Единственной гонимой религией за всю историю Рима было христианство. Чтобы понять, чем оно так не угодило Риму, ответ нужно искать не в церковных объяснениях, они далеки от намерения найти истину, а в самых корнях христианства, империи и ситуации. Церковь объясняет гонения тем, что языческий Рим не выносил божественной истины, разносимой последователями Христа. По словам Церкви, она жгла его, как черта жжет ладан. Рим начал гонения, потому что был не в состоянии терпеть такую муку. Абсурдно и не верю. До и после казни последователи Христа говорили одно и то же. Но только «до» информация почему-то совсем не жгла языческий Рим. Длительное время после казни тоже не жгла. Ну, вот нисколечко… Рим попросту не обращал внимания на это христианство. А потом вдруг христианская проповедь начала его жечь… Историки, большинство которых никогда не лезет в корни, ограничиваясь собиранием внешних бантиков, что делает их больше архивариусами, чем историками, высказывают туманные версии, сплетая характер императоров с политической ситуацией и случаем. Например, они расскажут, что император Нерон поджег Рим и свалил вину на христиан. И это послужило началом зарождения ненависти римского общества к христианам. Подобные объяснения больше запутывают, чем объясняют. Но других нет. Вопрос, почему Рим вдруг стал гнать христиан, принято проскакивать, забалтывая общими словами и эмоциями. Люди жмут плечами и говорят: вроде и так все понятно, язычники гнали христиан, потому что язычники. Безбожники, звери, что с них взять… Какой у Рима вдруг мог возникнуть мотив для гонений? Идеологический мотив сразу отпадает. Рим никогда не интересовался философией и богословием. Тем более, до такой степени, чтобы тратить на это бюджет. Организовать масштабные гонения — это совсем не дешевое удовольствие. Чтобы власть решилась на это, нужны веские основания. Если и случались гонения на тот или иной культ, они носили исключительно политический или экономический, иногда бытовой характер. И всегда точечный. Известна история любви юноши к знатной женщине, не ответившей взаимностью. Отчаявшись, юноша подкупил жрецов храма, чтобы они сказали женщине, будто сегодня ночью ей в храме нужно отдаться божеству. Все произошло. Обман раскрылся. Женщина открылась мужу. Тот оказался влиятельным человеком. Дело дошло до императора. Сын Юпитера (император) приказал жрецов распять. Храм разрушить. Культ упразднить. Бытовой вариант сразу можно отбросить. Помыслить, что христианство триста лет создавало бытовые проблемы, — это нереально. Остаются экономика и политика. От экономической версии тоже практически сразу приходится отказаться. Не бывает в природе таких экономических проблем, решение которых затягивается на триста лет. Остается последний вариант — политика. Христианство угрожало целостности Рима. Чтобы разобраться с этим, нужно представлять принципы, на которых стояла модель Рима. Это позволит увидеть, в чем несовместимость римской модели с христианством. Рим был авторитарным государством — конструкцией, где к центральной детали крепятся все остальные, подобно дереву. Такая система существует, пока существует ствол. Если ствол ослабевает, вся конструкция слабеет пропорционально стволу. Если ствол исчезает (сломается, сгорит или сгниет), как бы ни были прочны растущие от него ветви, конструкция рушится в кучу и становится похожа на потревоженный муравейник. Стволом конструкции был император. Сохранение его авторитета было не следствием его честолюбивых амбиций, а делом государственной важности. Если его авторитет опускался ниже минимума, здание империи опасно кренилось. Человека в статусе правителя правильно воспринимать не человеком, а институтом. Римская система в силу своих инженерных особенностей была ориентирована на возвышение императора. Существовал специальный закон «Об оскорблении Величества», ограждающий центральный элемент системы (правителя) от умаления. При республике под «величеством» понималась власть государства, при империи — власть императора. Малейшее унижение авторитета власти и императора считалось опаснейшим преступлением против государства. Наказанием чаще всего была смертная казнь. Причем, действие этой статьи распространялось и на родственников, даже если они абсолютно не причастны к преступлению. Их