— Вы кто такие? Мужчина ответил, скандируя каждое слово, с сильным сицилийским акцентом: — Мы те, с кем ты хотел встретиться. Мы — Купол. Тано вновь обвел их изучающим взглядом. — Вас осталось только трое? — Да, нас только трое. Самое лучшее число. Те, кто сумел уцелеть, пережить долгие годы облав, предательств, борьбы. Мужчина снял очки. — Вот видишь, Тано? Мы ради тебя побеспокоились приехать сюда, сами пришли к тебе. Но теперь ты должен нам отплатить тем же. Должен вести себя хорошо, так, как положено. Но только действительно по-настоящему хорошо. Должен говорить с нами как следует, правильно выбирать слова. И стараться не ошибиться. Потому что нас и так уже беспокоит то, что ты делаешь. Например, нам не понравилось, что арестовали Корво. Корво — один из тех людей, с кем нельзя так поступать, его нельзя трогать. Даже тебе! Потому что мы его любим. Тано прервал его: — Корво несет вам войну. Он приказал убить Миммо Линори, потом его отца и кто знает скольких еще других. А я несу вам мир. Андреа Линори, если я буду рядом с ним, даст вам то, чего не хотел давать его отец. Без него вам никогда не удастся запустить руку в «Сицилтекноплюс». А между тем дни бегут. И момент дать зеленый свет новой сделке все приближается. Нет больше времени ждать: скорее столкуйтесь с ним и избавьтесь от Корво. Корво больше не нужен: он погорел, с ним все кончено! Троица хранила молчание, глядя на стоящего перед ними Тано. Владелец бульдога поглаживал собаку по голове. Тот, что с сигарой, продолжал курить. Тано понял, что если хочет их убедить, то должен продолжать. — Почему бы вам не позвать сейчас одного из наших парней, тех, что остались на улице, и не приказать пустить мне пулю в висок? Будет выглядеть как самоубийство. Все шито-крыто. А потом откажитесь от сделки, возьмите своего Корво и отправляйтесь все вместе на заслуженный отдых на ближайшие двадцать лет. Андреа Линори возвратится в Америку, а в «Сицилтекноплюс» назначат правительственного комиссара. Вы печетесь о Корво, а не сегодня-завтра на Сицилию прибудет парламентская комиссия по расследованию связей между политическими структурами и преступным миром. Сюда пожалует государство, продемонстрировав силу, осуществит акцию устрашения, и в каких-нибудь нескольких сотнях метров от ваших жилищ обоснуется и начнет работу комиссия, состоящая из честных людей, которых вам не удастся ни подкупить, ни запугать. Они начнут совать свой нос в самые грязные дела, происходящие в этой благословенной стране, а вы все будете носиться со своим Аннибале Корво. Засохшая ветка, битая карта, пустое место. Неужели вы этого не понимаете? А я вам готовлю на ближайшие двадцать лет праздничный банкет. Открываю дорогу в двадцать первый век! Человек в очках пристально на него поглядел. — Мы уже однажды тебе доверились. И ты потерпел поражение. Тано поднес руку к сердцу. — Нет, не я. В тот раз подвел вот этот мускул. Эта дурацкая штука, этот комок сосудов, клапанов и эмоций. Потому что в тот раз я хотел быть таким, как все другие. Но потом я понял. И с тех пор больше не слушаюсь сердца. Теперь я готов к тому, чтобы побеждать. Мужчина в очках одобрительно кивнул. — Ты умный человек, Тано. Во многом разбираешься. Ты образован. А тому, чего не было в книгах, тебя научила жизнь. Но одному ты еще не научился: ты преисполнен гордыни. И рано или поздно твоя гордыня погубит тебя. Сейчас ты нам нужен и мы говорим тебе: ладно. Но завтра, когда жизнь заставит тебя поджать хвост и ты придешь просить нас, тогда вот эти трое, что сидят перед тобой, вспомнят, как ты вел себя сейчас, каким тоном ты с нами разговаривал, каким взглядом на нас смотрел. И мы оставим тебя подыхать. Одного, как собаку. Ну как, тебе подходит такой уговор? Тано, ни секунды не колеблясь, сразу же решительно ответил: — Да, подходит. Трое поднялись на ноги и вышли из гостиной, даже не попрощавшись. Давиде привез их в деревенский дом, туда, где он уже был с Тано. Они с Треви решили взломать дверь, находящуюся вровень с землей, чтобы проникнуть в полуподвал и осмотреть его. Сильвия же в это время должна была попытаться поговорить с женщиной, живущей в этаже над полуподвалом. Она поднялась на крыльцо и постучала. Мария отодвинула занавеску и посмотрела на посетительницу. Некоторое время колебалась, потом приоткрыла дверь и в узкую щель стала с подозрением ее разглядывать, склонив голову набок и не произнося ни слова. Сильвия ей улыбнулась. — Я приятельница Тано. Мария сперва застыла как вкопанная, потом вдруг протянула руку и втащила ее внутрь. — Скорей входи, на улице молнии, они могут залететь в дом. Сильвия вошла следом за ней в комнату, где мебель была в белых чехлах. Мария одной рукой прижимала к груди куклу с разбитой головой, а в другой зажала