– Не уходи так быстро, – сказал кто-то устами проститутки. Он поднял глаза и увидел, что глаза девушки снова открылись, а нарисованная маска похоти уступила место чему-то неподдельному. Шлюха глядела с соблазнительным прищуром, и не успел шаман глазом моргнуть, как ее шея изогнулась, голова приподнялась от рамы и потянулась к нему. Он отпрянул как мог, но голова – совсем как у гадюки – двинулась следом, и раздалось тихое пощелкивание растягивающегося хребта. Мышцы лица девушки скручивались в мерцающем свете свечей, будто вселившееся в нее существо обживалось в человечьей плоти, которую давно не примеряло. – Ты призвал нас, – с иронией продолжил голос, который не принадлежал молодой шлюхе. – С какой целью? – У… ох… Уранн? – с трудом проговорил шаман, дрожа словно в лихорадке. – Нет. – Лицо чуть приблизилось и попыталось улыбнуться. – Но близко. Полагаю, ты знаешь меня как Келгрис. Даже находясь во власти безграничного ужаса и боли, Полтар изумился. Келгрис, Владычица Первой крови и Сокола, повелевала беззубыми ритуалами воронаков, ее милости добивались молодые влюбленные, женщины в тягости и иссохшие старухи-травницы. Скаранаки, увлеченные воинскими ритуалами, давным-давно о ней забыли. Ее именем ругались дети, иной раз оно могло стать поводом для непристойных шуток о маджакской загробной жизни, но в остальном… Из уст проститутки вырвалось шипение, давая понять, что сходство со змеей неслучайное. – Что касается всего прочего, о Полтар, мастер дюжины могучих ударов, твоему племени потребовался бы уровень интеллекта, какого вы не достигнете и за тысячу лет. Здесь важнее тот факт, что ты попросил Небожителей о заступничестве. Клянчил нашу помощь в молитвах и снах, резал глотки маленьким животным при первой возможности – и пил кровь, – горшками сжигал переоцененные благовония, которые, по-твоему, должны были привлечь наше внимание. Ты желал Небожителей – что ж, ты их получишь, и они не будут соратниками, каких ты себе вообразил. Так что расслабься и не сомневайся: все будет как надо! – Существо, овладевшее телом шлюхи, с явным удовольствием повторило слова, сказанные Аджаной час назад. Я пришла, чтобы доставить послание от моего брата Хойрана, коего вы называете Уранном. Вот оно: «Жди и наблюдай». Шаман прижал одну руку к очагу боли между ногами. – Уранн отомстит Драконьей Погибели? – выдавил он сквозь зубы. – Мой обидчик будет посрамлен? – Это, – нежным голосом проговорила Келгрис, – зависит от твоего поведения. Если будешь вести себя как подобает… хм… Идущему по Небесному пути, возможно, куда-нибудь доберешься. Если рассердишь нас, я поиграю с твоей душой в ледяном аду за пределами мира. Как-то так. Что касается этого… – Кулак меж бедрами проститутки разогнул указательный палец, не ослабляя подобной тискам хватки на члене Полтара, и жестко ткнул в его съежившуюся от ужаса мошонку. – Это могло бы развеселить моего брата в плохой день, но мне не смешно. Священнослужитель должен быть чист, дабы направлять энергию туда и тогда, где и когда она нужнее всего. Чист! Ты еще не забыл значение этого слова? Кулак сжался сильнее. Полтар почувствовал, как лопается кожа и льется кровь. – Да! – завопил он. – Да, чист! – Ты больше не изольешь себя таким способом без моего разрешения. Я понятно выражаюсь? – Да, да, да… – Теперь он плакал от боли. Пальцы разжались так же резко, как сжались, и шаман, попятившись, споткнулся и упал на пол. – Тогда смири гордыню, – сказал голос, все еще любезный и рассудительный. – Смири гордыню и, хм, возрадуйся, что боги вернулись к тебе. Шаман распластался перед привязанным к раме телом. От соприкосновения с грубым полом изувеченный член пронзила боль, но Полтар не двинулся с места, дрожа, бормоча и молясь, пока голоса и настойчивый стук в дверь маленькой спальни не привели его в чувство. Он поднял