— Нет, Лукас… — Ты была права, что избегала меня. Как бы ни было больно отпускать тебя, видеть тебя и чувствовать себя таким далеким, я могу жить с такой пыткой. Даже рад этому, потому что знаю, что боль от того, что тебя нет рядом, означает, что ты в безопасности. — Загорается зеленый, и я вынужден отвести от нее взгляд. — Мне жаль, что я избегала тебя, Лукас. Хочу поговорить с тобой о причинах, но сначала позволь мне кое-что прояснить. — Тепло ее руки ложится на мое бедро, и она наклоняется ближе. — Между Дастином и Гейджем есть кое-какая неприязнь. Ты ведь помнишь, я тебе об этом рассказывала, верно? — Помню, ты рассказывала мне о баре. Не знал, что это был он. — Я вспоминаю его слова: «Немного поздновато для извинений, тебе не кажется?» — Теперь это имеет больше смысла. — Дастин знает, что я чувствую к тебе. — Что ты чувствуешь ко мне, Шай? — я практически задыхаюсь от собственной нервозности. Она вздыхает, и я чувствую, что девушка смотрит на меня, но не могу встретиться с ней взглядом. — Когда я с тобой, то чувствую больше, чем когда-либо за долгое время. Я боюсь, Лукас, потому что… Я поворачиваюсь к ней, надеясь, что она закончит это предложение и покажет, что она так же волнуется за нас, как и я. — Ты прав. Мне безопаснее без тебя. — Она прикусывает нижнюю губу, а затем шумно выдыхает. — Но мысль о жизни без тебя хуже, чем мои страхи. Может ли это быть правдой? Может ли она чувствовать себя такой же потерянной, как я, когда мы не вместе? У меня дрожат руки, и на всякий случай я останавливаюсь на старой дороге, ведущей к заброшенной мельнице. Глушу двигатель грузовика. Воздух в кабине сгущается между нами, и мой разум пытается разобраться в миллионе вопросов, которые роятся в голове. — Что произошло? Что я такого сделал, что оттолкнуло тебя? Она стонет. — Ты ничего не сделал. Я… — ее пальцы вцепились в волосы. — Черт возьми, это так тяжело. Ее молчание давит на воздух в грузовике, и я испытываю искушение открыть дверь, высунуть голову и вдохнуть столь необходимый кислород. — Я видела твои документы в офисе отца, Лукас, — шепчет она. Мой позвоночник напрягается, и я смотрю в никуда перед собой. — Твоя фамилия. Я уже слышала эту фамилию раньше. — Как будто каждая молекула воздуха между нами раздувается, а пространство искрит от напряжения. — Мензано. Я знаю о тебе все, Лукас, — шепчет она. Нет. Она не может знать; она возненавидит меня, если узнает. — Я знаю о резне Мензано. Задерживаю дыхание, молясь, чтобы мне померещились эти слова, ее признание о том, что она знает о совершенном мной. — Лукас? Мое горло сжимается, а голова кружится. Она знает… Но знает только то, что сообщают в новостях, подробности, обнародованные по моему делу, но до сих пор никто не знает правды. Даже я. — Лукас, пожалуйста, поговори со мной. Тепло ее руки касается моего предплечья, и я отшатываюсь, пытаясь раствориться в двери. Мои руки дрожат, когда видения разыгрываются перед моими глазами, как дурной сон. Неразбериха, кровь, панические голоса повсюду. — Ты дрожишь… Узнав, что моя мать мертва. — … пугаешь меня, Лукас… Мои братья. — … дыши! Моя младшая сестра. — Лукас! Дыши! Шайен, мой единственный друг, единственная женщина, о которой я когда-либо заботился, знает, чем я болен. Однажды она доверяется мне; даже зная о Гейдже, она принимает меня. Но она ни за что не поверит в меня сейчас, зная, кто я, на что способен. — Лукас, пожалуйста! — Думаю… Я убил их. Глава 27 Шайен Я быстро втягиваю воздух, слыша признание Лукаса. Он сделал это. Убил свою семью. Все, что я читаю в интернете, говорит о том, что после решения присяжных и повторного рассмотрения дело было прекращено из-за недостаточности доказательств. На орудии убийства были обнаружены отпечатки пальцев всей семьи. Угол входных огнестрельных ранений был сомнительным, и в конце концов, после того, как Лукас провел в тюрьме для несовершеннолетних почти три года, было установлено, что это массовое самоубийство, и он был освобожден. Вокруг этого дела разгораются споры из-за Алексис, самой молодой жертвы. Казалось маловероятным, что семилетний ребенок добровольно покончит с собой, но ничего нельзя доказать без свидетельских показаний. Что бы ни сказал Лукас, он ни за что не способен на убийство. Но Гейдж, полагаю, ради защиты Лукаса убил бы. Сейчас я изучаю этого мужчину, так отличающегося от мальчика с фотографий в интернете, и все же в чем-то похожего на него. Он прижат к двери, глаза устремлены в окно. Я не вижу хладнокровного убийцу, а замечаю разбитую душу, которая собирается воедино и, несмотря на жестокое обращение, не проявляет ничего, кроме сострадания и самоотверженности, отложив свои собственные желания в сторону, оставаясь в стороне, чтобы обеспечить мою защиту. Поэтому я рискну безопасностью, чтобы дать ему то, что ему нужно. Тянусь к нему дрожащими пальцами и провожу ими по его шее. — Лукас? — Я не могу… дышать. Мои глаза горят, когда он становится все больше и больше похожим на мальчика и все меньше на мужчину, которого я знаю. Мужчину, о котором я глубоко забочусь. — Воздух… Я не могу. — Хорошо. — Я выпрыгиваю из грузовика и бегу вокруг капота к водительской стороне, осторожно открывая дверь. — Выходи. — Я стараюсь говорить твердо, ровным голосом, несмотря на свое беспокойство. — Тебе нужен свежий воздух, Лукас. Все будет хорошо. Я отрываю его пальцы от их сжатого положения на бедре. Он дрожит, и его ладонь вспотела, но Лукас сжимает мою руку. — Почему… Почему ты так поступаешь со мной? Мое сердце разрывается на части. Я не хочу причинять ему боль, никогда не хотела причинять ему боль, но не могу терпеть секретов между нами. Моя работа заключается в поиске информации и истины. Это все, чего я хочу. Никогда не ожидала, что то, что узнаю о Лукасе, так его унизит. Я крепко держу его за руку и тяну. — Давай же. Тебе нужно постоять, подышать свежим воздухом. Все будет хорошо. — Мой голос срывается, и я осознаю ложь в своих словах. Ничего не будет хорошо ничто из этого не нормально. Моя совесть шепчет мне, что я держусь за руку, которая ответственна за прекращение жизни четырех человек, трое из которых дети. Я в лесу, наедине с самопровозглашенным убийцей, и хотя полностью доверяю Лукасу, чувствую Гейджа на поверхности. Он вылезает из грузовика, но только для того, чтобы прислониться к нему спиной, склонив голову и обхватив свободной рукой тело, напрягая бицепсы. Он пытается высвободить руку из моей хватки, но я отказываюсь его отпускать. — Никогда не хотел, чтобы ты узнала. — Я не верю, что это была твоя вина.