маленькую пластмассовую овечку. Шла она слегка покачиваясь из стороны в сторону. Потом присела на пол возле камина. Взяла пластмассовую овечку и стала пытаться вложить ее в ручку куклы. И начала жаловаться Сильвии, будто старой знакомой: — Тано никогда нет дома, всегда он в отъезде. Я никогда его не вижу, никогда не знаю, где искать. Кто знает, что он там делает, я прошу его не уезжать, но он меня не слушает, вечно его где-то носит — и в грозу, и в бурю. Ну как мне его уговорить остаться дома, не уезжать? Что я должна для этого сделать? Сильвия, чтобы не вспугнуть ее, произнесла как можно более ласковым голосом: — Неужели у тебя нет никакой возможности дать ему знать, что ты хочешь его видеть? Ты не знаешь, где он находится, у тебя нет номера его телефона? Мария отрицательно покачала головой, потом указала на телевизор в глубине комнаты. — Я не люблю телефон, мне нравится телевизор. Смотри, мне его подарил Тано. Он такой добрый, такой хороший… Но Тано еще маленький… он ничего не может сделать, когда другие дети суют меня головой в украшенный лошадьми фонтан и держат под водой, пока я не начну задыхаться. А он ничего не может сделать. Они тоже не плохие, эти дети, но Тано лучше и добрее всех. Только он еще слишком мал, слишком мал… Они говорят мне: пей, дура, пей… а Тано стоит у ограды и плачет… может, он поэтому и убегает… И никогда не оставляет номер телефона… Мне страшно… Да, я боюсь… Мне страшно… В этот момент вошел Треви. Шепотом он сказал Сильвии, что пора возвращаться. Возникли некоторые проблемы и лучше поскорее уехать. Мария увидела его. — Это твой жених? — Нет. — Ах, жаль. Так, значит, ты любишь Тано? Сильвия подошла к ней, хотела обнять. Но Мария испуганно отстранилась. — Нет, я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась. Ты ведь говоришь неправду. Тебе нужен Тано, не так ли? Ты хочешь выйти за него замуж… но у него уже есть другая. Разве ты об этом не знаешь?… А кроме того, у него есть я. — Я хотела лишь с тобой попрощаться. Мария успокоилась. — Хорошо. Я довольна. Я должна что-нибудь передать Тано? — Скажи, что рано или поздно я разыщу его. Мария напоследок еще раз взглянула на Сильвию. — Я еще скажу ему, что ты красивая… Когда Сильвия села в машину, Треви доложил ей о том, что произошло. Вместе с Давиде им удалось взломать бронированную дверь комнаты, где Тано хранил компьютер. Им удалось включить его, и на экране появились данные, относящиеся к грязным финансовым махинациям Тано еще в бытность его директором банка Антинари. Но потом с экрана вдруг все исчезло. Треви просил извинить его. — Я вел себя как настоящий идиот. Я должен был предвидеть, что Тано в систему заложил программу самозащиты. Теперь все данные уничтожены. Камешек Газетный заголовок на пять колонок гласил: «Андреа Линори во главе «Сицилтекноплюса». Была помещена и фотография: Андреа садится в «Мерседес», а Давиде открывает ему дверцу. Корво раздраженным жестом отбросил прочь газету. — Все кругом между собой сговорились. И Святейшая Троица тоже! Но я не отдам им себя на съедение. Я гиена еще почище их. Они от меня так просто не избавятся! Адвокат сидел в кресле. Корво подошел к нему. — Делай так, как я тебе сказал. Найди надежных людей, профессионалов. — Я должен обратиться к вашим друзьям? Корво бросил на него мрачный, исполненный горечи взгляд. — К каким? Единственные друзья, которые у меня остались, это те, кого я могу себе купить. Он взял чековую книжку и поставил подпись. Вырвал чек и протянул его адвокату. — Держи, сумма не проставлена: я хочу самых лучших. Нинни на берегу моря поднял камешек. Маленький гладкий и блестящий камешек. И с довольным видом стал его разглядывать. Потом бросился к отцу, который поджидал его, прислонясь к каменному парапету у частного причала их виллы. Нинни показал отцу свою находку. Андреа взял другой камень — темный, шершавый, с изрезанными краями и положил его на ладошку Нинни рядом с гладким камешком. — Гляди, какой шершавый этот и какой гладкий тот, что принес ты. А ведь когда-то, очень давно, эти два камня были вместе, составляли одно целое, были частью одной скалы. Потом их что-то разлучило: один покатился сюда, на пляж. А другой упал у самого берега в море, там, где ты его нашел. И море постепенно день за днем, год за годом, полировало его, вот он и стал таким блестящим. То же происходит и с людьми. Поначалу они ни хорошие, ни плохие, ни печальные, ни веселые. Все зависит от того, куда забросит их жизнь, от того, куда занесет их судьба… Нинни слушал это объяснение как зачарованный. — А что такое судьба? — Ну, это что-то вроде быстро текущей реки. Реки, которой, однако, не видно. — А как же замечаешь, что она есть? — По течению. Иногда ты его чувствуешь. Иногда оно тебя уносит вслед за собой.