Томас. Джон Саммерс и Кевин Прайс Том любил убивать и ненавидел детектива Джона Саммерса. Бурление этих двух эмоций в его душе придавало жизни особый шарм. Том уже решил оставить Джона в живых только ради того, чтобы почувствовать его тепло. Но это не отменяло главной цели: убить Джона. Зачем ему было нужно тепло Джона Саммерса, Том и сам понимал с трудом. Это просто было что-то новое. То, что доставляло странное болезненное удовольствие и уничтожало гул в ушах. Том касался рук Джона в баре, задевал его всем телом, когда проходил мимо. Ненароком, словно проход между барной стойкой и ближайшими столиками вдруг сужался от метра до скромных сорока сантиметров и пройти мимо, не задев посетителя, становилось невозможным. В эти короткие мгновения, находясь максимально близко к Джону, Том чувствовал его тепло, его запах – и хотел достичь своей цели как можно скорее. В эти короткие мгновения Том позволял чувствам захлестнуть себя безудержным цунами и удерживал эту волну, чтобы самому в ней не захлебнуться. Это было восхитительно. Но Джон Саммерс продолжал держаться особняком. Как будто это не его касались чужие руки, как будто он не понимал, чего от него хотят получить в ответ. Джон принимал знаки внимания, не пресекал явных приставаний, но и не давал развить их в нечто большее – отношения. Тома это безмерно злило. Том хотел отношений с Джоном. Он хотел касаться его везде, а не только оголённой кожи рук; хотел чувствовать на своих губах его поцелуй; хотел, чтобы Джон прикоснулся к нему сам; хотел, чтобы Джон ударил его; хотел почувствовать вкус крови из разбитой губы от удара Джона. Том ненавидел Джона Саммерса за то, что тот не давался ему. Как будто он имел на это право – на отказ. Как будто он был выше Тома! Не-на-ви-жу! Убивать Джона Саммерса Том собирался медленно. А ещё лучше было бы начать не с него и медленно, предвкушая их будущую последнюю встречу, становиться к нему всё ближе. Становиться ему ближе… Сначала Том стал убивать тех, кого Джон защищает – жителей Сан-Франциско. Он делал это для того, чтобы Джон бесился, выкуривал по три пачки за день и жёстко напивался в пятницу после каждого такого убийства. Чтобы знал, что слаб, беззащитен перед Томом, что ниже его. Чтобы знал своё место! Затем Том хотел убить тех, кого Джон любит. Чтобы очередной звонок отвлёк Джона от разговора с ним – Том ненавидел, когда работа забирала у него детектива Джона Саммерса, его детектива Джона Саммерса, – а вместо вызова на работу Джон услышал бы в трубке те самые слова: адрес его матери и её имя – имя жертвы. Как же Том хотел в этот момент оказаться рядом и увидеть перекошенное лицо Джона, когда тот поймёт, кто всё это сделал – он – неуловимый Призрак, которого Джон никак не мог поймать, которого Джон не смог бы поймать никогда! Том хотел быть рядом… Последним шагом Том хотел убить Джона. Просто и без затей – пустить ему пулю в лоб из его же служебного оружия. Дело оставалось за малым: приручить Джона «Недотрогу» Саммерса… * * * Два билета на матч казались подарком судьбы: Джон сделал первый шаг – он выбросил белый флаг. Тот поцелуй в толпе зрителей оказался для Тома полной неожиданностью, и неожиданной радостью. Губы Джона ткнулись в щёку, оставляя на ней след поцелуя, а Том почувствовал, как внутри что-то зажглось. Всего на мгновение, но так приятно. И ещё приятнее было осознавать, что теперь всё точно получится. Том не стал ждать и в следующую после матча пятницу нагло напросился в гости к Джону сам, и Джон пригласил его. Домашний вариант детектива Джона Саммерса – уже даже не детектив, а просто человек, просто Джон, – притягивал Тома расслабленной беззащитностью. Он сидел перед Томом на диване – руку протяни и коснёшься… Хотелось коснуться, ощутить его дразнящее тепло кончиками пальцев, ладонями, всем телом. Хотелось чувствовать на себе его прикосновения. Везде. …хотелось ударить, проверить, как Джон будет себя вести, когда почувствует боль. Не следовало ли помучить его перед тем, как убить? А ещё больше хотелось почувствовать, как Джон причинит боль ему: сожмёт руки на горле, ударит кулаком по лицу и разобьёт Тому губу. Хотелось почувствовать вкус собственной крови, ощутить боль и увидеть в глазах Джона наслаждение, которое ему подарит эта чужая боль. Но Джон сказал "Не хочу!", и Том взбесился. Ради чего он только терпел этого несговорчивого, несносного детективишку всё это время? Ради бутылки пива?! Ну уж нет! Злобный взгляд Тома скользнул по Джону. Кажется, тот что-то заметил. Том опустил взгляд и увидел руки Джона. Одной тот держал початую бутылку пива, а вторая… Вторая рука Джона лежала на его ноге: пальцы впились в бедро так, будто ему больше не за что было держаться. Том мысленно улыбнулся и понял: Джон действительно держится из последних сил. Том расслабился. Рассказать тебе о себе, Джон? Да, пожалуйста! Родился – жил-поживал – теперь вот тут сижу, пиво с будущей жертвой попиваю. А теперь ты мне скажи, убивал? Ответ на этот вопрос