Часть 38 из 58 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Рыбы в аквариуме догадываются, что мир не кончается стеклом
Там, за стеклом, — небо рыб, они мечтают о нем и верят, что попадут туда после смерти
Я — рыбий бог, включаю и выключаю рыбье солнце, корм насущный подаю им днесь, не ввожу их во искушение, но избавляю от лукавого
Возможно, некоторые из рыб отрицают мое существование, другие же закрывают глаза, шепчут мантры и пытаются слиться со мной в мистическом экстазе
Глупые рыбы! Мне нет дела до ваших сомнений, и я не слышу ваших молитв
Если же я забываю вас покормить, то вовсе не потому, что вы не вспоминали обо мне, а просто потому что я забыл о вас, в конце концов, у меня — свой аквариум, свое небо, свой Бог и те же проблемы{114}
Интересно спросить материалистов: чем будет иллюзия, неотличимая от реальности? Реальностью мы называем то, что максимально реалистично ощущается. Сегодня наш мир мы считаем настоящим, потому что он максимально реалистично фиксируется нами. Но завтра появится виртуальный мир, который будет ощущаться более ярко. А что сегодня считается реальностью, то окажется в статусе меньшей реальности, типа иллюзии.
Вчера люди на разных континентах передавали друг другу свой голос — говорили по телефону. Сегодня плюс к голосу могут передать двухмерное изображение. Завтра можно будет передавать трехмерное, как показывают в фантастических фильмах. Ваш собеседник появится в пространстве, а не на экране. Следующий шаг — вы друг друга сможете осязать, обонять, видеть, слышать и даже лизнуть, попробовав на вкус. Для этого потребуется самому стать голограммой, что будет делаться одним щелчком. Встреча двух голограмм по реалистичности не будет отличаться от встречи двух людей. С тем преимуществом, что оба смогут в любой момент отключиться и исчезнуть.
Уровень реалистичности — исключительно технический момент. Мир развивается семимильными шагами. Еще недавно компьютеры были гигантских размеров, занимали целые цеха и стоили десятки миллионов долларов. Сегодня такой компьютер в вашем кармане, смартфон. Он мощнее любого мастодонта прошлого в тысячи раз и стоит 300 долларов. Если бы с такой скоростью развивалась авиация, Боинг стоил бы 500 долларов, и для облета вокруг планеты ему бы требовалось 20 литров топлива.
Учитывая развитие системы в целом и компьютеров в частности, плюс обучаемость машины, можно с абсолютной уверенностью сказать, что завтра виртуальный мир будет дан нам в ощущениях в той же степени, в какой сегодня дан в ощущениях обычный мир.
Из необратимости развития следует, что виртуал неизбежно превзойдет реал. Новый мир будет ярче, глубже, вкуснее, страстнее и реальнее реального. Виртуальность будет дана нам в ощущениях настолько натурально, что отодвинет реальность на второй план.
Термин «виртуальный» сбивает с толку. Он неявно утверждает, что есть настоящее и иллюзорное бытие. Свои яркие ощущения мы называем реальными, а свои не менее яркие называем виртуальными. Но если реальность — это что дано нам в ощущениях, и если виртуальный мир будет дан нам в них так же, как и реальный, значит, реальность и виртуальность не будут различаться. Это будут одинаково подлинные варианты бытия.
Но если виртуальные объекты ничем не будут отличаться от реальных, полученные от них эмоции тоже ничем не будут отличаться от тех, что сейчас дает реальный реквизит. Напротив, дворцы и машины виртуального мира будет эффективнее реальных.
Для получения эмоций нужны не только вещи, но и живые существа. Виртуальный мир населят боты, компьютерные программы, имитирующие людей. Человек создаст по образу и подобию своему ботов и наделит их искусственным интеллектом. Такие боты не будут отличаться от человека. Уже сейчас невозможно определить, с кем ты общаешься в сети — с компьютером или человеком. Бот с искусственным интеллектом будет больше похож на человека, как жулик больше похож на честного человека, чем честный человек.
