Просто сбежать от него. Добавить наконец-то в черный список его номер и больше никогда не встречаться. Чтобы не ощущать больше этого изматывающего странного чувства, когда и хочется, и колется. Это про меня сейчас. Мне хочется общаться со Степаном дальше. С ним даже молчать комфортно и… коляску катить. Как только я подстраиваюсь под его темп, у нас начинает получаться это довольно синхронно и просто. Я не знаю, всегда ли и у всех ли так, потому что никогда не катила коляску совместно с кем-то. Да что говорить, я никогда не гуляла с Максимом и Леночкой вместе. Как все эти парочки, выбредающие летом по вечерам. Я в такие моменты всегда либо одна, либо с Майей и Ликой. Как и сегодня. У Максима выходной. Точнее, вчера он очень хорошо погулял на дне рождения своего друга и в итоге на сегодня взял отгул. Я просила его пойти с нами, на что Макс привычно начал отнекиваться: — Ты же сама идешь. Зачем и мне? Или хочешь дома посидеть, побалдеть? Черт, я бы сходил, но сейчас так голова болит. А мне впервые захотелось в тот момент ему все высказать. Хотя бы то, что покайфовать, сидя в этой полуразрушенной съемной квартире, ни у кого не получится. Даже если он погуляет с Леной, как делает это иногда. — Я хотела вдвоем. Вместе, Максим… — В следующий раз. Он тогда так и отвернулся от меня, а я ушла из дома, злясь на всех и вся. И на него, и на себя. И даже на чертового Степана, чьего нового сообщения я ждала все эти дни. А он не присылал! Отступил. Это было логично, но так… неприятно. Я злилась, пока не поняла, что совершенно неосознанно пришла в тот самый парк. На ту самую аллею, к той самой скамье. Лена к тому моменту уже спала, а я села на лавку и ощутила, как по щекам начали стекать слезы. Вся злость из меня вышла, словно поток воздуха из лопнувшего шарика. Я плакала третий раз за последнюю неделю, и это было ненормально. Наверное, поэтому я решила добавить себе лишних проблем и со скоростью метеора ответила Степану на сообщение. — Точно подождешь? — Мужчина отпускает мою ладонь, а затем мягко, но в то же время крепко сжимает мое плечо. — Не сбежишь? — повторяет он, а я стараюсь выкинуть все мысли о муже и открыто посмотреть Степану в глаза, но тот лишь хмурится. — А знаешь что… я не пойду в магазин за мороженым. И не смотри так на меня, вон там, — он указывает ладонью в сторону от нас, — кафе, вроде даже милое с виду. Там обязательно должно быть мороженое. — Нет. — Я еще и качаю головой. Не понимая, кого я хочу сильнее убедить в отказе. Себя или его. — На улице холодно. Сейчас замерз я, — он поворачивает голову боком, — посмотри, я уверен, что уши у меня уже… — Красные, — улыбаюсь я, — они просто безумно красные. Степан пожимает плечами и смотрит так… словно извиняясь, но в то же время лукавый огонек ни на миг не покидает его взгляд. — А представляешь теперь, что и ты так же замерзнешь после мороженого. Я же улыбаюсь еще шире и тянусь рукой к лицу мужчины. Точнее, к его уху. Я совершенно не отдаю отчета своим действиям, словно со стороны смотрю, как моя ладонь накрывает его ухо, наверное пытаясь согреть. Степан довольно жмурится, напоминая сейчас сытого кота, а затем накрывает мою руку своей. — Спасибо, — хрипло произносит он, — мне стало так намного теплее. Но все же… кафе, м-м-м? — Степан выгибает брови. — Не-а. Лена спит. — Так мы ее вместе с коляской. И она продолжит спать. — Надень на себя теплый комбинезон, затем ляг в кровать, да еще и одеялом укройся. Сильно тебе захочется спать? — я говорю все это шутливым тоном, а сама смотрю то в глаза Степана, то на наши руки. Мужчина, уже совершенно не стесняясь, поглаживает мои пальцы, а я не хочу терять это ощущение. Мне кажется, что я и вечность готова так простоять. Лишь бы не возвращаться домой. К Максиму. К поскрипывающей двери. К ванне с местами содранной на ней эмалью, к постоянным завтракам и ужинам, которые никто не ценит, и… одиночеству. Кажется, что стоит мне только переступить порог нашей с Максом квартиры — и я очнусь ото сна, в котором нахожусь сейчас. Сказка разрушится. — Ты побила все мои аргументы, — улыбается Степан, затем крепче сжимает мою ладонь, отрывает ее от своего уха и ведет ей по-своему же лицу. Я чувствую, как пальцы колет легкая щетина, а затем теплый воздух на них. Степан дует на мои пальцы, а потом целует ладонь. И не внешнюю сторону, а именно внутреннюю. По руке тут же начинают бежать мурашки, от запястья к плечам, а потом и по спине. Это так мило, чувственно… запретно, не к месту. Да и вообще ужасно с моей стороны. Я не должна позволять ему такое. Я не должна стоять здесь, рядом с посторонним для меня мужчиной. Но стою и, когда слышу тихий шепот: "Не хочу тебя отпускать", больше всего на свете хочу ответить: "Не отпускай", но в этот момент из коляски доносится плач. Я тут же выдергиваю