голову, все еще тараща глаза и дрожа от ужаса, и увидел, что Келгрис исчезла, оставив после себя лишь неподвижность. В комнате было темно, свечи погасли. Льющийся сквозь окно свет вырисовывал мрачный силуэт рамы с привязанным телом девушки – ее голова висела, повернутая, на сломанной и растянутой шее, устремив на него широко распахнутые глаза с немым укором. На мертвых губах застыла улыбка Келгрис. Глава 11 На то, чтобы привести все в порядок, ушел почти час. Как обычно, разбираясь с последствиями каких-либо событий, главное не останавливаться. «Не давай им покоя, – сказал ему в тот день Флараднам с носилок в палатке лекаря. Кириат хрипло дышал, на лице выступили желваки от нахлынувшей боли. По холщовой крыше стучал летний дождь. Снаружи косой склон превращался в предательски скользкую грязь. – Не позволяй им задумываться, не давай времени жаловаться и стонать. От тебя им нужны приказы и уверенность, только и всего. Если придется, Гил, ты эту уверенность изобразишь. Но вытащи их. Сделай так, чтобы они убрались отсюда!» Лекари Флараднама не спасли. А чуть ниже по склону горы под дождем уныло ютились сломленные останки экспедиционного корпуса, чьи кольчуги и некогда яркие мундиры казались на фоне ландшафта порослью разнородной плесени. Стоя в дверях палатки и прислушиваясь к сдавленным крикам и кухонному скрежету хирургических инструментов за спиной, Рингил устремил пустой взгляд на ливень, гадая, как выполнить желание Флараднама. Кириатские боевые машины они потеряли – бросили во время стремительного отступления. Раненые и умирающие исчислялись сотнями. Ящеры наступали. От Виселичных Вод их отделял тяжелый двухдневный поход на Юго-Восток, через гористую местность с крутыми, открытыми склонами. «Не давай им покоя». «Итак. Ничего не меняется, да, Нам?» Заставить раненых стражников очухаться и подняться, преуменьшить явно серьезный вред, который им нанесла стычка с Дарби. Напоить холодной водой из колодца во дворе Шалака, одобрительно похлопать по спине. Переправить весь взвод – посреди внезапной толпы доброжелателей, стремящихся тоже похлопать кого-нибудь по спине или просто поглазеть – в таверну на другой стороне улицы. Пусть вино течет рекой, причем такой полноводной, чтобы никто оттуда не ушел. Заказать музыку. Потягивать омерзительную выпивку, которую хозяин таверны считает лучшей, пришпилив к лицу улыбку. Смотреть, как к компании плавно подбираются шлюхи, словно кошки к объедкам. Играть роль аристократа-благодушного-к-простолюдинам, пока воспоминания и яростное желание подраться не потускнеют и не растворятся на фоне общего веселья. Уйти. Рингил ускользнул, когда начались песни; выбрался на улицу, где от реки украдкой поднимались мягкие синие сумерки. В небе во всем великолепии мерцала Лента. Широкая улица почти опустела, вечернее спокойствие тревожили только немногочисленные спешащие домой горожане да фонарщики с лестницами. По сравнению с шумом и духотой таверны, было прохладно и тихо. Рингил пересек улицу, возвращаясь к магазинчику Шалака, и увидел, что Дарби сидит на пороге ссутулившись. По пути к ветерану он наклонился, подобрал брошенную дубинку и рассеянным движением ловко крутанул ее в руке. – На память? – спросил, протягивая оружие. Дарби покачал головой и погладил палицу, которую держал между коленями, упирая в плечо, словно голову сонного ребенка. – Останусь со Старушкой Лурлин. Она меня много раз спасала. – Справедливо. – Я перед вами в большом долгу, благородный господин. За вмешательство. Они же меня почти уделали. – Он коснулся окровавленного лица, на котором проступили синяки. На пальцах остались сгустки крови. Дарби поморщился. – Да-а. Мне здорово досталось, и, кажись, ребра опять сломаны. – Идти сможешь? – О да, сэр, Дарби сейчас уйдет. Еще миг, и сгину с глаз долой. Задержался, чтобы вас