Он мог написать пригласительные и заставить Дженни сунуть их в шкафчик Серены в школе. Когда та появится на пороге его квартиры, Дэн подойдет к ней, возьмет ее пальто и скажет: «С возвращением в Нью-Йорк. Каждый день, пока тебя не было, шел дождь», – поэтично скажет он. Затем они проберутся в библиотеку отца, снимут друг с друга одежду и станут целоваться на кожаном диване перед камином. А когда все уедут, они вместе будут есть любимое кофейное мороженое Дэна. После этого вечера они станут неразлучны и даже переведутся в колледж с совместным обучением, например, «Тринити», до конца старшей школы, потому что ни минуты не смогут жить друг без друга. Затем они отправятся в Колумбию и поселятся в однокомнатной квартире, где из мебели только огромная кровать. Друзья Серены будут пытаться вернуть ее к прежней жизни, но никакие благотворительные балы, торжественные обеды или шикарные вечеринки не смогут ее соблазнить. Счет в банке, бриллианты прабабушки – она сможет с легкостью от всего отказаться. Будет готова жить в нищете, если потребуется, лишь бы вместе с Дэном. – Черт побери, всего пять минут до звонка, – прозвучал чей-то противный голос. Дэн обернулся. Конечно же, это был Чак Басс, «кашемировый мальчик», как называл его Дэн из-за нелепого кашемирового шарфа с монограммой. Чак стоял всего в нескольких шагах от него с двумя приятелями из «Риверсайда»: Роджером Пэйном и Джеффри Прескоттом. Они ничего не сказали Дэну, даже не кивнули в знак приветствия. Да и зачем? Эти парни каждое утро приезжали из шикарного Верхнего Ист-Сайда в Вест-Сайд только из-за школы или какой-нибудь необычной вечеринки. Они учились в одном классе с Дэном в школе «Риверсайд», но тот явно не вписывался в их компанию. Дэн был для них пустым местом. Они его даже не заметили. – Чувак, – сказал Чак кому-то из своих друзей и прикурил сигарету. Он курил сигареты так, как обычно курят косяки, зажав между указательным и большим пальцами и глубоко затягиваясь. Жалкое зрелище. – Угадай, кого я вчера видел? – спросил Чак, выпуская облако серого дыма. – Лив Тайлер? – предположил Джеффри. – Точно, и она весь вечер за тобой бегала, да? – засмеялся Роджер. – Нет, не ее. Серену ван дер Вудсен, – сказал Чак. Дэн напряг слух. Он собирался было пойти в класс, но закурил еще одну и остался, чтобы послушать. – У мамы Блэр Уолдорф была вечеринка, и Серена пришла со своими родителями, – продолжал Чак. – И уж она за мной побегала. Она самая развратная из всех, кого я встречал. Чак сделал еще одну затяжку. – Правда? – переспросил Джеффри. – Да. Во-первых, я узнал, что она спит с Нейтом Арчибальдом с десятого класса. Во-вторых, она определенно кое-чему научилась в пансионе, если вы понимаете, о чем я. Им пришлось избавиться от нее из-за того, что она шлюха. – Ну, нет, – протянул Роджер. – Да ладно, чувак, за это не могут выгнать из школы. – Могут, если вести учет всех парней, с которыми спишь, и подсаживать их на наркотики, которые принимаешь. Ее родителям пришлось приехать туда и забрать ее. Она типа завладела этой школой! – Чак и вправду был взволнован. Его лицо покраснело, а слюна летела изо рта, когда он говорил. – Еще я слышал, что она чем-то болеет, – добавил он. – В смысле, ЗППП. Кто-то видел, как она заходила в клинику в Ист-Виллидж в парике. Друзья Чака покачали головами в изумлении. Дэн еще никогда не слышал такого бреда. Серена не шлюха, она совершенство, не так ли? Не так ли? Что ж, это еще предстоит выяснить. – Так вы, ребята, слышали о птичьей вечеринке? – спросил Роджер. – Идете? – Что еще за птичья вечеринка? – ответил Джеффри. – А, эта, в помощь сапсанам Центрального парка, – вспомнил Чак. – Да, Блэр говорила. Там, где раньше был магазин «Барнис». Он снова затянулся. – Чувак, все идут. Конечно, Дэн не входил в это «все». Но Серена ван дер Вудсен точно входила. – На этой неделе будут рассылать приглашения, – сказал Роджер. – Там еще какое-то забавное название, что-то девчачье. – «Поцелуй в губы», – подсказал Чак, затоптав окурок носком своих омерзительных туфель Church of England. – Вечеринка называется «Поцелуй в губы». – О да, – хихикнул Джеффри. – Чувствую, там будет что-то поинтереснее поцелуев. Особенно если Серена придет. Парни засмеялись, радуясь своему невероятному остроумию. Дэн услышал достаточно. Он бросил сигарету на тротуар в паре сантиметров от туфель Чака и направился к школьным дверям. Поравнявшись с парнями, он повернул голову и причмокнул губами три раза, будто посылая каждому смачный поцелуй в губы. Затем зашел в здание, хлопнув дверью. Выкусите, придурки. Под самой нелепой одеждой всегда скрывается безнадежный романтик – То, к чему я