Тест Тьюринга, предлагающий задавать любые вопросы тому, кто за стенкой, и по ним определить, с кем говоришь, с человеком или машиной, доживает последние дни. Одна из причин: многие люди глупее компьютера, их коридор мышления более узкий, а зависимость от шаблонов абсолютная — все точно как у компьютера.
Сейчас человек входит в соцсеть своей аватаркой, которая может отражать как его внешний вид (реальное фото), так и иметь вид какого угодно существа, предмета или явления. Завтра соцсети сменит полноценная трехмерная реальность, не отличимая от реального мира. Мы будем входить в нее своими трехмерными виртуальными аватарками.
Внешняя форма, так высоко ценимая в материальном мире, потеряет всякую ценность. Что сделает из человека его собственная фантазия — можно судить по аватаркам в соцсетях. Будущий социум видится фантастическим зоопарком из alter ego, наших вторых Я. В том мире будут обитать совершенно фантастические формы.
В свое время у человека отвалился хвост. При переходе в новую реальность у него отвалится туловище. У людей будущего, если их можно назвать людьми, не будет тела. Плотский человек для них будет примерно тем же, чем для нас обезьяноподобные предки.
Представьте, что вы в виртуальной реальности. Все вокруг создает компьютерная программа. В том числе ваше тело. А теперь на волне этой мысли задайте себе вопрос, почему бы всему, что вы фиксируете вокруг себя, не быть трехмерной виртуальностью?
Что вас в этом смущает? Что для создания такой картинки нужны информационные мощности, каким не располагает человек? Но с чего бы нам считать, чтобы сегодняшние возможности человека предельные? Напротив, есть все основания считать, что через тысячу лет развития наши возможности вырастут невообразимо. Их хватит Вселенную создать, и в каждой частице, образующей Вселенную, тоже создать Вселенную.
Получается, реальность отличается от виртуальности, источником, генерирующим информацию, и нашими способностями фиксировать ее. Сознание можно рассматривать антенной, улавливающей информацию. Если наша «антенна» будет принимать информацию от другого источника или мы расширим диапазон ее приема с помощью медитации или, например, ДМТ, то зафиксируем другую реальность (или виртуальность — как вам удобно) — увидим иные образы и новый мир на нашем внутреннем мониторе
В большинстве случаев ощущаемая реальность четче воображаемой. Но это не повод считать, что улавливаемое чувствами реально, а улавливаемое воображением иллюзорно. Если на южной стороне дома стоят прозрачные стекла, а на северной матовые, из этого не следует, что видимые через южные окна объекты существуют, а через северные — нет. Все объекты равно реальны. Просто одни наблюдатель видит более четко, другие менее.
Если я нигде не погрешил против истины, реальностей больше одной. Но если так, какой смысл во всех этих реально/виртуально? Этикетки разные, а содержимое одинаково. Нет оснований делить мир на реальный и воображаемый. Все фиксируемое, не важно, чувствами или разумом, есть настоящая реальность. Что фиксирует только разум и не улавливают чувства, то не фантазии и иллюзия, не вещь-в-себе и не тень иного бытия, а такая же полноценная реальность, как ту, что вы улавливаете пятью чувствами.
Чтобы это важнейшее утверждение не пролетело незамеченным, определю его еще раз иными словами: существование есть восприятие. Все, что воспринимается, то есть реально и подлинно. Что не воспринимается, того не существует. Подчеркиваю, не для вас не существует, а вообще-то оно есть, а вообще не существует. Существует только то, что вы фиксируете чувствами, интеллектом, интуицией и так далее. Даже слухи о том, что где-то есть то, чего вы не фиксируете, существуют до тех пор, пока вы фиксируете образ.
Существующее, значит, фиксируемое. Не важно, кем. Не важно, как. Важно, что мир со всеми его объектами и явлениями есть отпечаток в сознании. Чего там не отпечатано, того абсолютно не существует. Отпечаток существования и есть само существование.
Само по себе ощущение не имеет самостоятельной ценности. В нем только размер или сила. Оно может быть сильным или слабым, но не может быть хорошим или плохим. Здесь как с ветром, можно измерить его силу, но нельзя оценить его попутным или встречным (в нашей интерпретации хорошим или плохим), не привязываясь к ситуации.