отблагодарить. – Я не это имел в виду. – Рингил потянулся к отощавшему кошельку и достал новую горсть монет. – Послушай, я хочу… Ветеран решительно покачал головой. – Нет, сэр. И слышать об этом не хочу. Доброта, которую вы мне оказали, – на подобное теперь мало кто способен. Гребаные законники-содомиты и их смазливые подручные, которые только и знают, что жопы подставлять – они весь город держат за яйца. И никто не задумывается о тех, кто когда-то дрался с ящерами. – Знаю, – тихо сказал Рингил. – Да, сэр, я понимаю. – Выражение разбитого лица Дарби изменилось. Рингилу понадобилась пару секунд, чтобы понять, что оно выражало: смущение. – Я видел вас у Раджала, сэр. Я сражался у линии прибоя футах в двадцати от вас, когда пришли драконы. Сразу не узнал, сэр: память моя уже не та, что раньше. Но ваш клинок за спиной ни с чем не перепутаешь. Рингил вздохнул. – Его трудно не заметить, да? – Еще бы, сэр. Над ними сомкнулись вечерние сумерки. В тишине кто-то выругался: по другую сторону улицы фонарщик обжег пальцы. Рингил потыкал дубинкой неплотно сидящий булыжный камень. Он почти перестал замечать вонь немытого тела Дарби, привыкнув к ней. Во время войны он и сам нередко так вонял. – Боюсь, я тебя по Раджалу совсем не помню. – А для этого нет причин, сэр. Совсем никаких. Нас в тот день было много. Жаль, меня не было с вами при Виселичном Проломе. Теперь пришел черед Рингила строить гримасы. – Осторожнее с желаниями. Мы там потеряли больше людей, чем при Раджале. Если бы ты участвовал в той битве, с большой вероятностью дал бы дуба. – Да, сэр. Но при Виселичном Проломе мы победили. Из таверны внезапно донесся взрыв смеха, за которым последовала новая песня. Военная, из проверенных временем: «Пусть кровь ящеров течет рекой». Мелодия быстрая и воинственная, с бодрым ритмом, который, судя по всему, отбивали кулаками по столам. Дарби, чуть морщась, с трудом поднялся на ноги. – Ну, я пошел, – сообщил он напряженным от боли голосом. Многозначительно кивнул в сторону таверны и криво ухмыльнулся. – Не хочу оказаться под рукой, когда старый добрый патриотический пыл разгорится так, что щупанья девок и выпивки станет маловато. Скоро им захочется крови, и они начнут искать, на ком выместить жажду. Рингил покосился на окна Шалака и подумал, что надо помочь другу-лавочнику погасить лампы. – Ты, видимо, прав. – Видимо так, сэр. – Дарби расправил плечи. – Мне пора. Очень приятно было поболтать с понимающим человеком. Жаль только, что вы увидели меня в стесненных обстоятельствах. Я не всегда был таким, сэр. – Да, полагаю, ты прав. – Все дело в воспоминаниях, сэр. В том, что я видел и что делал. Такое чувство, будто все это отпечаталось в моей голове. Иногда трудно опомниться. Выпивка помогает, и фландрейн, когда я могу его достать. – Он неуклюже тискал свою палицу, не глядя Рингилу в глаза. – Я уже не тот, каким был раньше, сэр, вот и вся правда. – Мы все не те, кем были раньше. – Рингил усилием воли отогнал собственные мрачные мысли и поискал хорошие слова. Такие, что одобрил бы Флараднам. – Сдается мне, с учетом всех обстоятельств, ты сегодня был очень даже ничего. У одного из стражников точно сломаны ребра, у другого глаза все время разъезжаются – видать, своей Лурлин здорово ебанул его по башке. Ветеран опять поднял глаза. – Ох, вы простите меня за это, сэр. Они неплохие ребята – у меня много лет назад дядя служил в Страже. Трудная работа. Но они сами на меня нацелились, сэр. Вы это видели. – Видел. И, как я уже сказал, ты дал им отпор. Он заслужил улыбку. – Ах, видели бы вы меня при Раджале, сэр. Когда пришел черед оттуда убираться, меня затаскивали на баркас! – Не сомневаюсь. Они постояли еще немного. Военный гимн, приглушенный стенами таверны, звучал все громче. Дарби положил палицу на плечо и по-военному стукнул себя кулаком по груди.