наказывали более мягко — ссылкой или штрафом. Но иногда тоже казнили — в целях назидания другим. Испанский поэт Эрнандо Акунья позже выразит государственную модель «Дерево» фразой: «Одна паства, один пастырь, одна вера, один властитель, один меч». Геббельс повторит: «Один народ, одна империя, один вождь» («Einvolk, einreich, einfuhrer»). Император носил титул Верховного Жреца — Pontifex Maximus (сейчас Римский Папа носит этот титул). С целью максимально возвысить величие императора его заявляли не человеком, а непременно сыном Юпитера или иного божества. Приписывая такое родство, система делала человека именно божеством в прямом смысле. Не образно, не понарошку, а гражданам империи предлагалось понимать своего императора именно самым настоящим божеством во плоти. Например, когда в лагере Аттилы, предводителя гуннов, между дипломатами двух стран зашел разговор о правителях, византийские послы сказали, что вождь — это человек, а император — божество. Поэтому их нельзя сравнивать. И гунны согласились… Даже если на трон попадал человек из народа, биографы «обнаруживали» очевидные и несомненные родственные связи с божеством. В официальных биографиях таких императоров говорилось, например, что его мать посетил Юпитер, Марс и прочие высшие сущности, от которых она зачала и родила. Это означало, что ее сын — не человек, а полубог, сын Юпитера, Марса или еще кого из богов. Божественная природа объясняла, почему выходец из низов добился того, чего не смогли добиться более знатные люди. Потому что он не человек, а полубог — божество. Все сразу становилось на свои места. Первый римский император, кому начинается поклонение, как божеству, — Гай Юлий Цезарь Август Германик, по прозвищу Калигула (37 — 41 гг. н. э.). В его честь по всей империи началось воздвижение статуй. Такая статуя должна была появиться даже в Храме иудеев. Но так как Калигула был убит, в иудейском Храме она так и не появилась. Начинание Калигулы в течение нескольких веков продолжили ВСЕ римские правители. Закон предписывал всем гражданам и подданным Римской империи совершать жертвоприношения перед статуями, воздавая божественные почести императору. Авторитет императора культивировали в Римской империи так же тщательно, как в армии культивируется авторитет командующего. Солдаты отдают ему честь и обращаются в установленном порядке. Если солдаты этого не делают, их наказывают. Казалось бы, что особенного, если солдат обратился к командующему не по уставу? Не отдал ему честь, например, или нарушил субординацию иным образом — вместо положенного приветствия сказал генералу при встрече: «Привет, Петрович!». Чтобы понять смысл такой строгости, нужно понимать суть армии. Армия — машина из людей. Ее дееспособность зависит от точности движения всех деталей. Чем сильнее они разболтаны, тем меньше дееспособность механизма. Если люфт ниже критического минимума, машина недееспособна. Теперь это собрание шевелящихся невпопад частей. Судьба такого механизма не вызывает сомнений — в скором времени его заклинит. Армию от вооруженной толпы отличает устав — правила работы машины. Нарушение устава есть разбалтывание машины. Без устава дисциплина быстро опустится ниже низшего. Исчезнет сила, удерживающая все детали на своем месте. Армия потеряет дееспособность. Военная машина превратится в толпу вооруженных мужиков, опасных как для самих себя, так и для населения. Толпа начнет стремительно колоться на враждующие группировки, истребляющие в процессе себя и все вокруг. Избежать этого нельзя никаким способом, кроме одного — жесткой дисциплины. В империи действует точно такой же принцип. Если подданные не будут оказывать должного почтения центральной детали системы, империя начнет слабеть. На это отреагируют соседи. Чем слабее она будет, тем сильнее на нее будет давить внешняя среда. Давление будет нарастать не в силу желания отдельных агрессивных личностей, а по политическим, экономическим и социальным законам. Они работают так же непреложно, как и физические. Закон жизни — давят, пока продавливается. Давление останавливается, когда упирается в непреодолимое для него препятствие. Внешнее давление будет способствовать росту нестабильности в империи, что еще ослабит ее, и как следствие, еще больше усилит внешнее давление. Хаос будет нарастать, одно