблизиться на расстояние поцелуя. А затем выдыхает мне в губы: – Ты помнишь, что задолжала мне желание? – Допустим… Перебираю пряди его зеленых волос, ничуть не боясь того, что он может попросить. Слишком через многое мы прошли вместе, чтобы сомневаться в нем сейчас. И он не предает оказанного доверия. Приподняв пальцами мой подбородок, Зейн шепчет: – Я хочу, чтобы ты кончила первой. Это звучит неприлично до дрожи. Это звучит так грязно и одновременно так честно, что низ живота моментально наливается знакомой тяжестью. – Я, конечно, не джинн, но некоторые желания исполнять умею… Притягиваю Зейна к себе. Провожу языком по напряженной шее, пьянея от запаха шафрана, которым, кажется, пропитана сама его душа. Чувствую, как он вздрагивает. Чувствую его возбуждение. Я не знаю, что будет завтра, но сегодня мне хочется быть с ним до конца. Стягиваю шорты вместе с бельем и вновь зарываюсь пальцами во вьющиеся волосы, а после мягко тяну его вниз, заставляя опуститься на колени. Он сразу понимает, чего я хочу, и аккуратно закидывает мою ногу себе на плечо. Я ощущаю, что это будет самый яркий оргазм в моей жизни еще до того, как Зейн касается меня языком. Ночной Колизей, стены которого видели расцвет и крушение Римской империи, и кудрявая голова джинна между моих обнаженных бедер – настолько безумно, настолько невозможно и настолько прекрасно, что градус возбуждения зашкаливает от одной лишь этой картины. Когда я ощущаю его горячий язык, его пальцы, то ощущение реальности происходящего исчезает окончательно. Зейн ласкает меня, и я с трудом сдерживаю рвущиеся изнутри стоны. Он определенно не терял времени за последнюю тысячу лет и точно знает, что делает – каждое движение превращается в пытку, когда хочется еще больше, еще откровеннее. Прижимаю его голову к себе, замечая, как напрягается и сжимает кожу лежащая на моем бедре ладонь. Завтра наверняка появятся синяки, но мне плевать. В это мгновение мне плевать вообще на все: даже если начнется Третья мировая, я не сдвинусь с места, пока его губы ласкают меня. Движения языка становятся настойчивее и быстрее. И без того вырывающееся из груди сердце заходится почти в тахикардии. В следующую секунду я судорожно вздрагиваю, волна наслаждения проходит по телу, пронзая его насквозь, от кончиков пальцев до полуприкрытых ресниц, и я кончаю, не сдерживая громкий стон. Кончаю с его именем на губах. – Зейн… Он поднимается, нежно заправляя за ухо мои растрепанные волосы. – Давно бы так. Смотрю в огонь его глаз, сияющий ярче окрашенного в розовый предрассветного неба, и различаю в пламени расширенные от возбуждения зрачки. – Хочу тебя. – Я не умею говорить тебе «нет», девочка-джинн… Он усмехается и снимает футболку, а я, немного придя в себя, опять думаю о том, какое сильное и крепкое у него тело. Зейн мог бы быть одним из тех, кто сражался на арене Колизея. Сражался и побеждал. Но разве эти мускулистые плечи, эти руки с браслетами, созданы для войны, а не для любви? Зейн глядит на меня и целует. Наши языки переплетаются, изучают друг друга, в то время как руки гладят кожу, которая словно искрится и горит под дрожащими, жадными пальцами. Он с легкостью подхватывает меня под ягодицы и приподнимает, заставляя обхватить поясницу ногами. Кажется, что это не стоит ему никаких усилий. Впрочем, может, так оно и есть? Кто знает, где пролегают границы физических возможностей джиннов? Будто прочитав мои мысли, Зейн улыбается. – Не думай слишком много. Я вспоминаю разговор об индийском гуру и американском хиппи, и хмыкаю в ответ. – Просто кайфуй? – Именно… – шепчет джинн, и его член проникает в меня, медленно заполняя полностью. Сознание отключается. Остаются переплетенные тела, сбитое дыхание губы в губы, негромкие стоны, смешавшиеся запахи. То, что происходит между нами – не просто секс. Зейн входит в мою душу, проникает в самое естество – туда, где притаились самые жуткие страхи, где живут самые красивые