Тилли подняла глаза от носков. – У тебя день рождения всего на месяц раньше, чем у меня. – Как бы там ни было, только Бог точно знает, кому или чему ты принадлежишь. – Я отмахнулась от расспросов. – Так что неважно, что там думает кто-то другой. – А когда мы начнем искать Его? – Тилли все еще подтягивала носки, стараясь, чтоб верхние их края находились на одном уровне. – Начнем с мистера и миссис Форбс. – Я провела рукой по изгороди. – Когда мы поем гимны, они даже слова никогда не смотрят. – Но нам ни за что не найти миссис Кризи, если она уехала в Тамворт, пусть даже и с помощью Бога! – выкрикнула Тилли. За нами увязалась кошка. Она двигалась по верхней части изгороди, бесшумно и аккуратно перебирая лапками. Я видела, как она добежала до деревянного столба, потерлась о него, и на мгновение мы встретились глазами. Затем кошка спрыгнула на тротуар, нырнула в кусты и скрылась из виду. – Это соседская кошка, что ли? – спросила я. Но Тилли меня не слышала, отстала. Я обернулась и подождала, пока она меня догонит. – Ни в какой Тамворт она не поехала, – сказала я. – Она все еще здесь. Дом номер шесть, Авеню 3 июля 1976 года – Ну давай, что же ты! – Тилли в своем свитере подтолкнула меня локтем. Я смотрела на дверной звонок. – Как раз и собираюсь это сделать, – ответила я. Дом мистера и миссис Форбс всегда выглядел так, будто в нем никто не живет. Все другие дома на нашей улице были изнурены жарой. Сорняки расползались вдоль садовых тропинок, стекла окон помутнели от густого слоя пыли, вечерами на пожелтевшие лужайки никто не выходил, словно люди забыли, для чего они предназначены. В отличие от них, однако, дом Форбсов излучал самодовольство и решимость, словно подавая пример неряхам. – Может, там никого и нет, – предположила я. – Давай попробуем зайти завтра. Я провела носком сандалии по краю чисто подметенной ступеньки. – Дома они, точно тебе говорю. – Тилли прижалась лицом к окошку из цветного стекла в двери. – Слышно, как работает телевизор. Я тоже прижалась лицом к стеклу. – Может, они фильм смотрят, – сказала я. – Может, стоит зайти позже. – Так ты не считаешь, что это наш долг перед миссис Кризи, позвонить в дверь как можно скорее? – Тилли обернулась ко мне с самым серьезным выражением лица. – И перед Богом тоже? Солнце отражалось от снежно-белой щебенки, которой были посыпаны дорожки у миссис Форбс, я даже прищурилась – так слепило глаза. – Как лидер группы гёрлскаутов, Тилли, я решила поручить звонить в дверь тебе, пока сама готовлюсь произнести речь. Она посмотрела на меня из-под непромокаемой шапочки. – Но ведь на самом деле мы никакие не гёрлскауты, Грейси. Я тихо вздохнула и заметила: – Очень важно уметь вжиться в роль. Тилли, хмурясь, смотрела на входную дверь. – Может, ты и права. Может, дома и правда никого нет. – Очень даже есть. На тропинке, огибающей дом, появилась миссис Форбс. Одета она была так, как моя мама одевалась для визита к врачу, и несла под мышкой большой рулон пакетов для мусора. Развернула один с сильным треском, и с крыши сорвалась стайка встревоженных голубей. Она спросила, зачем мы пришли. Тилли уставилась на белоснежную щебенку, а я, скрестив руки на груди, стояла на одной ноге, стараясь занимать как можно меньше места на ступеньке. – Мы гёрлскауты, – спохватившись, ответила я. – Да, мы гёрлскауты. Пришли предложить вам помощь, – пискнула Тилли. Хорошо хоть удержалась, чтоб не запеть. – Что-то не больно вы похожи на гёрлскаутов, – миссис Форбс с подозрением сощурилась. Тогда я сказала, что нам нужна помощь соседей, и тут миссис Форбс кивнула, согласилась, что она действительно наша соседка, и даже предложила нам войти в дом, чтобы не стоять на жаре. Тилли потянулась следом за кардиганом миссис Форбс, возбужденно размахивая руками, я погрозила подруге кулаком, пытаясь ее успокоить. Миссис Форбс, стуча каблучками, развернулась и пошла по тропинке вдоль дома. Каблуки звонко цокали по чисто подметенной бетонной плитке, а наши сандалии шлепали следом, изо всех сил стараясь не отстать. Через секунду она вдруг обернулась, и мы с Тилли, все еще размахивая руками, едва не врезались в нее. – А твоя мама знает, что ты здесь, Грейс? – спросила она. И вскинула руки, точно регулировщик движения. – Мы ей