Когда мы чувствуем тепло или холод, видим красный цвет или зеленый, улавливаем запах роз или нечистот, мы уверены, что все эти ощущения присущи тем объектам, от которых исходят. Мы считаем, что розы пахнут приятно, а нечистоты нет, потому что такова их природа и им это присуще в той же мере, в какой кругу присуща круглость.
В реальности атомы и молекулы не имеют температуры, запаха, вкуса и цвета. Ощущение тепла и холода — это всего лишь расшифровываемая в тепло и холод скорость движения. Ощущение цвета — волны разной длины, расшифровываемые мозгом в цвет. То же самое и запах — это лишь расшифровка формы молекул, уловленных носом.
Молекулы одной формы опасны, другой безопасны/бесполезны, третьей — полезны. При попадании в нос рецепторы фиксируют форму молекулы и отправляют сведения в мозг. Он присваивает полезной молекуле приятный запах, а опасной неприятный — сигнал тревоги. Приятность или неприятность — это не данность, а присвоенное качество.
На компьютер можно установить программу, которая будет оценивать четные числа приятными, чистыми и милыми, а нечетные неприятными, грязными и злыми. Цифры — это абстракция вне всяких качеств. Оценку создает программа. С таким же успехом она может оценивать числа наоборот — четные считать плохими, а нечетные хорошими.
Нам хочется думать, что белое — это всегда белое, а черное — всегда черное. Нам подсознательно хочется считать, что информация, ставящее под сомнение эти истины, есть пустое словоблудие, умничанье и софистика. Потому что «отречение от ложных суждений было бы отречением от жизни»{115}.
Человек по своей сути — набор программ. Например, сейчас у вас стоит программа, что хомяк — милое существо, а крыса — гадкое. Если изменить программу, хомяк будет восприниматься гадким существом, а крыса — милашкой длиннохвостой.
Сократ в свое время задавался вопросом: что есть свобода? Он ищет ответ в отличии человека и животного, и приходит к выводу, что человек может управлять своими инстинктами, а животное не может. Далее получается: кто обладает собой, может сделать выбор. Кто не властен над собой, тот раб своих инстинктов и выбора сделать не может.
Отлично, свобода — это выбор. Чтобы совершить выбор, нужно иметь точку отсчета. Если ее нет, выбор невозможен. Вместо него будет случай, гадание, тыканье пальцем наугад. Если перед вами поставят на выбор два черных ящика с неизвестным содержанием, вы можете сделать действие, внешне похожее на выбор, но такой же «выбор» может сделать любое насекомое, присев на крышку одного из ящиков.
Вам для выбора нужен эталон, от чего оттолкнуться. Это предопределяет выбор. Тут как с упомянутым компьютером, который между четным и нечетным числом «выберет» хорошее. Что есть хорошее, зависит не от него. Все предопределено. Но если так, где же тут выбор? Соответствовать программе — неужели это и есть свободный выбор?
Сократ вопрошал: что такое прекрасное? Девушка, лошадь, законы, горшок — все это может быть прекрасным, но что есть прекрасное само по себе? В поисках ответа он разбирает разные варианты. Сначала пытается привязать прекрасное к максимальному соответствию своей функции. Девушка прекрасна, если максимально притягивает взгляды мужчин. Горшок прекрасен, если хорошего качества и формы. На этом пытается построить иерархию красоты: лошадь прекраснее горшка, девушка прекраснее лошади.
Но тогда смертельный вирус или пыточные инструменты тоже прекрасны, если они очень эффективно выполняют свои функции. Соответствие предназначению не проходит на признак красоты. Тогда, может, красота — некая идеальная сущность, которая делает прекрасным, полезным и приятным то, во что входит? Но как же смертельный вирус, обладающий красотой? Красота не делает его ни приятным, ни полезным.
Длительные рассуждения не приводят к результату. Понятие красоты ускользает от Сократа еще больше, чем понятие свободы. Не все прекрасное полезно и не все полезное прекрасно. В итоге он вынужден заключить, что прекрасное — это трудно.
