– Вроде бы в четверг, – сказал отец. – Или в пятницу, – предположила мама. Отец снова покосился на нее. – Или в пятницу, – пробормотал он в кухонное полотенце. На месте этого блистающего пуговицами полицейского я, глядя на такое их поведение, точно арестовала бы их, как матерых преступников. – Вообще-то это было в субботу утром. Три пары глаз и чайное полотенце сконцентрировались на мне. – Это правда? – Полицейский присел на корточки, и я услышала хруст ткани, обтягивающей колени. Он сразу стал меньше меня, и поскольку мне совсем не хотелось ставить его в столь унизительное положение, я тоже присела. – Так и было, – подтвердила я. Глаза у него были темные, в тон форме. Я смотрела в них очень долго, но он так ни разу и не моргнул. – И откуда ты это знаешь? – спросил он. – Как раз шла «Тисвоз»[17]. – Мои ребятишки просто обожают «Тисвоз». – А лично я ненавижу, – сказала я. Отец кашлянул. – И что же она говорила, когда ты в последний раз видела ее, Грейс? – Полицейский переступил с ноги на ногу. – Она постучалась в дверь и сказала, что ей нужно позвонить по телефону. – У них нет телефона, – вставила мама. Произнесла она эти слова тоном человека, который гордится, что у него есть нечто такое, чего нет у других. – А она не говорила, зачем ей понадобилось позвонить? – Сказала, что хочет вызвать такси. Но я ее не впустила. Поскольку мама как раз прилегла отдохнуть. Мы все обернулись и посмотрели на маму. Та вновь теребила салфетки на столе. – А еще мне всегда говорили, что незнакомых в дом пускать нельзя, – добавила я. – Но ведь миссис Кризи была вам знакома, разве нет? – Полицейский наконец-то моргнул. – Нет, мы ее знали, но она какая-то странная была. – Странная? Я откинулась на спинку стула и подумала. – Ну, знаете, как выглядит человек, у которого страшно разболелись зубы? – Да. – Так вот, она выглядела даже хуже. Полицейский поднялся и надел фуражку. Казалось, он заполняет собой всю комнату. – Вы ее найдете? – спросила я. Полицейский не ответил. Он прошел в холл, и они с отцом о чем-то тихо поговорили. Я не расслышала ни единого слова. Даже когда старалась не дышать и перегнулась через кухонный стол. – Мне кажется, ее не найдут, – заметила я. Мама вылила из чайника старую заварку. – Нет, – сказала она. – Я тоже так думаю. Затем стала как-то яростно полоскать чайник – наверное, пожалела, что эти слова сорвались с языка. Я не знала, и неважно, сколько раз люди спрашивали меня об этом. Даже когда к нам в гостиную ворвался мистер Кризи и встал между мамой и Хильдой Огден[18], я все равно ничего не понимала. Его лицо было так близко от меня, что я чувствовала запах его дыхания. – Она не говорила мне, куда собирается уехать. Только спросила, нельзя ли позвонить по телефону, – сказала я ему. – Но она должна была еще что-то сказать! – Слова мистера Кризи хлестнули меня по лицу. – Она не говорила. Она хотела позвонить и вызвать такси. Воротничок рубашки у него обтрепался, на самой рубашке спереди красовалось пятно. Похоже, от яйца. – Грейс, подумай. Пожалуйста, девочка, вспомни! – Он придвинулся еще ближе. – Перестань, старина. – Отец попытался оттеснить его от меня. – Девочка рассказала все, что знает. – Просто хочу, чтобы жена вернулась домой, Дерек. Ты ведь можешь это понять, правильно? Я увидела, как мама начала подниматься из кресла, но затем ухватилась за подлокотники и осталась сидеть. – Может, она надумала вернуться туда, где жила прежде. – Отец положил руку на плечо мистеру Кризи. – Вроде бы в Уолсолле, да? Или в Саттон-Колдфилде? – В Тамворте, – ответил мистер Кризи. – Она там лет шесть не была. Ни разу с тех пор, как мы поженились. И почти наверняка никого теперь там не знает. Он по-прежнему дышал мне прямо в лицо. И я чувствовала запах тревоги. – А где находится этот Тамворт? – спросила Тилли, волоча школьный рюкзак по земле. То был последний день занятий. – За много миль отсюда. В Шотландии, – ответила я. – Просто не верится, что тебя допрашивал настоящий полицейский, а меня в тот момент, как назло, рядом не было. Ну, как это было? Как в «Суини»[19]? Мать Тилли недавно пристрастилась к телесериалам. Я вспомнила о запахе ткани, о том, как сверкающий пуговицами полицейский записывал мои слова в маленькую черную записную книжечку. Писал карандашом, и очень медленно. И при этом все время облизывал губы. – Да, в точности как в «Суини». Мы шлепали по тротуару. Утром было чуточку прохладнее. Бутылки с молоком быстро убирали со ступеней, дверцы машин были распахнуты настежь, все спешили выгулять собак до того, как жара наберет силу. – И этот полицейский будет ее искать? – Рюкзак Тилли царапал бетонное покрытие, облачка белой пыли поднимались в воздух. – Что он сказал? – Сказал, они официально объявят миссис Кризи в розыск. Как пропавшую или бежавшую. – Бежавшую от чего? Я задумалась и замедлила шаг. – Ну, может, от своей жизни. – Как это можно бежать от своей жизни? Я снова замедлила шаг. – Бежать от той жизни, к которой принадлежишь. Тилли остановилась подтянуть носки. – А как узнать, принадлежишь ты к ней или нет? – спросила она, глядя на меня снизу вверх. Я поняла, что не знаю ответа. И отвернулась от Тилли, чтобы та не заметила, как я хмурюсь. – Поймешь, когда станешь старше, – сказала я.