— Не понимаю. Она и не поймет. Я лишь пожимаю плечами. — А Дидре и Сэм всё ещё в городе? — я сжимаюсь от её взгляда. Я не разговариваю со своими друзьями детства с момента своего отъезда. Не удивлена, что Дороти в курсе даже этого. — В колледже у меня не было времени, и мы перестали общаться. Она не реагирует на мои жалкие оправдания (её молчание говорит о недовольстве), поворачивается к дымящейся миске, которую повар только ставит на раздачу, и располагает её передо мной. — Дидре переехала в долину… Овсянка с тростниковым сахаром, изюмом и порцией сливок. Она помнит. — Спасибо. — … вышла замуж и уже ждёт второго. От шока мне едва удается моргнуть. — Ух ты, не думала, что она так быстро. — Сколько прошло с тех пор, как вы двое виделись в последний раз? — она спрашивает, хотя уже знает ответ. Но хочет услышать это от меня. — Пять лет. — А чем она ещё должна была заниматься? — она приподнимает бровь. Тут феминистка внутри меня сжимает кулаки. — Ну… не знаю, пойти в колледж. — Шай, не все бегут без оглядки от прошлого. Моя ложка звонко падает в тарелку с кашей. — Это не то, что я с-сделала, — я прикрываю рот, лишь бы только не вывалить на неё весь поток лжи. Её взгляд смягчается, и она снова кивает. — Даже если и так, тебя никто не обвиняет. Одному Богу известно, что после смерти мамы… — А что насчёт Сэм? Она позволяет мне сменить тему и, глубоко вздыхая, продолжает: — Сэм работает в «Пистолс Питс». Одинока, но прилипла, как банный лист, к Дастину Миллеру… — её рот кривится словно от лимона, — если понимаешь, о чём я. — Он же из привилегированной семьи Пейсона. Я не удивлена. У семьи Дастина продуктовый магазин в городе. Мы встречались с ним в старших классах, и у меня всегда было чувство, что между ним и Сэм что-то есть. Интересно, они дождались, пока я покину город, прежде чем переспать или нет? — У него дела идут в гору, — она щелкает языком. — Его повысили после смерти дедушки два года назад. — Впечатляет. Рожден в семье бизнесмена, берет бразды правления в свои руки. Для этого не нужны ни навыки, ни мотивация. А почему-то лузер, уехавший из города в колледж, здесь до сих пор я. — Нужно связаться с Сэм. — Она работает по утрам всю неделю. Они открываются в 8 утра, так что ты сможешь найти её там… Не до конца понимаю, зачем ты собираешься искать работу, когда у твоего отца самый успешный бизнес в городе, но это не моё дело. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. В этом городе всё происходящее — её дело. Отправляю несколько ложек с теплой овсянкой в рот, и сливочная сладость мгновенно напоминает мне о детстве и о том, как мы приходили сюда всей семьёй по воскресеньям. Я практически утопаю в воспоминаниях и чувствую запах лавандового лосьона мамы. Пока ем кашу, чтобы не показаться невежливой, разговариваю с Дороти. Воспоминания о маме переполняют меня, поэтому я перевожу тему — трудоустройство в Пейсоне. Кажется, мои варианты ограничены, либо местный бар, либо чистка конюшен на ранчо. Я склоняюсь к «Пистол Питс». Да, это бар, но по выходным к ним приезжают группы из Феникса, и там собирается приличная толпа. Не лучшая, конечно, вакансия, но у меня есть определенные цели: накопить денег, переехать в долину, найти жилье и обеспечивать себя, прокладывая путь назад на телевидение. В кармане вибрирует телефон и практически скидывает меня со стула. Я вынимаю его и вижу имя Тревора на экране. — Дерьмо, — нажимаю «Принять» и подношу телефон к уху. — Эй, привет, извини, что не перезвонила прошлой ночью. У папы в доме вообще нет связи. — Привет, милая. Ничего страшного. Наверно, ты наверстывала упущенное с этими деревещинами, — он ухмыляется. — Чем занимались вчера? Пасли коров? Вот мудак. Ну да, я тоже насмехалась над жителями Пейсона, но мне можно. Это же мои люди. — Не-а, просто… — я поднимаю голову и замечаю Дороти, она достаточно далеко и не сможет меня услышать. — Разругались с отцом… — Слышала о южанине невеже, который недавно женился? — Что? — Да, он привел жену в люкс для молодоженов, узнал, что она не девственница, и выгнал её, а брак аннулировал. — Тревор… — Сказал: «Если ты недостаточно хороша для своей семьи, то и недостаточно хороша для меня», — он противно хихикает. Я убираю телефон от уха. — Смешно. — Правда? — он шмыгает и, готова поклясться, вытирает слезы с глаз. — Узнала, когда возвращаешься? — Студия собирается вернуть мне работу? Не то, чтобы зарплата большая, но ведь суть не в этом. Это возможность вернуть своё имя, чтобы попасть на больший и более лучший рынок. — Вряд ли. Но я скучаю. После твоего ухода все со мной крайне холодны, словно это я виноват. Понимаешь? Тревор, такой Тревор, переживает лишь о том, как мой уход отражается на нем. Над дверью звенит колокольчик, я замечаю движение: кто-то садится справа от меня. Его бейсболка опущена на глаза, он слегка приподнимает голову и смотрит в моем направлении. Молод, мой ровесник, но не местный, я его не узнаю. Вежливо улыбаюсь, а он мгновенно отворачивается, отчего я хмурюсь. Мой взгляд скользит по его рукам вниз, костяшки почти белые из-за того, как крепко он держит термос. — Тревор, эм… — я опускаю подбородок, мне не совсем комфортно говорить в его присутствии, — мне нужно идти. — Как обычно? — спрашивает Дороти, пока идет к нам. — Да, мэм, — он снимает крышку с термоса и кладет её на стойку. — Уверен, что не хочешь перекусить? — она улыбается и наливает кофе. — Нет, спасибо, — бубнит он. Голос глубокий, отчего он кажется ещё более мужественным, даже несмотря на бейсболку и скромную манеру поведения. Дороти кивает, ставит кофейник на место и поворачивается, упирая руки в бока. — Сынок, ты никогда не ешь. Что бы сказала твоя мама, знай она, что ты пропускаешь нормальный завтрак? Выражение его лица меняется. — У меня… у меня нет мамы, — и тут термос падает на пол между нами, а всё содержимое проливается. Мы одновременно спрыгиваем, я бросаюсь поднимать термос и врезаюсь в его плечо. Он отскакивает, словно моё прикосновение обжигает, как горячий кофе. — Извини. Я… — Не страшно, — я ставлю металлический контейнер на стол и вытираю салфеткой руки. Дороти спешит через барную стойку с кучей полотенец в руках. — Не расстраивайся из-за этого. Иногда я думаю, что не разливай мы что-нибудь время от времени на пол, его бы никогда не мыли.