будет умножать другое. Однажды сумма негативных факторов уничтожит систему. Если конструкция основана на принципе «дерево», главная задача закона — не экономика и политика, как может показаться, а сохранение величества верховного правителя. Все остальные задачи должны быть согласованы с этим базовым требованием. Если авторитет правителя не будет иметь должного размера, как бы ни были велики политические и экономические достижения, систему разорвут внутренние центробежные силы в виде элиты, которая будет видеть в правителе равного. Равным не подчиняются. С равными конкурируют. По этой причине, например, пришедший к власти император Макс Фракиец уничтожил всех, кто помогал ему прийти к власти. Или Сталин перебил всех, кто считают себя равными ему. Отношение к правителю как к равному умаляет величество центральной детали. У божества не может быть друзей. Только починенные и рабы. Если же у него появляются друзья, за этим неизбежно следует ослабление системы. Власть обладает концентрирующим эффектом только в том случае, если право на нее есть у одного. Если право есть у многих, многие начинают на нее претендовать. Ресурсы пойдут не на усиление государственной конструкции, а на ее ослабление и разрушение. Планету можно сравнить с комнатой, заполненной надутыми шариками. Если в одном шарике давление упадет, соседние шары начинают его сдавливать. Давить будут, пока не займут освободившееся пространство — пока не упрутся друг в друга. Внутренние и внешние разрушительные процессы гарантируют гибель миллионов невинных людей. Чтобы избежать такого развития событий, нужно быть сильным. Для этого нужно соответствовать природе конструкции. И если ваша конструкция построена по принципу дерева, сохранение величества ствола является стратегической целью. Если величество действующего правителя надежно защищено, но нет механизма его замены новым, неизбежно ослабление системы по смерти правителя. Между кандидатами на его место начнется противостояние, которое имеет все шансы перерасти в гражданскую войну. В нее начнут втягивать внешние силы. Конкуренты или сами начнут приглашать внешние силы помочь в борьбе за «правое дело», или силы придут без приглашения. Если люди, образующие власть, понимают эти инженерные принципы, они в первую очередь определяют природу системы, и далее работают над укреплением ее ключевых узлов. Если власть взяли люди, не видящие ключевых узлов, если они думают, что взять власть и управлять — это одно и то же, они ориентируются или на сиюминутные цели, воруют, или, еще хуже, на абстрактные представления о добре и зле. Все это в итоге оборачивается максимальным злом как для горе-правителей, так и для общества в целом. Корень Планеты вращаются вокруг Солнца в силу его абсолютного превосходства. Чтобы увидеть величие центральной звезды относительно окружающих планет, достаточно сказать, что масса Солнца составляет 99,866 % от Солнечной системы. На долю всех остальных планет, включая тех, что мы называем гигантами, приходится 0,134 %. По законам нашего мира тела с большей массой не могут вращаться вокруг тел с меньшей массой. Если Солнце сравняется в размере с планетами, гармонию тут же сменит хаос. Система будет в смятении, пока не сформируется новый центр. До этого планеты будут беспорядочно биться друг о друга (допустим, они не могут вылететь за границы Солнечной системы). В результате этих столкновений появится превосходящая масса. Гравитация нового центра заставит крутиться осколки произошедшего катаклизма вокруг себя. Все тела найдут свои орбиты, и система снова обретет гармонию. Так же обстоит дело с величеством — авторитетом правителя. Чем он больше, тем прочнее удерживает в своей орбите ключевые фигуры. Стоит ему потерять авторитет, как начнутся процессы, какие бы начались в Солнечной системе, где Солнце утратило массу. Запредельный авторитет правителя тоже плох для системы, как слишком большой физический вес центральной звезды плох для окружающих ее небесных тел. Если сейчас гравитация Солнца сильно вырастет, она стянет в себя не только все окружение ее планеты, но и сама себя сожмет силой своей гравитации. Центростремительные силы получат приоритет над центробежными, и звезда превратится в черную дыру. Примерно то же самое будет с государственной системой, где