С моей точки зрения, красота — это программа, как запах или вкус. Что приятно языку, то вкусно. Что приятно глазу, то красиво. Запрограммировали вам одни вкусы, пропорции и формы считать прекрасными, а другие безобразными, и вы будете от них оценивать вкус и красоту объекта. Перепрограммируют вас на другие пропорции, и для вас вчерашние красоты будут восприниматься безобразием, а безобразное прекрасным.
В свете этих мыслей вспомню Канта{116}: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Что его приводило в благоговение, нравственный закон и звездное небо — обычные программы.
Человек абсолютно привязан к социуму. Если любое животное с младенчества вырастить в изоляции до зрелости, а потому выпустить к себе подобным, оно вольется в их тусовку, и станет неотличимо от них. Если человека с младенчества вырастить в изоляции, он навсегда останется животным. Если он в джунглях вырастет, получится из него животное человеческой формы. Если среди людей вырастет, выйдет из него то, что мы называем человеком. Сам по себе человек — потенциал, чистый лист бумаги.
После прочтения этой информации в голове всплывает вопрос: что же есть человек? В каком месте он венец творения и что гордого в его звучании? Беспристрастный анализ показывает, что человек звучит, не более гордо, чем свинья.
Понятие «человеческая природа» подразумевает некие пределы. На самом деле оно так же пусто, как понятие «компьютерная природа». Человек есть носитель ряда программ — врожденных и приобретенных установок. Уберите из человека все программы, и он исчезнет. Вместо человека будет туловище.
У носителя программы своей природы не может быть, как у героя виртуальной игры. Вставляйте ему любую программу, ну вот абсолютно любую, хоть идеал доброты, хоть абсолютное зло, хоть самого себя есть, и он будет ей следовать.
У человека дна даже предположить невозможно, и любое морализаторство пусто. Все наши представления о приемлемом и неприемлемом, о совести и бессовестности, о добре и зле — все это следствие программы, химеры, сон разума, тонкий слой позолоты на свиной коже. «Позолота вся сотрется, Свиная кожа остается!»{117}.
Личность
К середине ХХ века становится общепризнанным фактом, что Вселенная не статична, а динамична. Примерно 13,7 миллиардов лет назад она была микроскопической и жила по неведомым законам. Потом приняла современный вид, и сейчас живет по другим законам. Через миллиарды лет ее состояние вновь изменится до неузнаваемости.
Тысячелетия люди предполагали, что возможно идеальное государство, экономика, человек, семья, понятия добра и зла, нормы и табу (список идеальных образов можно множить до бесконечности), исходя в своей уверенности из того, что существует абсолютный идеал. Следовательно, идеальная модель чего-либо в принципе возможна.
Они были подобны создателям вечного двигателя, которые исходили из того, что раз небесные тела вечно крутятся, значит, вечный двигатель можно сделать. Но как только было доказано, что такой двигатель невозможен, попытки его построить прекратились.
Крушение теории вечной Вселенной, и теории, что Вселенная создана идеальным существом, означает исчезновение эталона, на который ориентировались теоретики разного рода идеалов: идеального государства, человека, семьи и прочее. Оказалось, что нет никакого идеала в традиционном представлении. Если смотреть в самую суть вещей, то еще круче: оказывается, понятие «идеал» несовместимо с понятием «существование».
Идеал есть неизменность. Существование есть движение, что значит изменение. Фраза «идеал существует» синонимична фразе «изменчивая неизменность». Встреча идеала и существования подобна встрече всё пробивающего снаряда с непробиваемой броней. Каждый образ в отдельности мыслится, но представить их контакт невозможно.
Пока христиане видели перед глазами движущееся Солнце, у них были основания считать, что в Библии на эту тему написана правда, которую Святой Дух на соборах и через святых изрек. Но когда появилась возможность смотреть на ситуацию через расчеты и телескоп, у людей пропало основание считать, что Церковь есть истина.
Пока люди видели пример абсолютного идеала, абсолютную Вселенную, у них было основание считать, что идеал возможен. И на этом основании стремиться к идеальному политическому строю, экономике, поведению, сексу, внешнему виду и иным объектам и явлениям нашего мира. Но когда через научные факты и онтологический масштаб они увидели, что идеала НЕ СУЩЕСТВУЕТ, у них исчезла возможность такого утверждения.
