— А может плюнуть на всё и перестать мстить? Отрицательно качаю головой. Можно бросить пить и курить, а бросить мстить невозможно. С этим нельзя жить. Это сводит тебя с ума. Разлагает изо дня в день. Червоточина в сердце пускает ядовитые корни и медленно убивает тебя. Я не смогу успокоиться. Мужик в полосатой рубашке и волосатыми руками хватает меня за лодыжку и тянет на себя, я лечу вниз головой с барной стойки, с ужасом считая сантиметры до столкновения с полом. У меня сердце ухает вниз от страха. Не хочется увидеть последним в своей жизни — волосатые пальцы сального извращенца. В последний момент меня кто-то из толпы ловит и прижимает к себе. Чувствую сальные руки на бёдрах, они спускаются, желая задрать платье. Спаситель хочет содрать с меня благодарность, облапать по максимуму. Я делаю всё, чтобы отбиться, кусаюсь и брыкаюсь. Мужик настойчиво скручивает и вжимает меня в своё тело. От него разит дешёвой водкой и недотрахом. Мишель прыгает в толпу как настоящая амазонка, чтобы помочь мне освободиться из лап пьяного неандертальца. Завязывается драка. Люди кидаются друг на друга с кулаками без причины, не разбирая пол. Удары летят отовсюду. Мужские руки выпускают меня, и я начинаю трезветь. Ищу глазами Мишель, пытаюсь найти подругу и вытащить наши жопы на улицу, пока не случилось плохое. Мы тянемся руками, но толпа оттесняет нас постоянно. Приходиться отбиваться, чтобы не получить по лицу. — Миша! — зову подругу, тяну к ней руки. К счастью, охрана врывается внутрь и начинает разнимать людей, останавливая балаган. Крепкие мужчины распутывают клубок тел, матерясь и угрожая особо тугим на голову. — Это всё из-за этих шлюх! — верещит пухленькая девка в обтягивающем платье. Она тыкает пальцем в Мишель, могу поспорить на что угодно, что жирная просто хочет свести счёты. Завидует красоте Мише. — Они затеяли драку. — Ты кого шлюхой назвала, бегемотина? — ору в ответ, ударяя тёлку кулаком в челюсть. Та взвизгивает как свинья мне на радость. — Закрой свой грязный рот! Меня скручивает охрана и тащит к выходу. Мишель бежит за мной. Нас вытаскивают на улицу, грубо держа как котят за шкирки. События так быстро пролетают перед глазами, что я не успеваю за ними. — Вы не имеете право. — заявляет подруга на французском. Её конечно же никто не понимает. — Отпустите! Ко входу подъезжает бобик с мигалкой, и из него практически на ходу выпрыгивает полицейский в новенькой форме. У мужчины усталый вид. За секунды на нас с Мишель надевают наручники и сажают в машину к бомжу. Я чувствую себя героиней чёрно-белого фильма Чарли Чаплина. Сплошной абсурд и смешные, немые ситуации! — Моя сумочка… Вы… — Мне не дают даже слово сказать, грубо запихивают в машину. — Дежурный, у нас плюс две шлюхи. — Отчитывается полицейский по рации с усталым выражением лица. Для него всё происходящее рутина. — Места в обезьяннике есть ещё? — Вы охренели? Какие мы Вам шлюхи? — плюю на уродов прямо через решётку. Хочется отпинать козлов. Полный беспредел. — Вы не хотели бы объяснить нам, почему нас задержали? На каком основании? — Рот закрой, борзая! — Мужик ударяет по решётке в ответ. — Будешь выёбываться, я тебя в камеру к бомжам посажу, ты там через пять минут по-другому запоёшь. Поняла меня? — Нет. — мило отвечаю, показывая ему средний палец. — Это тебя на кол посадят, когда узнают, что ты нас закрыл по беспределу. Мишель обнимает себя за плечи и сидит тихо, сладко постанывая и смахивая руками слёзы с щёк. — Ага, Вы все так говорите. Только Ваши папики не хотят светиться и быстро забивают о Вас, когда у Вас возникают проблемы. — Мужики ржут, а я закусываю губу от