стремлюсь – это напряженность сюжета, – объясняла Ванесса Абрамс на уроке по продвинутому курсу кино в «Констанс». Она стояла перед классом, рассказывая о своем будущем фильме. – Их двоих застрелят ночью в парке, пока они разговаривают, сидя на скамейке. Только зритель не будет слышать, о чем они говорят. Ванесса выдержала долгую паузу, ожидая, что кто-то из одноклассниц захочет высказаться. Мистер Бекхэм, преподаватель, всегда учил их сопровождать сцены живыми диалогами, и Ванесса сознательно делала все наоборот. – Значит, диалога не будет? – раздался вопрос мистера Бекхэма из другого конца классной комнаты. Ему было неловко, потому что он понимал: никто не слушал Ванессу все это время. – Вы почувствуете тишину зданий, скамейки и тротуара, увидите свет уличных фонарей на их фигурах. Затем заметите, что их руки двигаются, а глаза разговаривают. Только после этого вы услышите, как они говорят, но совсем чуть-чуть. Эта сцена для того, чтобы создать нужное настроение, – объяснила Ванесса. Она потянулась к пульту от проектора и начала переключать слайды с черно-белыми снимками, которые сделала, чтобы продемонстрировать концепцию своего короткометражного фильма. Деревянная скамейка в парке. Плитка тротуара. Крышка люка. Голубь, клюющий использованный презерватив. Жвачка, прилипшая к стенке мусорного бака. – Ха! – воскликнул кто-то с задней парты. Это была Блэр Уолдорф. Она смеялась над запиской, которую ей только что передала Рейн Хоффстеттер. «Хочешь хорошо провести время? Позвони Серене ван дер Вудсен. Триппер в подарок». Ванесса посмотрела на Блэр. Она обожала кино. Оно, кстати, было единственной причиной, по которой девушка вообще пришла в эту школу. Она относилась к этому очень серьезно, в то время как большинство других, – например, Блэр – воспринимали кино как отдых между кругами ада углубленной программы для поступления в колледж: математика, биология, история, литература, французский. Их путь лежал в Йель, Гарвард или Браун, где учились многие поколения их семей. Ванесса была другой. Ее родители не учились в колледже. Они были творческими людьми, и Ванесса хотела от жизни только одного: поступить в Нью-Йоркский университет и получить специальность в сфере кино. Вообще-то, она хотела еще кое-что. Точнее, кое-кого, но мы подойдем к этому через минуту. Ванесса отличалась ото всех в «Констанс»: она была единственной девочкой в школе с коротко стриженной, почти бритой головой, все время носила черные водолазки, перечитывала «Войну и мир» Толстого, словно это была Библия, слушала Belle and Sebastian и пила несладкий черный чай. У нее вообще не было друзей в «Констанс», и она жила в Уильямсбурге в Бруклине со своей двадцатидвухлетней сестрой Руби. Так что же она делала в крошечной элитной частной школе для девочек на Верхнем Ист-Сайде, где учились такие принцессы, как Блэр Уолдорф? Ванесса задавалась этим вопросом постоянно. Ее родители были художниками-авангардистами из старшего поколения. Они жили в доме, построенном из переработанных автомобильных шин в Вермонте. Когда ей исполнилось пятнадцать, они позволили вечно несчастной Ванессе переехать в Бруклин к старшей сестре бас-гитаристке. Но было важно, чтобы она получила хорошее образование, поэтому они отправили ее учиться в «Констанс». Ванесса ненавидела свою школу, но никогда не говорила об этом родителям. До выпускного оставалось всего восемь месяцев. Восемь месяцев, и она наконец сбежит в Нью-Йоркский университет. Еще восемь месяцев нужно потерпеть стерву Блэр Уолдорф и, что еще хуже, Серену ван дер Вудсен, которая снова появилась во всем своем великолепии. Блэр Уолдорф, казалось, была в полнейшем экстазе из-за возвращения лучшей подруги. Девочки на задних партах развлекались тем, что передавали друг другу записки, которые тут же прятали в рукава своих несносных кашемировых свитеров. Ладно, черт с ними. Ванесса выпрямила плечи и продолжила свою речь. Она была выше их ребячества. Всего лишь восемь месяцев. Возможно, если бы Ванесса видела записку, которую Кати Фаркас только что передала Блэр, то прониклась бы сочувствием к Серене. «Блэр, дорогая, Можешь одолжить мне пятьдесят тысяч долларов? Нюх-нюх-нюх. Если я не верну дилеру долг, у меня будут большие проблемы. Черт, между ног все зудит. Сообщи, что там насчет денег. С любовью, Серена ван дер Вудсен» Блэр, Рейн и Кати прыснули. – Тсс, – одернул их мистер Бекхэм, сочувственно глядя на Ванессу. Блэр перевернула записку и нацарапала ответ. «Конечно, Серена. Я сделаю все что нужно. Позвони мне из тюрьмы. Слышала, там отлично кормят. Мы с Нейтом навестим тебя, когда будет свободное время, ну, к примеру… не знаю… НИКОГДА?!