фантазии. И я беспрепятственно пускаю его в свои тайны. Пускаю его в себя. Первый солнечный луч падает на стены Колизея, благословляя вечный город и нас, занимающихся любовью в его сердце. Зейн двигается во мне, и в этом движении – невысказанная страсть, сводящая с ума чувственность. С каждой минутой огонь в его глазах разгорается сильнее. Смотрю на него, не отрывая взгляда, и Зейн вдруг прижимает меня к себе, чтобы поцеловать шею и тихо прошептать: – Ты самая красивая женщина из всех, что я встречал. Ты убиваешь меня… Я слышу это, и понимаю: мне хочется разделить с ним не постель, потому что это слишком предсказуемо для нас обоих, и не будущее, ведь никто не знает, что будет с нами завтра – мне хочется разделить с ним свои сны. Впиваюсь ногтями в мощную спину и шепчу в ответ: – Спи со мной… Только со мной. Каждую ночь, пока я кончаю в твоих руках. Джинн издает глубокий стон, и в тот момент, когда он закрывает глаза в оргазме, на арену амфитеатра падают первые солнечные лучи. Трибуны утопают в них, будто рассвет выплеснулся через край горизонта и затопил весь Рим. Зейн осторожно опускает меня вниз, и мы, не сговариваясь, садимся на землю и облокачиваемся о стену. Несколько минут молчим, переводя дыхание, а потом он спрашивает: – Когда ты улетаешь? Расслабленно смотрю на него, пытаясь уложить в голове все, что произошло. – Сегодня. Во взгляде Зейна больше нет огня, лишь жар и пески пустыни. – Не забывай, что тебе нельзя покидать точку входа. – Он ненадолго замолкает. – Я позвоню. Мне почему-то становится смешно. – Ты же в курсе, что это любимая фраза всех парней после первого секса? Догадайся, какой процент из них действительно перезванивает. Джинн ухмыляется. – Мне казалось, я убедил тебя в серьезности своих намерений, подставившись под нож слетевшего с катушек психопата. Какой еще парень пошел бы ради тебя на подобное? Невольно перевожу взгляд на живот, куда ранил его Асаф, и ахаю, заметив тонкую полоску шрама. – Порез остался на твоем теле, когда ты проснулся… Он мог убить тебя. Ощущение легкости, которое я испытывала во время нашей близости, моментально улетучивается, а угроза, которая нависла надо мной, вновь возвращается. – Уже не представляешь себе жизни без меня? – Подмигивает Зейн, а затем едва заметно морщится, возвращаясь к неприятным воспоминаниям. – Иншаллах, убить джинна не так просто. Если с помощью намерения можно перенести физическое воздействие в реальность, то забрать жизнь намного сложнее. Для этого требуется завладеть кольцом джинна и найти в его сне имя, данное Аллахом. Поэтому из-за царапин я не переживаю. Тем более, что умею заживлять их быстро. – Голова идет кругом. – Вздыхаю я, немного жалея о том, что мы снова обсуждаем проблемы. – Значит, если ему нужно кольцо отца, есть вероятность, что имя он уже нашел и собирается… Я не договариваю фразу до конца, но Зейн понимает, что я хочу сказать. – Мы ничего не знаем точно, но уверен, что скоро получим ответы на все вопросы. – Он обнимает меня, будто стараясь спрятать от сумасшедшего мира, который в последнее время не щадит никого из нас. – Поэтому не торопись с выводами. Что бы ни происходило, кольца у Асафа нет. «Пока», – хочется добавить мне и, готова поклясться, Зейн думает так же. Однако вместо этого я поднимаю голову и целую его скулу, в очередной раз поражаясь тому, какая горячая у него кожа. – Пойдем. Он кивает и мы, одевшись, выходим из Колизея – тем же путем, что и пришли. Город понемногу просыпается: по улицам идут спешащие по делам прохожие, скутеры и небольшие автомобили пересекают площадь перед амфитеатром. Зейн подвозит меня ко входу в отель, но еще несколько минут мы просто сидим в машине. Я первая тянусь к нему, легко касаясь губ джинна своими покрасневшими, зацелованными губами. – Не скучай. – Улыбается Зейн. – У меня есть предчувствие, что мы встретимся раньше, чем ты думаешь. – Ариведерчи! – Усмехаюсь я, захлопывая дверь автомобиля.