Классические христиане указывают своим оппонентам на грубое противоречие их измышлений духу христианства. Они ссылаются на слова Христа, сказавшего, что источником власти может быть не только Бог, но и тьма: «Теперь ваше время и власть тьмы» (Лк. 22:53). Указывают на слова апостола Иоанна, сказавшего, что дракон может дать власть: «И дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть» (Откр. 13:2). И на апостола Павла, что «…наша брань не против плоти и крови, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего» (Еф. 6:12). Апостол Павел, в одном месте говорящий за власть, в другом месте против власти — очень необычный персонаж. Он принял христианство при странных обстоятельствах. По дороге в Дамаск его вдруг осиял свет. Павел, тогда еще носивший имя Савл, услышал с неба обращенный к нему голос: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?» (Деян. 9:4). С ужасом и недоумением он вопросил: «кто ты, Господи?!» (Деян. 9:5). Реакция Савла на ситуацию заслуживает особого внимания. Чтобы уловить нюансы, подумайте, почему Савл, услышав голос с неба, задает такой вопрос? Разве непонятно, кто с тобой может говорить с неба? Но, Савл спрашивает: «Кто ты, Господи?», то есть, признает господином, превосходящей его сущностью, но при этом хочет понять, кто это. Чтобы яснее понять состояние Савла, напомню, что иудаизм не отрицал иных форм жизни, превосходящих человека в развитии. Он называл эти формы жизни богами. Самую сильную иудеи назвали своим господином: «Господь наш превыше всех богов» (Пс. 134:5). Павел сразу признал, что с неба говорит господин. Но не мог понять, какой конкретно, которому Израиль поклонялся, или какой-то новый. Определиться он не мог, потому что господин с неба говорил фразами из древнегреческих трагедий: «Что ты гонишь меня»{18} и «Трудно тебе идти против рожна»{19}. Образованный Савл был в том же недоумении, в каком были бы вы, услышав с неба фразы популярных песен или фильмов. Что это было? Возможно, какие-то технологии, как у египетских жрецов, которые показывали подобные фокусы народу, чтобы доказать свою связь с богами. Не исключено, что Савл мог сам сочинить эту историю. Но зачем? Здесь много странных моментов. Как бы там ни было, по словам Христа и апостолов, источником власти может быть не только Бог, но также и тьма, и дракон. И если это положить на заявление, что всякая власть от Бога, выходит, власть тьмы и дракона тоже от Бога. Тогда получается, что власть сатаны от Бога. Из этого следует, что противиться сатане, которому Бог дал власть, значит, противиться воле Бога. Сатана в этом случае инструмент в руках Бога. Но не противиться сатане тоже будет означать сопротивление Богу. Возникает непреодолимое противоречие. Традиционные христиане, не приносящие жертву императору, говорят, что слова апостола Павла «всякая власть от Бога» означают, что власть есть только то, что от Бога. И потому всякая власть от Бога. А власть не от Бога правильно называть самоуправством. Так что говорить, что вообще любая власть от Бога — это извращение апостольских слов. Звучит убедительно, но у язычествующих христиан нет выхода. Если они приносят жертву императору, им нужно как-то оправдать это. Сделать это можно только одним путем: трактовать слова апостола в том смысле, что любая власть от Бога. Маньяку власть над жертвой дал Бог, Гитлеру власть дал Бог. И идти против власти от Бога — грех. Противостоящие христианские партии вырабатывают свои модели веры в Христа. Вера язычествующих христиан сводится к соблюдению обряда — перецеловать все иконы, а потом пойти, принести жертву языческому божеству, сыну Юпитера — императору. Вера традиционных христиан заключается в решимости пойти на муки и смерть, или удалиться в пустыню, лишь бы ни под каким соусом и ни в какой форме не поклоняться языческому божеству во плоти — римскому императору. Чем больше враждующие стороны спорили, тем больше убеждались в правоте своей позиции, и тем больше испытывали неприязни к своим оппонентам. Трещина между двумя ветвями христианства постоянно растет и вскоре становится непреодолимой. Гонения продолжают давать мучеников. Они также дают и тех, кто поначалу заявлял себя христианином, но, когда доходило до дела, не мог противиться давлению системы. Он приносил жертву императору, и затем искал оправдание своему поведению. Находил его в теории язычествующей партии христиан «всякая власть