Том и так знал, но ему хотелось видеть, как Джон ответит, как скажет "да", как на его лице отразится то, что Том хотел видеть больше всего: удовольствие. "Ты получал удовольствие, когда убивал, Джон?" Том медленно облизнул губы, предвкушая ответ и удовольствие. Взгляд Джона прикипел к его губам, затем ушёл в сторону, Джон заметно занервничал, а Том широко улыбнулся. "Ты долго отодвигал от себя нити моей паутины, Джон, и сам не заметил, как увяз в ней полностью!" Но Джон снова попытался уйти, и это ему почти удалось. Что в такие моменты делают обычные люди? Слушают музыку, смотрят фильмы, распластавшись на диване, словно мёртвые рыбины на витрине? Что ещё нужно сделать, чтобы детектив Джон Саммерс сдался? Джон был не готов, и Том ненавидел его за это. Тому приходилось юлить, врать, принимать правила игры: отступать, чтобы быть рядом. И снова поцелуй. И снова отказ. Том еле сдержался. Он злился, молча варился в своём бешенстве, но сдерживал себя. Потому что то, что он хотел получить от Джона, было больше. Гораздо больше. Когда их губы соприкоснулись, когда Том телом коснулся оголённой кожи Джона, ему довелось испытать самое яркое из всех чувств, что он когда-либо испытывал. Это было что-то неизвестное, неизведанное, и Том захотел испытать это чувство снова, но испытать его полноценно – всё целиком! Том хотел Джона Саммерса… И это желание было настолько сильным, что, когда Джон сказал: "Нет!", Том смиренно согласился переночевать. Просто переночевать и всё… Но ночью, лёжа на диване и разглядывая белоснежный потолок, покрытый разводами световых бликов уличных фонарей, Том боролся с дикой жаждой: пойти в спальню Джона и заставить его сожалеть о своём отказе. Его остановило желание. Желание добиться своего, прогнуть Джона, заставить его делать то, что Тому хотелось, желание заполучить Джона целиком и полностью, желание почувствовать, каково это "быть с Джоном Саммерсом". Без сна проворочавшись до утра на жёстком диване, Том ушёл, горячо желая лишь одного: убить и Джона Саммерса… * * * – Добрый вечер, сэр! Что будете пить? Детектив оглядел стойку, но знакомую фигуру за ней не обнаружил. – Виски со льдом, – сказал он. – А где Кевин? – Он взял пару дней за свой счёт. Будет только в понедельник. – Бармен налил ему выпить. – Что-нибудь ещё? – Нет. Спасибо. Джон поднял стакан и отпил. Без Кевина было непривычно. Не было двусмысленных шуточек и наглого, проникающего под одежду взгляда. Джон бросил на стойку оплату и вышел. Он сегодня даже не заезжал домой, сразу с работы рванул сюда. Чего он хотел? Увидеть Кевина? Перекинуться с ним парой слов? Получить от него порцию язвительных насмешек? Позволить ему снова до себя дотронуться? Сворачивая к себе, он сразу увидел у дверей знакомый силуэт. Подъехал, припарковал машину и вышел. – Привет. Голос Кевина прозвучал тихо, будто он извинялся за свою наглость. – Привет, Кев. Они стояли у его дома и не торопились заходить внутрь. Джон закурил. И снова этот взгляд. Сначала раздражённый, когда поймал в фокус сигарету, потом «голодный», когда проследил за тлеющим огоньком и остановился на губах Джона. Кадык Кевина скакнул вверх-вниз, сглатывая желание, и Джон не сдержался. Окурок полетел на асфальт, а он, в два шага оказавшись около Кевина, сгрёб его в объятья и поцеловал. Они сплелись телами, руками, языками. Казалось, им не хватало этого всю жизнь: возможности касаться там, где хочется, и целовать так, как хочется – сильно, страстно, нагло. Джон достал из кармана ключи, но никак не мог попасть в замочную скважину. Его отвлекали жаркие чужие руки, гуляющие по груди поверх рубашки; отвлекали губы, требующие большего здесь и сейчас. Кевин отступил в сторону и крутанув Джона, поставил его на своё место – к двери в дом, зажал запястье, вырывая ключи, и, не глядя найдя в связке единственно верный, открыл дверь и затащил Джона внутрь. Когда дверь захлопнулась, на пол полетели ботинки, рубашки и брюки. Пытаясь хоть как-то притормозить происходящее и успеть подумать о последствиях, Джон отстранил от себя Кевина и внимательно, насколько это позволяла сделать тёмная прихожая, разглядел. Высокий, широкоплечий, с тёмной взлохмаченной шевелюрой, он казался сейчас каким-то демоном. И тёмные, чёрные в проникающем из гостиной скудном свете глаза лишь усиливали это впечатление. Но эти губы и то тепло, которое Джон чувствовал даже на расстоянии, – всё это манило к Кевину с невероятной силой. Джон сглотнул. – Чёрт! – сказал он, описывая то ли ситуацию, то ли человека, стоящего перед ним. – Он самый, – зловеще подтвердил Кевин. Он отпихнул руку Джона, держащую его на расстоянии, и прильнул к нему. Он целовал его губы, щёки, шею, ключицы – всё, до чего мог достать здесь, сверху. – Хочешь, я покажу тебе спальню? – спросил Джон, чувствуя, что его возбуждение давно пора выпустить из штанов. – Хочу начать здесь! Кевин нажал ему на плечо, заставляя встать на колени, и стянул с себя трусы. Расследование им. Маргарет Джонс (18+)