руку из захвата Степы и отворачиваюсь к дочери. Черт. Для того чтобы очнуться ото сна, мне даже порог своего дома переступать не пришлось. Что я творю? — Ну теперь сам бог велел отправиться нам всем в кафе. — Что? Не-ет… нет. Мы… мы уже домой, — растерянно отвечаю я, подкачивая коляску, пытаясь успокоить Леночку. Степа хмурится, я уверена, что он начнет сейчас опять искать тысячу предлогов, чтобы я осталась, но мужчина, лишь тяжело вздохнув, говорит: — Я здесь припарковался рядом. Пойдем, отвезу вас домой. — Мы дойдем. Не надо, спасибо. — Я собираюсь опять сбежать, но Степа хватает меня за предплечье. — Давай тогда я покачу коляску, а ты возьми ее на руки. А то она слишком возмущенно плачет, — все еще улыбается он, но уже видно, что натянуто. Словно через силу. — Она просто хочет кушать. Уже пора, — и тут я осекаюсь, понимая, что сама выдала Степану все карты на руки. — А кормить ее чем надо? — Пюре, — сдаюсь я, глубоко вдыхаю, выдыхаю и с шумом продолжаю: — Твоя взяла. Пошли в кафе. Глава 5.3 У входа в кафе я вытаскиваю Лену из коляски, крепко ее обнимаю и тянусь, чтобы собрать наше транспортное средство, но его за ручку уже держит Степан. — Это же как-то собирается? — Ага, тут… Я указываю ему на скрытую кнопку, и Степан быстро справляется с механизмом. Коляску мы оставляем в помещении у входа, а сами идем к ближайшему столику. Он у окна. Я усаживаю Леночку на диван и начинаю раздевать, а когда она остается в трикотажном костюмчике, кофте и шапке, поворачиваюсь к Степану. — Здесь же вроде не дует? — я спрашиваю даже не у Степана, хоть и обращаюсь к нему, а просто скорее рассуждаю вслух, веду рукой около Леночкиной головы и все же снимаю с нее шапочку. И только тогда ловлю настороженный взгляд Степана. Настороженный и словно удивленный. — Что такое? — спрашиваю я, Лена в этот момент замечает Степана, улыбается ему и начинает говорить что-то на своем. — Кокетка, — смеюсь я, а Степан медленно произносит: — Она такая же блондинка, как и ты. — Да. Правда, я крашеная, а у Леночки свои такие. К школе немного потемнеют, я думаю, — авторитетно заявляю я, потому что сама родилась такой же светлой-светлой. Пожимаю плечами и улыбаюсь. Степан прищуривается и кивает, все еще глядя на Лену. Слишком цепко и внимательно. Обычно так не смотрят на детей. Чаще на лице людей наблюдающих за малышами написано умиление, раздражение или же отстраненность. Три вида эмоций, которые я всегда вижу у прохожих. А Степан словно изучает Леночку, да причем очень придирчиво. — Степан, — я стараюсь проговорить его имя жестко, потому что мне не нравится происходящее, и мужчина улавливает мое настроение, мигом растягивает губы в улыбке и извиняется: — Задумался просто немного. Никогда таких маленьких детей настолько близко не видел, если честно, — посмеивается он и машет рукой официанту, подавая знак, что готов сделать заказ. А я даже в меню еще не заглядывала. Хотя зачем мне меню? Я же сюда не обедать пришла. И даже не на свидание. Тянусь к сумке за пюре, специальным воротником и детской ложечкой. — Хм. Какое у нее меню разнообразное, — смеется Степан, разглядывая баночки, которые теперь стоят на столе. — Тыква и кролик, — улыбаюсь я, а затем раскладываю подушки и удобно усаживаю в них Лену. — А ты что будешь? — Я же мороженое хотела, — улыбаюсь я и приступаю к Лениному кормлению, Степан тоже смеется, а когда к нам подходит официант, заказывает мороженое и себе, и мне. — Надеюсь, Леночка не обидится, что мы с ней не поделимся. Лена, услышав свое имя, сразу же переводит взгляд на Степана и начинает ему что-то рассказывать. — Думаю, она не против. — Я не могу перестать улыбаться, хотя уже чувствую, как тянет от напряжения скулы, и все равно это словно выше моих сил. Улыбка становится только шире и шире. Я внезапно ловлю себя на мысли, что мне хорошо. Здесь и сейчас. Я словно счастлива, настолько мне легко на душе. И эта легкость так странно ощущается. Непривычно. Ведь я давно забыла, каково это. К тому моменту, когда Лена все съедает, мое мороженое уже начинает таять. Мороженое Степана тоже, но он отчего-то не ест свою порцию шоколадного, а ждёт меня. Я же, вытерев Лене личико, убираю ложечку в специальный пенал, а воротник в пакет и возвращаю наше добро в сумку, а затем присаживаю дочь себе на руки и начинаю есть мороженое. — Тебе точно так удобно? — мгновенно хмурится Степан. — Да, все хорошо, — удивляюсь я, а Лена так и вовсе смотрит на него как на дурачка, словно поняла, что именно он сказал. Она крутится у меня на руках, а затем крепко меня обнимает, прижавшись носом к моей груди. Степан же так и не ест, внимательно за нами наблюдая. — Вкусное, — говорю я, наверное, уже несколько минут спустя. — Что, прости? — Мороженое, говорю, вкусное. — Да, мороженое. А что, Лена уснула? Так быстро?