от Бога», и примыкал к ней. Гонения увеличивают число настоящих христиан и полу-христиан. Рим наблюдает это и окончательно признает силовое решение вопроса неэффективным. Чтобы удалить занозу из тела империи, нужно искать принципиально иное решение проблемы. Переворот По всей видимости, в поиске решения Рим опирался на анализ операции, проведенной им в отношении Израиля в 70-х годах I века. В этой провинции регулярно поднимались восстания. Рим вычленил корень проблемы — иудаизм. От него питались патриотические и мессианские настроения. Сердцем иудаизма был Храм. Если разрушить его, центробежные силы противостоящих партий нечему будет сдерживать. Иудаизм как религия рухнет. Как следствие, патриотизм утратит основание, и восстания сойдут на нет. Рим именно так и сделал. Когда он разрушил Храм, далее события развивались как по писаному — иудаизм умирает, патриотические настроения исчезают. Беспокойная римская провинция с тех пор больше не вспыхивает восстаниями и тихо платит налоги. Анализируя рожденную христианством ситуацию, Рим видит параллели с иудаизмом. В Израиле жреческая партия не могла признать пророков — это уничтожало ее монополию на истину. Пророческая партия не могла отрицать пророков — это был ее единственный способ противостоять монополии жрецов. Группы с фундаментальными противоречиями, стремящиеся к цели, достигаемой через сохранение своего основания и разрушение основания оппонента, являются естественными врагами. Если в ситуацию не вмешивается третья сила, они будут грызть друг друга, сохраняя равновесие. Но если государство поддержит одну группу, какой бы фанатичной и яростной ни была вторая группа, против двух сил она обречена проиграть. Именно это и произошло с иудаизмом. Когда Рим разрушил Храм, фактически он выступил на стороне пророческой партии. Жреческая партия после такого вмешательства сошла на нет. На сцене осталась только пророческая партия в лице двух фракций: ессеев и фарисеев. Так как ессейская фракция не занимала активной позиции, после крушения Храма она теряется в глубине веков. Упоминание о ессеях есть у Иосифа Флавия. Подтверждено оно списками Мертвого моря, случайно найденными в середине ХХ века. На сцене остается только фарисейская фракция. Она получает монополию на иудаизм. Да, это был уже не тот иудаизм, какой до разрушения Храма, состоявший из разных групп, связанных воедино. С уничтожением религиозного центра иудаизм сменяет фарисеизм. Но народу нет дела до таких тонкостей, и потому смена прошла незаметно. Ту же технологию Рим применяет к христианскому вопросу. По факту христианство было разделено на две партии. Одна не совершала жертвоприношение императору, другая совершала. Каждое гонение пополняло ту и другую партию новобранцами. Обе партии грызли друг друга в борьбе за монополию на истину, но в целом баланс сил сохранялся. Равновесие нарушалось, если государство становилось на сторону одной из партий. Естественным врагом Рима была партия традиционных христиан. Естественным другом Рима была партия христиан-отступников. Вырисовывается новая концепция борьбы власти против христианства — поддержать отступников. Она обещала быть менее затратной и более эффективной по сравнению с гонениями и заигрыванием. Потому что тут вся работа ложилась на плечи естественного союзника Рима ­— христиан-отступников. Власть кардинально меняет политику и действует по принципу «от чего заболел, тем и лечись». Такой прием использую в современной политической борьбе, когда оппоненту создают аналог, и он вынужден воевать со своим клоном, оттягивающим его сторонников. Например, если завтра в РФ партия коммунистов перестанет слушаться Кремль, ее не пустят в Думу. Нет, не силовыми методами — это неэффективно. Вместо этого создадут вторую коммунистическую партию, чем разобьют сторонников коммунизма на две группы, и мятежные коммунисты не наберут голосов для прохождения в Думу. Рим начинает собирать язычествующих христиан в структуру, аналогичную министерству — министерство по вопросам христианства. Но называют эту структуру не министерством, а Церковью. Она имеет все соответствующие атрибуты — чиновников, иерархию, форму одежды, деление на административные единицы. Места христианских собраний, где они совершали богослужения и общались, ранее назывались екклесия, в переводе — собрание людей. Теперь эти места называются базиликами, что означает императорский