Всё! Не могу больше! — Я хотела бы уехать, — тереблю рукав Аммо, и он смотрит на меня прищурившись. — Это жизнь, детка, а не долбанная сказка. Или как ты думала? Что будет не больно, да? — Зачем ты это делаешь? — я слышу в своём голосе слишком явные звуки отчаяния, но Рафаэлю будто бы плевать на них. Он сейчас другой. Он давит на меня, словно Ленин на броневике, а не воркует голубем, как делал это раньше. — Зачем? Ну я даже не знаю, — пожимает плечами и хохочет, — но, может, только так до тебя быстрее дойдёт и ты наконец-то увидишь. — Что именно? — Я здесь. Он прав. У меня никогда не было шансов. Нет их и сейчас. Только установка, прямая и единственно верная — жить дальше. И я стряхиваю с себя нервяк, прилипший ко мне как банный лист, а затем отпускаю все стоп-краны. Здесь фальшивая улыбка. Тут поддержать тост. Забыть, что сердце кровоточит. Захлопать вместе со всеми, когда к нашему столу трое парней поднесли пузатые колбы с длинными шлангами. Потянуть носом и зажмуриться от квинтэссенции приятных запахов — дыня, клубника, что-то ещё цитрусовое, и, кажется, мятное. Улыбаюсь, когда вижу, как девочки щёлкают себя на фронтальную камеру, дуя губы, и охаю, когда одна из них вдруг хватает меня за руку и тащит на танцпол с дикими воплями, в составе всей женской части компании. — Моя любимая песня! — орёт она истошно и припрыгивает на месте, а спустя всего несколько мгновений мы тонем в бесконечном море танцующих. Я откровенно не умею это делать. Стесняюсь жутко! И оглядываюсь по сторонам, боясь, что Ярослав увидит моё нервное дёрганье и посмеётся над моей неуклюжестью. У, я, кажется, влюбляюсь в тебя! Когда ты рядом моё тело всё в мурашках. Baby, у... Она танцует до утра, И, пока город засыпает, едем дальше... Но, я глотаю, подскочившее под горло, сердце и, несмотря ни на что, пытаюсь скопировать движения девчонок и тех, что в одних блестящих купальниках извиваются в подвешенных в воздухе металлических клетках. Вот — руки вверх и восьмёрки бёдрами. Закрыть глаза. Слушать музыку. У-у-ух! Кажется, даже получается. А-а-е! Кайф! Кайф! Легче! Как там было? Я оттанцую всю свою боль? Вот да — установка на максимум. Где-то внутри меня начинает зарождаться плотный комок эйфории и ширится. Он бурлит. Движения становятся более раскованными, напряжение уходит и на лице появляется улыбка оттого, что мне просто хорошо танцевать здесь и сейчас под эту сумасшедшую музыку. Так стоп! Что это? В первую секунду я ничего не понимаю, а во вторую до меня наконец-то доходит, что моё тело просто выносят с танцпола. Крепкая хватка за руку повыше локтя и вперёд сквозь поток разгорячённых людей, пока я не начинаю путаться в своих же собственных ногах. Оглядываюсь и только было собираюсь возмутиться таким непотребным поведением, но тут же забываю все слова на свете. Потому что позади меня Басов. Злой. Взмыленный. И смотрит на меня так, будто бы хочет придушить голыми руками. Вероника — Какого...? — пытаюсь я высвободиться, когда мы выруливаем с танцпола на лестницу. — Рот закрой! — шипит мне в лицо Басов, приближаясь так близко, что меня тут же обваривает его запахом и жаром. Не в силах сопротивляться, лишь на мгновение прикрываю глаза и глушу в себе стон. Боже! Я так скучала. — Куда мы? — еле-еле перебирая ногами, спускаюсь я вниз. — Ты! — Куда? — Домой! — Яр... — Домой. Я. Сказал! — снова рычит он и чуть встряхивает меня, а затем без церемоний рвёт вверх карман моей сумочки и достаёт оттуда номерок, передавая его гардеробщику. — Яр, — мнусь я, пытаясь высвободить свою руку из его жёсткой хватки, но тщетно. Он будто бы не обращает на меня внимания, а только сосредоточенно копошится в своём телефоне. Но и я не собираюсь сдаваться. Меня повело от близости с ним. Я снова почувствовала себя всемогущей, способной заставлять его сердце биться, а нервную систему заходиться от мощного потока эндорфинов. Я снова могу к нему прикасаться. Большего и не надо... — Яр! Рывок на себя. Почти сталкиваемся лбами. Кажется, у меня из глаз даже вылетают искры, а бабочки внутри живота нескладным, одурманенным роем взвились ввысь, почувствовав такой родной аромат мха, бергамота и горького апельсина. — Помолчи! — хватает мою ветровку и фактически впихивает меня в неё, а затем снова тащит, но теперь уже на улицу. А у меня внутри всё умирает и падает, когда я понимаю, что именно он от меня хочет. Чтобы я снова исчезла из его жизни. И глупые бабочки резко дохнут, словно бы их потравили Циклоном Б. Я ему не нужна. Я испортила этот вечер своим появлением. Глупая и наивная до безобразия Вероника. Дура! — Отпусти! — И куда побежишь, м-м? Задницей своей на танцполе крутить или сразу на ручки к Аммо? А он всё тащит и тащит. Вот уже парковка гостей клуба вокруг нас. Впереди только проезжая часть и куча такси, в одну из которых меня сейчас затолкают и отправят по адресу. И меня взрывает! — Я приехала к тебе! — А я просил? — вдруг отпускает он меня, да так резко и неожиданно, что я чуть пошатываюсь и едва ли не падаю. — Ну конечно, нет, — качаю я головой и с дрожащим подбородком договариваю, — я видела, что у тебя теперь новая фаворитка. — Да, — кивает он, — по статусу. Внутри всё рвётся и разбивается. Смахиваю слезу острого разочарования. — Ну что ты так смотришь на меня, Истома? — разводит он руками, а затем лохматит свою отросшую шевелюру. — Я впервые в жизни пытаюсь сделать всё правильно. Ясно? Чего же ты так упорно лезешь-то в это болото? Думаешь Аммо лучше, чем я? — Я не понимаю, — всхлипываю я. — Я — мудак. Он — мудак. Что тут ещё непонятного? — Но ты говорил, что... — Ты тоже много чего говорила, Истома. А потом просто поставила меня к стенке и расстреляла, потому что так приказала твоя матушка. — Но теперь-то я здесь! — рыдания рвутся из меня, но я ещё могу их глушить на выходе. — Да, ты здесь…, — жесткая, равнодушная ухмылка режет его идеально вылепленное лицо, — лишняя. И я больше не хочу играть в эти игры. — Игры? — Серьёзно у нас не получилось, — морщится Басов и отводит взгляд в сторону. — Пожалуйста, Яр, — протягиваю я к нему руку, понимая, что веду себя, как натуральная размазня, но он только качает головой и забивает смертельный осиновый кол мне точно в сердце. — Езжай домой, Истома, и слушай маму, она плохого не посоветует. — Вот значит как? — делаю шаг назад, а он зачем-то ко мне. Ещё один и ещё, пока я не упираюсь спиной в чью-то запаркованную машину. — Да, всё так... дерьмово. — Значит, всё правда, да? Всё то, что мать мне сказала про тебя? — Пусть будет — да, — пожимает он плечами, — так нам будет проще поставить точку.