злости. Надеюсь, что Ярослав будет искать меня и найдёт быстро. Быстрее отчима… Твою мать. — Какая жесть. — бормочет Мишель. — Что теперь будет? Куда нас везут? — Всё будет хорошо. — отвечаю ей, расправляя порванное платье. Только сейчас замечаю, что его порвали в драке. Какой позор. Ловлю себя на мысли, что боюсь гнева Ярого, Годзилла не погладит меня в голове за то, что мы натворили. Он утром говорил что-то про «не попадать в неприятности». Нас вытаскивают из отделения, грубо тащат по земле. Я не выдерживаю и ударяю того, кто назвал нас шлюхами, коленом в пах. Тот в ответ отвешивает мне пощёчину, больше унизительную, чем болезненную. — Импотент хренов. — цежу сдавленно. — Только и можешь, как дрочить и бить женщин! — Сучка, сама напросилась. — Рычит мужик и кидает меня в камеру к бомжам как обещал. — Посмотрю, как ты запоёшь через полчаса. Мишель сажают в соседнюю камеру, там пусто к счастью подруги. Она с ужасом смотрит на меня. Я вижу, как синяя жилка бьётся на её виске. — Всё хорошо. — Говорю ей губами, мысленно взывая к Ярославу. Надеюсь, что он найдёт нас быстро. Быстрее, чем бомжи решат попробовать залезть мне в трусы. — Наша полиция чтит законы и не допустит нарушения прав граждан! Рассматриваю своих сокамерников с гулко бьющимся сердцем. Помимо меня в камере сидит четверо мужчин. Голодных и грязных мужчин, смотрящих на меня с неконтролируемым голодом. Они держат себя в руках. Пока. Хватит ли их надолго — непонятно. Решаю не садиться, подхожу к Мишель, мы касаемся рук друг друга через решётку. Чувствую её озноб, пытаюсь успокоить подругу. — Вот это мы повеселились. — шепчет Мишель. — Отожгли, так отожгли. Не говорю ничего подруге, потому что сама не могу собраться с мыслями. Чувствую взгляды на спине и попе, меня раздевает четыре пары глаз. — Они не посмеют в полицейском участке. — успокаивает меня Миша. — Это противозаконно. В отличие от моей наивной француженки я лучше разбираюсь в русском колорите и понимаю: чтобы проучить меня, полицейский закроет глаза на пакости мужиков. Но я решаю не говорить ей об этом, Мишель на взводе. — Видел какие сочные девочки сегодня у нас? Трахает же кто-то таких. — К камерам с самым непринуждённым видом подходит пожилой полицейский с чашкой чая в руках. Он говорит при нас о совершенно бытовых вещах, не стесняясь нашего присутствия. — Ты бы видел мою жену, на неё без Виагры не встаёт, а на эти сочные булочки лишь от одного взгляда поднимается. Ну почему, кому вот такие карамельки, а кому-то ботва старая? Мужики ржут, а мне становится мерзко. Внутренний голос говорит, чтобы я заткнулась, но язык адово чешется, не выдерживаю и выдаю: — Потому что старым козлам полагается как раз-таки ботва и хрен. Ясно тебе? Старый ублюдок. Залил слюной уже тут всё! — Мишель умоляюще цыкает, но я не могу сдержаться. После случая с отчимом, любое проявление мужского доминирования выводит меня из себя. — Интересно ротиком в деле ты работаешь также как языком? — шутит старый и показывает на меня тому, кто нас принял. — Это про неё ты говорил? Так может научить как родину любить? Девочка же не видит берегов, лучше мы её научим манерам, чем жизнь потом? А? — Почему нет? — хмыкает мужик, упирая руки в боки. — Родители не научили девочку манерам, нужно исправить. Если не мы, то кто покажет ей, что нужно язычок держать за зубами. Старшее поколение в ответе за подрастающее. Противный гогот заполняет отделение. — Что они хотят? — лопочет Миша, не разбирая ни слова. Я напрягаюсь всем телом, потому что настрой мужчин не обещает мне ничего хорошего. Интуитивно хочется сделать несколько шагов назад. — Давай