дом, министерство, казенное учреждение, подвластное воле императора. В 308 году Рим отменяет эдикт против христиан. Теперь их никто не трогает, им идут на уступки. В 313 году выходит Миланский эдикт, уравнивающий христианство с другими религиями. Власть приглашает всех верующих к диалогу, заведомо понимая, что на такое приглашение откликнется только крыло христианства, приносящее императору жертву. Между христианами-отступниками и властью устанавливается тесный контакт. Люди быстро усваивают нехитрые негласные правила игры, предложенные Римом: вы считаете приоритетным наше мнение, а мы вам оказываем поддержку. При таких правилах незаметно и, между прочим, представители Рима все чаще высказываются по духовным вопросам, и их мнение становится приоритетным для партии христиан-отступников. В борьбе за монополию на бренд «христианство» прогосударственная партия смиренно просит у власти запретить своим оппонентам называть себя… христианами. Она предлагает называть их еретиками. Логика такая: если они имеют иное мнение, чем христиане, поддержанные государством, значит, они еретики — люди с иным мнением. Власть начинает реализацию этой концепции. Традиционных христиан прекращают называть христианами. Теперь этих, что ни на есть самых настоящих христиан, называют по имени лидера группы, или по какой-либо особенности их учения. Если лидера группы звали Николаем, значит, его последователи — николаиты, если Донатом — донатисты. Кстати сказать, римская власть длительное время не оставляла попыток помириться с реальными христианами. Это сильно бы ускорило процесс укрощения христианства. Но они были непоколебимы. Так, император посылал упомянутому Донату послов с дарами. Тот их не принял и сказал: «Какое дело императору до церкви?». И своим последователям запретил от власти принимать милость. Власти сослали Доната в ссылку, где тот и умер. Чтобы понять эффект этой долгосрочной стратегии, представьте, что древний Рим запретил бы саддукеям, фарисеям и ессеям именоваться иудеями. Теперь их следовало бы называть именно саддукеями, фарисеями и ессеями. А иудеями можно называть только тех, кто приносит жертву римскому императору{20}. При такой политике через два-три поколения иудеем для массы будет тот, кого власть называет иудеем, кто приносит жертву императору. А настоящие иудеи, продолжающие стоять на своем и отказывающиеся от жертвоприношения, предстанут склочными сектантами, вечно спорящими на темы: «все ли Бог сказал Моисею или не все», «есть загробная жизнь или нет», «есть ангелы с демонами или нет» … На фоне этих спорщиков «государственный иудаизм», где тишь, да гладь, да божья благодать, воспринимался бы массой истинным иудаизмом. А настоящий иудаизм, с его спорами, — ну, эти уж точно еретики… — думал бы благочестивый иудей-обыватель. Именно такой трюк римская власть проделала с традиционными христианами в 314 году. Она выпустила указ, перечисляющий признаки христианства и ереси. Признаком ереси стало непризнание духовного авторитета власти, невыполнение ее закона (в первую очередь закона о величестве), заявление о независимости христианства от власти. Главным признаком настоящего христианства стало признание власти со всеми вытекающими. Настоящим христианином по этому закону был тот, кто поклонялся языческому божеству-императору и подтверждал этот поклон жертвой. А кто нарушал закон и не приносил жертву языческому божеству, тот был явный еретик отщепенец и сектант. В глазах народа не приносящие жертву императору христиане выглядели кучей разрозненных групп, вечно спорящей друг с другом и с властью. Госхристиане выглядели намного интереснее. Массе казалось, что они настолько истинные, что даже власть их признала. «То-то же, против Бога и власть не попрет», — изрекал римский обыватель. Ситуация перевернулась с ног на голову. Раньше христианином считался тот, кто НЕ ПРИЗНАВАЛ духовную власть императора. Отступником и еретиком считался тот, кто признал. Теперь христианином считался тот, кто ПРИЗНАЛ духовную власть императора. А отступником и еретиком — кто НЕ ПРИЗНАЛ. Черное стало белым, белое — черным. Традиционные христиане не сдаются. Они на всех углах заявляют, что таинства от отступников не имеют силы. Язычествующая партия прибегает к испытанному способу — смиренно просит у власти защитить благочестивых христиан (себя) от злых еретиков. Император Константин высказывается в пользу своих