сказали, миссис Форбс, – ответила я. Она тут же опустила руки и снова застучала каблучками. «Интересно, – подумала я, – понимает ли миссис Форбс, что сказать моей маме – это одно, а вот знает ли она – это совсем другое?» Две совершенно разные вещи. Впрочем, откуда ей было знать, что мама обычно подносила пальцы к горлу и яростно отрицала, что ей говорили что-либо в этом роде. Даже когда отец брал себе кого-нибудь в свидетели (обычно меня) и слово в слово повторял содержание разговора. – А про мою маму она почему-то не спросила, – прошептала Тилли. Очевидно, мать Тилли считалась слишком непредсказуемой, чтобы спрашивать о ее мнении. Я расправила джемпер на спине подружки. – Все нормально. Спросить о моей маме – этого за глаза хватит на двоих. И ты всегда можешь это использовать. Тилли улыбнулась и взяла меня под руку. Порой я никак не могу припомнить, когда ее не было рядом со мной. Ковер у миссис Форбс был цвета сиропа от кашля. Он тянулся через весь холл до самой гостиной, а когда я обернулась, то увидела, что им покрыта и лестница на второй этаж. Сохранились линии в тех местах, где по нему провели пылесосом, а когда мы вошли в гостиную, то там нас ждал еще один квадрат сиропа. Наверное, на тот случай, чтобы каждый гость мог убедиться – в этом доме царит полный достаток. Миссис Форбс спросила, не угостить ли нас чем-нибудь, и я ответила да и не сказала нет заварному крему; миссис Форбс сложила губы трубочкой в виде буквы «о» и вышла. А мы остались сидеть на темно-розовом диване с изогнутыми подлокотниками и целой горой подушек. Я решила примоститься на краю. Тилли уселась первой. Сиденья оказались такими глубокими, что ноги ее не доставали до пола, так и свешивались, словно у тряпичной куклы. Она перекатилась на бок и заглянула в щель между диваном и стеной. – Ты Его не видишь? – спросила она, склонившись почти к самому ковру. – Кого? Тилли перекатилась обратно, лицо побагровело от усилий. – Бога, кого ж еще. – Не думаю, что Он возьмет да вдруг выскочит из-под плинтуса, Тилли. Но обе мы покосились на плинтус, так, на всякий случай. – Надо же с чего-то начинать, – пробормотала она. – Миссис Кризи в опасности. Я окинула взглядом комнату. Тут все было так, словно кто-то поработал в доме лопаточкой для развеса мороженого. Даже те предметы, которые не были розовыми, таили в себе намек на этот цвет, будто без этого условия их и в дверь бы не пропустили. Шторы перехвачены шнурами цвета семги, на каждой подушке кисточки цвета фуксии. На страже каминной доски стояли фарфоровые собачки, шеи у них были обвиты гирляндами розовых бутонов. Между собачками выстроились фотографии в рамочках: мистер и миссис Форбс в шезлонгах на пляже; мистер Форбс стоит рядом с автомобилем; мистер и миссис Форбс с группой гостей на пикнике. Прямо в центре красовался снимок девушки с волнистыми волосами. Все остальные люди на снимках почему-то отворачивались от камеры, и глаза у них были такие серьезные, но эта девушка смотрела прямо в объектив, улыбалась и казалась такой искренней и незащищенной, что мне захотелось улыбнуться в ответ. – Интересно, кто она такая, – пробормотала я. Теперь Тилли исследовала пространство за кушеткой. – Как думаешь, может, Он сумел пробраться куда-то сюда? – Подруга приподняла подушку, заглянула под нее. Я посмотрела на брызги шампанского, которые, превратившись в крохотные стеклянные шарики, свисали с богатой люстры. – Думаю, что с розовым тут явный перебор, даже для Иисуса, – ответила я. Миссис Форбс вернулась с подносом и целым набором печений. – К сожалению, заварного крема у нас не оказалось, – заявила она. Я взяла три куска рулета с инжиром и одно шоколадное печенье. – Ничего страшного, миссис Форбс. Как-нибудь и без него обойдемся. Из соседней комнаты доносились звуки телевизора и выкрики мистера Форбса. Очевидно, показывали футбольный матч. И хотя телевизор явно находился прямо за стеной, звуки доносились как бы издалека, точно весь остальной мир остался за пределами этого розового интерьера. А мы с Тилли оказались в плену акрилового волокна и подушек, и охраняли нас фарфоровые собачки, и сами мы были обернуты в целлофановую тишину цвета клубничного мороженого. – У вас очень красивый дом, миссис Форбс, – сообщила Тилли.