И это так... пугающе! — Яр... — Везде, — томный шёпот с придыханием разносит по моей крови дразнящие пузырьки, которые с шипением взрываются. — Перестань... — В самых сокровенных твоих местах, м-м-м, — вытягивает губы трубочкой и на последних звуках протяжно стонет. Это не парень! Это какой-то ходячий разврат! — Боже, ты ненормальный! Резко тормозит. Жёстко цепляет пальцами мой подбородок. Коротко, но требовательно и властно целует в губы, а затем с лёгкой, дразнящей усмешкой отвечает мне загадочное: — Ты даже не представляешь себе насколько. Нет, кажется, представляю. — Ты опять меня провоцируешь на щекотливые для тебя вопросы? — хмурюсь и ещё плотнее кутаюсь в ветровку и неожиданно для себя понимаю, что из тёплого, уютного мирка я, словно мифическая попаданка, перенеслась в зазеркалье. И снова холодно. Мокро. И жутко пахнет керосином. — Истома, — тяжело вздыхает Басов и закатывает глаза с горловым звуком, означающем только одно — его порядком подзаели мои параноидальные настроения. — Ладно, — уступчиво капитулирую я, но он лишь поднимает ладонь, призывая меня к молчанию, и продолжает рулить по непривычно пустынным улицам нашего города. Похолодало. И снова накрапывает надоедливый дождь. — Нет, не ладно. И у меня к тебе есть один конкретный вопрос — кто тот мудак, который внушил тебе такую неуверенность в себе? — фыркает и недовольно кривится. — Никто, — бурчу я и стыдливо отвожу взгляд, но в голове уже на репите крутятся все уничижительные реплики от дорогой сердцу родительницы. — Не ври мне, Истома. В жизни каждой красивой девочки существует только два триггера, которые могут расшатать психику и насадить поле грёбаных комплексов, — последние слова фактически зло рубит. — Ты — мой первый парень. — Я. Да! И единственный, — поднял Басов указательный палец кверху, улыбнулся плотоядно и зафиналил мне прямо в лоб, — значит, это твои предки расстарались. — Что? — задыхаюсь я, застигнутая врасплох тем, что Ярослав так легко пришёл к совершенно правильным выводам. — Кто это был, м-м? Папаша? — Он умер. — Оу. Прости. Значит, мамаша? — Давай сменим тему, ладно? — начинаю ёрзать я на сидении. — Ладно. Но я прав, и ты знаешь это. У тебя мама-цербер с капитальным сдвигом по кумполу и течью во фляге, которая внушила тебе, что парни не могут тобой восхищаться просто потому, что ты — это ты. — Ничего такого, — вяло возразила я, но мы оба понимали, что он с точностью снайпера попал в самое яблочко. — Ага, ага, — закивал Басов активно, — рассказывай мне, а сама запоминай — твоя мать — дура! Кстати, кто она? — Я не хочу об этом говорить, — отмахиваюсь. — Мне видится какая-то грымза в роговых очках и с гулькой на голове. Наверное, она бухгалтерша? — Мимо, — бурчу я, заламывая руки и не зная, как остановить поток его сознания. — Вахтёрша? — Яр, — вздыхаю беспомощно. — Парикмахерша? — Алё! Мне не нравится этот разговор. — Мне тоже! Но я хочу знать, кто это женщина, которая обвешала мою любимую девушку таким количеством комплексов, что она стала похожа на дурно украшенную новогоднюю ёлку? — его голос натурально пропитан яростью. И мой тоже. — Это моя мама! Ясно тебе! Перестань говорить о ней такие ужасные вещи, — взрываюсь я праведным гневом и дёргаю ручку открывания двери на себя, при очередной остановке на светофоре. — Ладно, осади, Истома. Ладно! Я её уже почти безгранично люблю за то, что она тебя верно хранила для меня одного, — и парень неожиданно улыбнулся и подмигнул мне так, что стал почти точь-в-точь похож на Люцифера во плоти. — Замолчи, — покачала я головой. — Не, не, малая. Всё, теперь ты моя. Я один буду портить. — Ужас какой, — закрыла я уши. — И тебе понравится... — Ну точно. — Спорим? Неожиданно машина притормозила и резко свернула с проспекта к большой неоновой вывеске, а я охнула, не ожидая такого крутого виража. — Приехали. — А куда? — Переодеваться. А то заболеешь ещё у меня. У меня... Ми-ми-ми. Сю-сю-сю. Но как же приятно, а-а-а! И уже через полчаса мы оба вышли из магазина облачённые в практически одинаковые спортивные костюмы из мягкого футера с теплым начёсом изнутри. У Басова — нежная мята. У меня — яркая бегония. На ногах кроссовки в тон. А затем Ярослав уже стоя на крыльце после шопинга обнял меня за талию и прижал к себе крепко-крепко. Поднял свой навороченный гаджет над нами и сделал фото, смачно целуя меня в щеку, пока я жмурилась от мимолётного лучика солнца, выглянувшего из-за грозового облака. Всего мгновение и наш снимок улетел в самую популярную в мире социальную сеть с подписью: «Моя». — Ты с ума сошёл? — Чтобы все знали, что ты теперь принадлежишь мне, Истома. Теперь ты недосягаемая и неприкосновенная. Для всех! Выдыхай, — его горячая ладонь скользнула под мягкую ткань худи и обожгла подушечками пальцев поясницу. Потянула на себя ближе, пока мы оба с томным вздохом не соприкоснулись. — А если моя мама узнает? — пискнула я, но Басов только одними губами проговорил мне что-то типа «насрать» и молча повёл меня к своей хищной фурии, а там уж врубил на всю катушку давно избитый годами трек, улыбаясь мне от уха до уха. Забирай меня скорей, Увози за сто морей, И целуй меня везде Я ведь взрослая уже... — Яр? — Так, оделись, теперь пора и пёрышки почистить. — Что? — И подстричь красиво, чтобы комар носа не подточил, а затем праздновать. И да, я не шутил, сегодня мой день рождения, а ты — главный и самый долгожданный подарок. — Но... — Всё, взрываем, малая.