подопечных. Традиционные христиане заявляют, что мнение императора в таких вопросах не имеет силы. В ответ на такое заявление он ссылает лидеров «еретиков» далеко и надолго. Их храмы передает в пользование государственным христианам. В благодарность за такое покровительство язычествующие христиане заявляют, что власть императора не просто власть от Бога, которой можно и нужно поклоняться, но она имеет право регламентировать духовную жизнь христиан, в том числе силой. Сторонник язычествующей партии отступников Августин говорит, что император может и должен использовать военную силу для восстановления церковного единства. За это его, с подачи власти, Церковь объявляет не просто святым, но и называет своим отцом. Аналог этого святого — Конфуций. Его учение — никакое не учение. Там намека нет на мировоззрение. Вы ни слова не найдете на тему, откуда взялся мир, что ждет человека после смерти, из чего выводятся понятия добра и зла, и так далее. У него есть нетривиальные мысли о политике, экономике и обыденных вещах. Но все это не имеет отношения к мировоззрению, из чего следует, что его поучения никак нельзя называть учением. Это сборник бытовых штампов, где вся мудрость сводится к одному — быть покорным родителям, старшим по званию и возрасту. Но в первую очередь оно учит быть послушным власти. Власти Китая за такие заявления создали культ Конфуция — он теперь выступал в роли и святого, и пророка, и представителя божественных сил. А, например, вокруг учения Сунь Цзы, более глубокого, по сравнению с Конфуцием мыслителя, власть никакого культа не установила. Потому что он, вместо призыва к послушанию властям, говорил об игнорировании властей. И власть его за это гнала. После монополизации бренда «Христианство», государственные христиане делают следующий ход — начинают присваивать себе подвиги традиционных христиан. Говорят, что их Церковь стоит на крови мучеников за веру во время гонений от языческих властей. Это, наверное, самый чудовищный обман за человеческую историю. Государственная Церковь на 100% состояла из христиан, приносивших жертву императору. Они никогда не подвергались гонениям. Не за что их было гнать — они не нарушали закон об оскорблении величества. Гнали только нарушителей закона — кто веками проливал кровь за свою веру, принимая муки и смерть за свои убеждения — за отказ поклониться императору. Государственные христиане боролись с традиционными. Победив их, они положили в свой фундамент своих покойников-оппонентов — присвоили их подвиги себе. До сих пор этот обман в действии. Чтобы он не обнаружился, Церковь в изложении истории христианства никогда не останавливается на раннем периоде и не детализирует историю гонений. Она просто говорит, что римская власть гнала ранних христиан за отказ поклониться языческим божествам. Но нигде и никогда не говорит (и не скажет), что этим божеством был римский император. Что Рим наказывал христиан за нарушение светского закона, а не за веру в Христа и христианские догмы. Не говорит, что Рим за нарушение закона карал не только христиан, но и людей всех других вероисповеданий. Были случаи, когда не исповедовавший христианства человек обижался на власть и отказывался принести императору жертву. Римская административная машина его наказывала. Дьявол кроется в деталях… Церкви невыгодно освещать детали. Она представила дело так, будто Рим гнал именно за исповедание Христа. Чтобы сознание обывателя рисовало Рим религиозным фанатиком, принуждавшим поклоняться языческим богам типа Зевса. В голову не приходит, что в роли языческого бога выступал император. Церковь этот момент всегда вуалирует. Равно как и то, что Рим наказывал нарушителей закона без привязки к его вероисповеданию. Не важно, во что человек верил. Важно было только то, нарушает он закон или не нарушает — вот что было основанием для наказания. Выворачивание наизнанку истории раннего христианства создавало отступникам авторитет и давало симпатии населения. Христианство становится безопасным. Теперь любой мог заявить о своей вере в Христа, и одновременно принести жертву императору. Никто не видел в этом противоречия. Напротив, все чувствовали причастным к великому и высшему. Плюс безопасному. Еще сотрудничество с властью открывало перспективы. Народ валом повалил в героизированное христианство, ставшее безопасным. Ни у кого не возникло мысли, с чего вдруг оно стало таким безопасным? Что