— Он работает на судью Сильвию Конти. Я не знаю, полицейский он или кто еще. Однако знаю, что Тано тоже в этом уверен: они уже были у его сестры, обыскали весь дом, пытались унести материалы. И только один Давиде знал, как туда попасть, потому что однажды он отвозил Тано. Карта сделал паузу. Пристально поглядел на Андреа. — Он застрелил Грилло и несколько минут назад выехал вместе с этой судьей в Австрию. Я послал вслед за ними Донато с еще двумя людьми. Андреа тяжело вздохнул и провел рукой по лбу. — Нинни подарил ему свой камешек. Карта поглядел на него, сурово, жестко. — Когда мы узнаем, зачем это он вдруг отправился в Австрию, что нам с ним дальше делать? Андреа решительно провел ребром ладони по письменному столу. А потом коротко, резко ответил: — Убейте его! Дорога бежала в глубь долины параллельно с набухшим от воды потоком, вдоль которого круто вздымались высокие горы. Давиде и Сильвия приземлились в аэропорту Вены во второй половине дня. Взяли напрокат машину и направились в сторону Инсбрука. А сейчас вышли машины и, опершись о шлагбаум на переезде, стояли на этой дороге, пережидая, когда пройдет поезд. Давиде взглянул Сильвии прямо в глаза. — Жена Андреа Линори, Глория, ко всему этому делу не имеет никакого отношения. Она в этой истории единственная, на ком нет вины. Мне хотелось бы, чтобы ты, когда мы наконец закончим расследование, не привлекала бы ее. — Но как ты можешь быть так уверен, что эта Глория… Давиде перебил ее: — Я это знаю. Так же как и то, что ты стремишься не только разыскать преступников, убийц. Я это чувствую. Сильвия окинула взглядом высящиеся перед ними горы. Солнце уже начало садиться и поднялся ветер. — Так к чему же, по-твоему, я еще стремлюсь? — К тому же, что и мы все. Иметь возможность спать ночью спокойно, без кошмаров и призраков. Без воспоминаний. Сильвия покачала головой: — Не все воспоминания причиняют боль. — То, что вспоминаю я, причиняет боль. Сильвия взглянула на него. — Несколько дней назад в прокуратуру приходил твой сын. Ведь он-то не только прошлое. Он есть, существует. И рано или поздно тебе придется выяснить с ним отношения. Давиде склонил голову. — Я слишком много потерял из того, что означает «сын». Его первые шаги, его первые слова, — все. Как-то осенью, много лет назад, в одну из бессонных ночей, я подумал, что, возможно, как раз в этот момент он выпускает руку Марты и в первый раз входит в подъезд школы. Иногда я пытался представить себе, как он дерется с мальчишками, как, сидя в самолетике, катается на карусели. Единственное, что все эти годы придавало мне силы, было сознание того, что всем тем, что он имеет — школой, яркими куртками, книгами, музыкой, первым поцелуем, всей своей жизнью, — он обязан лишь тому, что я нахожусь вдалеке от него. Если бы я остался в Италии, его бы рано или поздно убили… Прошел поезд. Сильвия и Давиде вернулись в машину. На переезде поднялся шлагбаум. Кормушка Дверь отворилась. У девушки были темные волосы и светлые глаза. Сильвия ей улыбнулась. — Привет, Лорелла. Ты меня помнишь? Лорелла покачала головой. — Я приехала поговорить с твоим отцом. Лицо Лореллы омрачилось. — Его нет дома. — Это визит личного характера. Тебе нечего бояться. — Я не верю тебе. Ты хочешь его арестовать. За спиной Лореллы послышался хриплый голос Пупаро: — Впусти ее, Лори. Сильвия вошла. Пупаро стоял посреди комнаты. Он посмотрел на оставшегося на улице Давиде. — А это кто? — Мой коллега. Тяжело опираясь на палку, Пупаро приблизился к окну. Когда Сильвия вошла, Лорелла сразу же заперла дверь. — Вы обещали оставить меня в покое. Что вам еще от меня надо? Я давал показания судьям чуть ли не по всему миру, благодаря мне вы прославились — о вас писали в газетах на первой странице, вы получали повышения по службе и прибавки жалованья. Неужели вам всего этого еще мало? Все, что я мог сказать, я вам сказал. Сильвия пристально на него поглядела. — Нет, не все. — Ну, конечно. Не все. А может быть, вы все мне возвратили? Все то, чего вы меня навсегда лишили? — Я приехала сюда не для того, чтобы с вами пререкаться, а лишь ради того, чтобы задать один вопрос. Пупаро тростью указал на кресло. Сильвия подошла к нему и села. Обстановка в доме была безликая, занавески в цветочек, на плите стоял кофейник. Пупаро устроился на диване. — Какой вопрос? — Что представлял собой на деле в начале шестидесятых годов «Сицилтекноплюс», возглавлявшийся Джованни Линори? Пупаро вздохнул. — Мы называли его кормушкой, что-то вроде волшебной сковородки из сицилийской сказки. Представляете — огромная сковорода, полная миллиардов. Чем больше бросаешь на нее очисток, тем аппетитнее от нее идет запах. И чем больше с нее ешь, тем полнее она становится. — Почему? В чем же был секрет? — Секрет один — какой еще может быть другой? Наркотики! Джованни Линори был первым, кто организовал их массовый ввоз в Италию. — А полученные миллиарды оседали потом в Ваксман-банке в Люксембурге. Не так ли? Пупаро кивнул: — Именно так. — Но вы, Купол, не имели совершенно никакого отношения к этой начатой Линори торговле наркотиками? — Ни малейшего. Между нами существовало соглашение. В течение двух лет все получал Линори. Он изыскал возможность финансировать первые поставки. А после этого начального периода все должно было перейти к нам. Что и случилось. Вот так родилась самая крупная сделка по продаже героина, которая, как говорили специалисты, должна произвести революцию в мировой экономике. — А какова была скрытая подоплека дела порта Алькантары? — О порте Алькантара мне ничего не известно. Сильвия не сдержалась: — Неправда! Порт был построен как раз в те годы. И начальника оперативного отдела полиции Джорджи убили именно потому, что он раскрыл что-то касавшееся Алькантары. Пупаро сделал жест, выражающий досаду. — Не желаю я об этом говорить. Мы же с вами уславливались. За этим делом стояла политика. А я согласился говорить только о делах мафии. Входная дверь неожиданно распахнулась. В дом вошел Донато, а следом один из его людей с автоматом наперевес. Донато с пистолетом в руке вырос на пороге гостиной.