так, лапушка, отсосёшь сначала мне, потом моего другу… Если нам понравится, то мы не заставим тебя полировать хуи вон тех ребят… — пожилой полицейский отдаёт кружку с чаем своему подчинённому. — Сейчас я заставлю тебя полировать хуи вот тех ребят… — как гром среди ясного неба. Голос Ярого грохочет, хотя он не кричит. Давит. Пугает всех присутствующих. Клянусь, я чуть не завизжала как маленькая свинка при виде Ярослава. Хотелось топать ножками от счастья при виде большого злого дяди, готового убивать. Настоящий Годзилла! Ярослав был вне себя от злости, он стоял позади полицейских с широко расставленными ногами и испепеляя глазами присутствующих. Только вот пока не было понятно, на кого он злится больше? На них или на меня? Яр был выше мужчин и мощнее, у этих малых не было шансов против него. Полицейские смотрели на него выпучив глаза и пытаясь оценить, можно бодаться с Ярославом или не стоит? — Выпустите их. — приказал Годзилла. Не успел пожилой открыть рта, как Яр вынул из кармана красное удостоверение и сверкнул им перед служителями закона. Не знаю, что там было написано, но это явно произвело впечатление на мужиков. Хотелось бы и мне узнать загадочное звание своего друга детства. Полицейские тут же заметались из стороны в сторону в поисках ключей. — Извините, но они себя вели вызывающе, затеяли драку… — мямлил старший, уменьшаясь в росте под взглядом Ярого на него. — Брюнетка вообще напала на моего сотрудника… — Это ло-ооожь! — я зашлась в возмущении. Яр поднял голову на меня и посмотрел так, что я заткнулась тут же. Сигнал был понятен без слов, у него на роговице было написано «Дома поговорим». — Эй. — Годзилла поймал за шиворот того, кто арестовал нас и ударил меня по лицу перед участком. Ярослав проигнорировал слова старшего. — Ты у нас женщин бьёшь? — Я? Нет? Ну она… — Ярослав отвешивает ему пощёчину, унизительную и заставляющую всех присутствующих стать ниже травы и тише воды. Никому не хотелось попасться следующим ему под руку. — Мама не учила девочек не обижать? — спрашивает он елейным голоском. — Тем более не трогать и даже не смотреть на девочек больших дядь, чтобы они тебе потом руки не поотрывали и не запихали куда поглубже? — П-протите… — мужик решает изменить тактику, не поднимает глаз и принимает очень виноватый вид. — Не знаю, что на меня нашло. — Не знаешь? — Яр со всей дури ударяет мужчину головой о решётку и закидывает в камеру к бомжам. Я едва успеваю уклониться, чтобы не стать на пути летящей тушки. — Так, а Вы подстрекали задержанных мужчин к изнасилованию? Ярослав говорил медленно и обманчиво спокойно, теперь он обращался к пожилому главному, выдирающему на голове седеющие волосы. Тот просто начинает плакать и падает на колени, наклоняется и начинает причитать: — Не гневайтесь ради Бога. Я думал же, что это проститутки. Знаете, сколько таких у нас за день? Они же слуги Сатаны, ничего в них человеческого. Накрутят жопой, а потом… Если бы знал, что кто-то из них Ваша… то я бы… — Очко подбери и сунь на место. — рявкает Годзилла, игнорируя его унизительные стенания. — Сейчас я научу тебя родину любить и уважать рабочие обязанности. Проститутки тоже люди. Чьи-то или нет! Яр наступает на голову главного и надавливает туфлей. — Пишешь заявление на перевод в Мужскую колонию. Не умеешь работать с женщинами, будешь работать только с мужчинами. Не напишешь сам, отправишься туда уже по другую сторону решётки. Ясно? — А… — А Вы чего стоите и хлопаете глазами? — Годзилла вспоминает зачем пришёл и поднимает взгляд на нас. — Понравилось тут? Может оставить? Мы с Мишель старательно качаем головой и улепётывает прочь. Глава 21