Крушение абсолютно идеальной Вселенной сокрушает понятие личности. С древних времен человеческая личность считалась целостной устойчивой сущностью. В ней видели совокупность уникальных и неповторимых своеобразий. Индивид мыслился как набор устойчивых психических, мыслительных, поведенческих и нравственных особенностей.
Древние греки словом «а-том» (не делимый) называли первокирпичики, из которых, как они полагали, состоит мир. Цицерон изобрел латинский аналог атома для личности — ин-дивид (не делимый). Смысл, что личность есть неделимая далее сущность. Как атом был основой материального мира, так индивид — основой социального мира.
Представление о материи, состоящей из первичных далее неделимых кирпичиков, формирует логику и задает научное направление мысли. Формируется механистическое мышление, абсолютно подчиненное законам причинно-следственной связи. Что не лезет в эту матрицу, то беспощадно отрубается, игнорируется и объявляется ненаучным.
Понятие неделимой личности задает курс традиционному западному мышлению. Из него выводят теорию автономности и индивидуальности человека, которая становится основанием гуманистической цивилизации. Это задает направление и коридор мысли.
Перед крахом теории вечной и идеальной Вселенной понятие неделимости личности начинает отвергаться умопостигаемым образом. Ницше в своей работе «По ту сторону добра и зла» пишет, что «Коперник убедил нас верить, наперекор всем чувствам, что земля не стоит непоколебимо», а хорватский гений, ученый Бошкович (второй Тесла), представитель следующего после Ньютона поколения, призывает «отречься от веры в последнее, что оставалось «непоколебимого» от земли, от веры в «вещество», в «материю», в остаток земного, в комочек — атом». Ницше же говорит, что нужно идти дальше и доконать веру в неделимую и вечную природу души, чему учило христианство.
Судьба личности пошагово повторяет судьбу материи. На протяжении тысячелетий считалось, что есть неделимые далее частицы материи. Но по мере погружения в предмет выяснилось, что материя состоит из не-материи. На сегодня нет внятного определения материи, какое было веками. Есть расплывчатое определение. Прижатая к стенке наука прикрывает этим определением свою недееспособность. Точно так несколько веков назад проигрывающие спор верующие прикрывались тертуллиановским «Верую, ибо абсурдно».
Аналогичная перспектива наметилась и в отношении личности. Тысячелетиями ее понимали, как нечто неделимое, монолитное, цельное. Иного понимания личности никто не мыслил, ибо казалось, иное невозможно. Как невозможно мыслить материю как-то иначе, кроме как монолитное и протяженное. Это казалось здравым и естественным.
Следующая после Ницше заметная фигура, предложившая иной взгляд на личность, был Фрейд. Как атом расщепили на три части, нейтроны, протоны и электроны, так Фрейд расщепил личность на Ид, Эго и Супер-эго.
Ид — врожденное бессознательное стремление к благу. Эта часть, по Фрейду, основа личности. Эго — что возникает в процессе стремления к благу с учетом реальности. Супер-эго рождают искусственные ограничения: мораль, нормы, ценности и прочее.
Дальнейшие исследователи смотрят на личность не как на индивида, целостную и неделимую сущность, а как на «дивида», — разделенную на фрагменты сущность. В наше время заметно высказывался на эту тему французский философ Делез. Он говорил, что не личность производит мысли и создает идеи, а ровно наоборот, мысли и идеи создают личность, и потому она нечто постоянно собирающееся и разбирающееся, мятущееся и разорванное. Тело может остаться прежним, но в нем может возникнуть совершенно новая личность — перерожденная, заново родившаяся.
Из отсутствия неизменного состояния следовало, что личность не может быть навеки упакована в какие-то идеальные формы и рамки. Что личность не обязана соответствовать предписанному идеалу, не важно, от кого он исходит, от Церкви или Государства.
Личность реализует свою подвижную природу при условии, что она свободна от всяких условностей, норм и шаблонов. И что тогда личность — становится совершенно непонятно. Неясно даже, как ее мыслить.