«Раскрутить это как?» – Говори уже, – прошу я, сильно занервничав. – Сара может быть моим адвокатом, если мы согласимся… на что? – Вы двое соглашаетесь начать встречаться, ради пиара притворяетесь, что у вас серьезные отношения. Таким образом, когда все это всплывет, ты будешь казаться не безрассудным плейбоем, снимающим свои перепихоны, что, вероятно, кончится тем, что твоя спонсорская поддержка иссякнет быстрее, чем ты сможешь закинуть шайбу в сетку. Вместо этого все будет выглядеть как серьезные, зрелые отношения с женщиной, а какой-то подонок обнародовал видео с вами. Это гораздо лучший расклад, учитывая вторжение в личное пространство и все такое. – В мое личное пространство вторглись, – строго говорю я. ЛаШонда поднимает руки: – Я это знаю. Просто высказываю вам свое честное мнение. Это вызовет наименьший ажиотаж среди твоих спонсоров, команды и общественности. И, вероятно, не так разозлит моего тренера. Она права. «Дерьмо, это безумие». – Я готов, – твердо говорю я. Сара рядом бледнеет, и я протягиваю руку, чтобы пожать ее ладонь. – Сара? – Я… я подумаю об этом. Мне нужно вернуться в офис. Прошу прощения. – Она встает и спешит к двери. «Что за черт?». Подхватив с пола ее портфель, я следую за ней в коридор и аккуратно хватаю ее за локоть: – Погоди. Сара резко поворачивается ко мне лицом. Она все еще бледна, но ее голубые глаза сверкают. – Спасибо. – Она забирает портфель из моих рук и выставляет его перед собой, словно щит. – Скажи что-нибудь. Пожалуйста. Она сглатывает, при этом эти отвлекающие розовые губы сжимаются в линию. – Это безумие. – И? Мы справимся с небольшим безумием, да? Она глубоко вздыхает и медленно выдыхает. – У меня действительно другая встреча, на которую мне надо спешить. Я киваю: – Подумай об этом. Это все, о чем я прошу. – Подумаю. Сделав шаг назад, я прячу руки в карманы. – Позвоню тебе позже. Сможем обсудить детали. Едва кивнув, Сара вновь разворачивается, на этот раз – к лифтам, и спешит прочь. Неужели мысль о том, чтобы стать моей фейковой девушкой, настолько ужасна? – У тебя есть хлеб? – спрашиваю я, роясь в холодильнике деда. Достаю упаковку мясного ассорти для завтраков и нюхаю. Кажется, свежее. – Думаю, да, – отвечает дед. – Третий шкаф вон там. Он смотрит, как я вытаскиваю буханку хлеба и делаю себе сэндвич. – Ты перебьешь аппетит. Смеюсь. Мне двадцать восемь лет, а он все еще обращается со мной, словно с маленьким ребенком. Сегодня днем я сел на самолет в Денвер, чтобы провести вечер со своим дедушкой Джо. Я теперь редко его вижу, и это угнетает меня, особенно с тех пор, как несколько месяцев назад ему диагностировали деменцию. Дедушка Джо – тот, кто поддерживал и вырастил меня, после того, как моих родителей сбил пьяный водитель. Мне тогда было четыре года, Словом, для деда я сделаю что угодно. – Не перебью, – говорю я. – Умираю с голоду и хочу починить почтовый ящик, пока не стемнело. Он довольно сильно накренился. Дед кивает: – Да, уже месяц. Сильная была буря. Месяц? Удивительно, что туда все еще опускают почту, а деда еще не вызвали в почтовое отделение с требованием починить его. Ящик почти упал. – Я его поправлю. И приготовлю нам ужин. Хорошо? – Как скажешь, – кивает он. Я буду тут всего сутки, но этого как раз хватит, чтобы сделать пару дел по дому и утром отвезти деда на прием к врачу. Может быть, успею сводить старика в его любимую закусочную с блинчиками прежде, чем придется возвращаться в аэропорт. В последнее время мое желание проводить с ним больше времени руководит всеми моими решениями. Я начинаю осознавать тот факт, что