величие центральной детали превзойдет допустимые пределы. Она начинает замыкать на себя ВСЕ. Начинает влиять на то, на что не должна влиять. Такую ситуацию создал, например, Сталин. Абсурды не замедлили проявиться. Например, возникло понятие «лженаука», куда попали самые перспективные направления того времени, генетика с кибернетикой. Потому что Сталин их попросту не понимал. Его авторитет сыграл с ним злую шутку. Он считал, что все, что истинно, он может понять. Если он чего-то не понимал, значит, это было ложью. Началось отставание в передовых областях и ослабление в стратегической перспективе. Если бы у Сталина авторитет был не как у Бога, понятия «лженаука» не могло возникнуть. Но у него был гигантский авторитет, поставивший крест на самых передовых и перспективных направлениях, обеспечив стратегическое отставание СССР. Помимо государственной модели системы «дерево», где системообразующим элементом является ствол, есть принципиально другой тип государственной модели — «корзинка». Здесь системообразующий принцип — отсутствие центральной детали. Прочность конструкции корзинки заключается в равенстве сплетенных между собой прутиков. Утрата любого из них не грозит системе крахом. Такая модель разрушается только при потере критической массы «прутиков». Если этого нет, любые дыры латаются. Принцип корзинки — республиканский стиль правления, общая власть (по-латыни «рес» — дело; «публика» — общее). Здесь центральная задача закона снова не экономика и политика, а сохранить равенство всех «прутиков», не допустить возвышения одного прутика над остальными. Никакой «прутик» не должен набрать лишний вес. Чем больше равенства имеют образующие «корзинку» элементы, тем прочнее конструкция. Что «дереву» хорошо, то «корзинке» смерть. И наоборот: что «дереву» плохо, то «корзинке» хорошо. Прочность «дерева» обратно пропорциональна свободе личности. Прочность «корзинки» прямо пропорциональна свободе личности. При «деревянной» конструкции закон сужает свободу образующих ее элементов до максимума. Центральной детали, стволу, он дает абсолютную свободу. При конструкции «корзина» закон расширяет свободу «прутиков» максимально — насколько это возможно. Он стремится дойти до черты, дальше которой нельзя, ибо дальше свобода породит хаос. Поэтому никакой прутик не имеет абсолютной свободы. Каждый своей свободой ограничивает свободу другого. Увеличить свою свободу в такой системе можно только за счет уменьшения свободы соседа. Кто злоупотребляет в этом, того «корзинка» изгоняет. Для «корзинки» стратегически важно не допустить возвеличивания отдельного прутика. Для «дерева» стратегически важно возвеличить ствол. При «корзинке» главное дело тайной полиции — выявлять авторитарные тенденции и искоренять их. При «дереве» главным делом тайной полиции является выявление неуважения к правителю. Римская империя, будучи «деревом», неусыпно заботилась о величии правителя. В рамках этой парадигмы правитель считался божеством. Закон Рима предписывал каждому жителю признавать высший авторитет императора во всех духовных и светских делах. В сфере политики признание авторитета правителя выражалось в признании за ним права принимать самые важные государственные решения типа начала и конце войны. В духовной сфере признание божественной природы императора выражалось в том, что за ним признавалось право определять понятие религиозной истины, запрещать и изменять любую религию, любой культ и как угодно вмешиваться в религиозное действие. Оно и понятно: ему, как представителю божественного мира, виднее, что есть истина. Как солдаты в знак признания авторитета командира выполняют армейские ритуалы, так жители империи в знак признания божественной сущности императора должны были совершать обряд жертвоприношения. Закон обязывал людей во время жертвоприношения произносить примерно такую формулу: «Признаю императора такого-то, сына Юпитера, верховного жреца и правителя империи, источником небесной и земной истины…». Завоеванным народам такое положение дел казалось естественным. Если вы нас победили, значит, ваши боги сильнее наших. Следовательно, император, сын ваших богов, божество во плоти, заслуживает того, чтобы ему поклонялись именно как божеству. Коса нашла на камень, когда Рим столкнулся с христианством. Ключевым