произошло? Рим продолжал оставаться языческой конструкцией принципа «дерево». Соответственно, его законы были те же. Но раз он изменил отношение к христианству, значит, изменилось само христианство? Но если учение меняется, — это уже новое учение… А где же прежнее? Всеми этими очевидными вопросами никто не задавался. Людям достаточно было объяснений уровня, что раньше были гонения, а теперь кончились. Почему кончились, если Рим тот же? Ну как почему… Просто кончились, и все… Бог так устроил. Среди новых христиан были разные люди. Большинство, как и положено, шли как бараны — куда все, туда и я. Другие нос держали по ветру, карьеру надеялись построить. Так в позднем СССР в партию вступали — без партбилета серьезной карьеры не сделать. Некоторые шли, восхищенные и покоренные историей раннего христианства. Таких было немало. Они составляли низовые слои христианства. Наверху тоже такие были, но немало там было и тех, кого привлекли далекие от веры цели. Подвиги Людей, принявших христианство единственно ради небесных целей, было очень много. Они готовы были насмерть стоять за свои убеждения. Но власти не нужны такие люди (или точнее, нужны в моменте). Всегда ей нужны люди, готовые менять убеждения по первому зову, как солдаты по приказу командира меняют направление своих усилий. Политическая ситуация сродни военной. Если меняется ситуация на поле боя, следом надо менять стратегию и тактику. Если меняется политическая ситуация, соответственно должен меняться и курс власти. Как на поле боя не бывает неизменных направлений, так не бывает их и в политике. Хороший чиновник тот, кто морально готов обняться с тем, кого сегодня клеймит. Политика — действие по ситуации, а не по убеждению. В романе «1984» Джордж Оруэлл описал государство Океания, внешняя политика которого постоянно менялась. Каждые четыре года оно объявляло врагом Остазию, а потом Евразию. Министерство правды постоянно переписывает историю, меняя цифры и факты. Высшим искусством было говорить заведомую ложь и искренне верить в нее. Или забыть любой факт, ставший неудобным, и извлечь его из забвения, едва он опять понадобился. Отрицать существование объективной действительности и учитывать действительность, которую отрицаешь — вот что считалось высшим пилотажем. Изменения политического курса максимально эффективны, если соответственно меняются убеждения подданных. Чтобы убеждения могли так меняться, они должны быть очень гибкими, то есть являться убеждениями на словах. На деле никаких принципов. Люди с твердыми убеждениями — потенциальная проблема для власти. Насколько в прошлой ситуации они были полезны, настолько в новой ситуации будут препятствием. Государство будет вынуждено устранять их. Убирать вчерашних героев — неприятная работа. Но что делать, если все течет, все меняется, и новая ситуация наступает. Чтобы минимизировать потери, власть в разные периоды ищет разные решения. Во времена Сталина этот вопрос решался за счет формирования культа. Показателем истины была не марксистская и ленинская коммунистическая теория, а мнение вождя. Все теории под него подтягивались. Если Сталин менял мнение, теория переподтягивалась под него. Истина всегда в моменте. Что вождь говорил на данный момент, то и было истиной. А он говорил всегда по ситуации. Потому что вождь — не пророк. Пророк выше текущего момента, он задает генеральное направление. А вождь идет заданным курсом и всегда зависит от ситуации. Дело вождя — решать проблемы текущей ситуации. Кто не отвечает на сиюминутный вызов ситуации, тот перестает быть вождем. Как правило, живым тоже перестает быть. Бывших живых вождей не бывает. Вождь всегда настоящий и всегда с народом. А народ не мыслит будущим. Его ориентир — сиюминутные цели. Так что задача вождя всегда в первую очередь сводится к достижению текущих целей. Сталин прекрасно понимал эти моменты. Он знал, что единственное твердое убеждение, какое может иметь чиновник и политик, — это не иметь твердых убеждений. Если у чиновника есть какие-либо твердые убеждения, он на своем месте до первой смены ситуации. Как только она наступает, человек с убеждениями отбывает на Колыму. Утверждая базовую беспринципность чиновника, я говорю это без осуждения, типа, какие беспринципные люди, а с инженерных позиций. Если детали машины будут иметь свое мнение там, где им его не положено иметь, механизм в целом будет недееспособна.