он не будет рядом вечно. И я не собираюсь в следующем году в Сиэтл. Я слышал, что Денвер рассматривает меня в качестве возможного приобретения. Переход в команду «Колорадо» означал бы, что я буду ближе к своему дедушке, и мне будет проще присматривать за стариком и заботиться о нем. Конечно, дедушка Джо противится этому плану, в основном потому, что не хочет причинять мне неудобств. Как может быть неудобно присматривать за человеком, который почти четверть века положил на воспитание ребенка? И он не просто заботился обо мне. Джо следил за тем, чтобы у меня было все самое лучшее. Он устроился на неполный рабочий день на фабрику в городе, чтобы купить мне хоккейное снаряжение, и когда я заинтересовался, возил меня на каток к пяти утра шесть дней в неделю. Когда мне было двенадцать, он позволил мне вступить в выездную лигу и сопровождал меня на все игры. Он делал все возможное, а теперь настала моя очередь. Как бы там ни было, я очень переживаю за него. Я доедаю бутерброд, пока дедушка листает утреннюю газету. Я даже не знал, что эту макулатуру все еще печатают. Похоже, он уже читал ее с утра: страницы смяты и на одном краю – пятно от кофе. – Пойду починю твой почтовый ящик. Инструменты все еще в гараже? – спрашиваю я, поднимаясь и ставя тарелку в раковину. Он кивает, тоже поднимаясь: – Составлю тебе компанию. Тем вечером, после того, как мы починили почтовый ящик, убрали с заднего крыльца осиное гнездо, приготовили на гриле и съели стейки, дедушка заснул в своем глубоком кресле в гостиной. Я помог ему перелечь в постель, а затем выключил документальный фильм о медоносных пчелах, который мы смотрели вдвоем. Очаровательная мелюзга. Я не мог не провести параллели между их королевой и Сарой – на сегодняшней встрече она была непреклонна, даже если испугалась в конце. Я успел раздеться до боксеров и теперь лежу в постели в комнате напротив по коридору. Здесь темно, если не считать подсветку моего телефона. Я обещал Саре позвонить, но набираю текстовые сообщения, поскольку не уверен, что мой голос, прокатившись по коридору, не разбудит деда. Я отсылаю ей сообщение. «Привет, детка. Детка??» Я тихо смеюсь и продолжаю набирать. «Да. Мы теперь практически встречаемся. Разве ты не слышала?» Я улыбаюсь этой последней фразе, но улыбка гаснет, едва телефон начинает звонить. Она звонит мне. – Привет, – шепчу я. – Привет. – На секунду мне кажется, что она вот-вот набросится на меня за то, что я назвал ее «деткой», точно так же, как набросилась за сексуальные намеки, сделанные у меня в квартире. – Ты где? Почему ты шепчешь? – Я в Денвере. Она медлит секунду. – Но там не играют сегодня. А послезавтра у тебя игра тут. Я и не знал, что она так пристально следит за моим расписанием. Хотя, опять же, большая часть Сиэтла следит, так что не стоит придавать этому значение. Я поворачиваюсь на узкой кровати, подкладывая под голову еще одну подушку. – Я приехал проведать дедушку. Он спит на другом краю коридора. – Точно, я забыла. Ты там вырос, так ведь? – Ага. Ну, в основном. Я переехал сюда после смерти родителей. Родился я в Висконсине. Я не говорил ей об этом раньше, и Саре требуется время, чтобы осмыслить информацию. Она знает, что меня воспитал дед, но я никогда не рассказывал ей, почему. – Сколько тебе было лет? – Мало. Четыре года. – Боже, мне жаль. Ох, о чем я? У тебя и так проблем полно, а я заставляю тебя вспоминать о родителях. Прости. Давай сменим тему. – Да нет, все в порядке. Честно говоря, я рад, что ты позвонила. – Да? – переспрашивает она, и ее голос становится выше. – Да. Ты меня отвлекла.