узлом христианства была максима «поклоняться можно одному Богу». Она росла из иудаизма: «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исх. 22:20). Истреблять предписывалось только за один призыв к такой жертве. Не важно, кто призвал: пророк, мать, отец, брат или сестра, — правоверный иудей должен был донести на него старейшинам. Если факт подтверждался, далее следовало собирание народа для исполнения заповеди Бога — побить нарушителя камнями. Императора позиционировали божеством. Римский закон предписывал поклоняться божеству под страхом смерти. Иудейский Закон запрещал поклоняться любому божеству под страхом смерти. Всякий иудей, живущий на территории Римской империи, стоял перед выбором: или поклониться императору-божеству, и за это быть побитым соплеменниками, или не поклоняться, и за это быть распятым римской властью. Фактически выбор для него сводился к выбору смерти — или быть побитым камнями, или распятие. Правоверный иудей так же верил в существование Господа, как вы в существование самого себя. Выбирая, от чьей руки умереть, от императора в лице распинающих солдат или от Господина в лице побивающего камнями народа, иудей выбирал смерть от солдат. Позиция абсолютно рациональная и понятная. Оказавшись перед лицом вечности, перед лицом неизбежной смерти, лучше следовать вечным законам, источником которых иудей считал Господина, чем языческим законам, источником которых был император. Выбирая из двух зол меньшее, иудеи платят налоги и несут прочие повинности, но наотрез отказываются принести жертву императору. Рим испытывает твердость иудеев каленым железом. Убедившись, что это не просто слова, что они реально готовы умирать за веру, и реально умирают, власть встает перед выбором: или уничтожать подданных, что значит тратить на это деньги, или закрыть глаза и собирать с иудеев налоги. Рим выбирает налоги. Решение это обосновано тем, что стратегической опасности от иудаизма римляне не видели. Иудаизм был местечковой племенной религией. Он не выходил за пределы еврейского племени. Значит, отказ не мог заразить всю империю. Позиция христиан по запрету поклонения «иным богам» была жестче иудейской. Если у иудеев не было ясного знания, что их ждет после смерти, а жрецы иудаизма, саддукеи, те и вовсе отрицали загробную жизнь, то у христиан на эту тему была четкая картина — после смерти ждет рай с вечным блаженством, или ад с вечными муками. Принесение жертвы императору-божеству выглядело не только нарушением Закона, за которое у иудеев предусматривалось избиение камнями, но также отказом от Христа, поклонением бесам, которыми были, по христианскому учению, все языческие божества, и вечными муками в аду. Из этого следовало, что лучше на этом свете претерпеть временные муки, но не поклониться императору-божеству, чем избежать земных мук через поклонение императору, но за это на том свете гореть в аду и терпеть муки вечные. Христиане заявляли: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4:10). Претензии римского язычника-императора, по совместительству высшего языческого жреца, на статус высшего духовного христианского авторитета были христианам просто смешны. Они заявляли, что никто в мире, будь он хоть трижды императором и верховным жрецом трижды могучей империи, не может быть для них духовным авторитетом. Как и иудеи, христиане напрочь отказываются исполнять римский закон. Они готовы признавать светскую власть императора, платить ему дань, нести повинности. Но наотрез отказываются выполнить главный закон империи — принести божеству жертву. И сдвинуть с этой позиции многих христиан, как показала история, было невозможно. В какой мере невозможно одновременно исполнять римский и иудейский закон, в такой невозможно исполнить римский и христианский закон. Каждый верующий выбирал, какой закон ему соблюсти, а какой нарушить. За нарушение римского закона его ждало наказание от императора. За нарушение божественного закона ждало наказание от Бога. Выявлена подлинная причина гонения на христиан. Рим гнал христиан за отказ выполнить ритуал, требуемый законом о величестве. Иудаизм тоже нарушал этот закон, но, благодаря национализму, не представлял опасности для Рима. Космополитное учение христиан представляло для Рима огромную опасность из-за своего интернационализма.