– Ну не всех. Фома хотел пошутить, но осекся. Поперхнулся воздухом и согнулся от кашля. Выпрямился, на темных глазах блестели слезы. – С таким не шутят, колдун. – Похоже, что я шучу? Фома молчал. Я почувствовала, как воздух в тоннеле стал свежее, лица коснулся легкий ветер. – Выход близко. Разрядить обстановку не получилось. Эти двое стояли и буравили друг друга глазами. Фома молчал, собирая картинку в голове, Знат ждал. Меньше всего хотелось увидеть, как Фома наконец соображает, что к чему, а потом топор оказывается в голове Зната. Я больше не сомневалась, что Фома может убить, уже видела, как он это делал. – Давайте выйдем отсюда? – жалобно попросила я. Оба разом повернули головы ко мне и синхронно кивнули. – Пока идем, рассказывай, что случилось с городом, утырок, – грубо заявил Фома, потряхивая топором. – Пришло Лихо. – Да то, что беда пришла, это мы в курсе. – Ты не понял, – перебил Знат. – Не какая-то эфемерная беда, а Лихо, сама суть беды. – Таких тварей не существует. – Голос Фомы разом сел. – Это все сказки. Как Великий дуб, избы, открывающие пути в другие миры, и прочая фантастика. – Ты только что спал в Ладном лесу, он тоже сказка? – Я не понимаю. Не понимаю! Фома обхватил голову руками, уронив топор. Лезвие звякнуло о каменный пол, стены отразили звук, и все стихло. Но потом нам в спину прилетел свистящий шепот: то самое Лихо зашло в тоннель. – Яна, выводи нас, – сказал Знат. Я знала, что мы там увидим. В конце тоннеля не было никакого снега, февраля, капризной зимы, которая как дальние родственники: приезжает на пару дней, выпивает все соки и уезжает далеко за полночь. В конце тоннеля было огромное золотое поле. От поля пахло пылью, солнцем и дождем. И это поле ждало Зната. Я быстро пошла туда, откуда дул ветер, задела ногой упавший топор, вздрогнула. Знат тащил ошалевшего Фому. – Тоже мне великий мститель. Невозможно было удержаться от ехидного комментария. Особенно когда на пятки наступало Лихо. Фома зло пыхтел, мигали лампочки, по ногам пробегали какие-то мелкие существа, природу которых я в темноте не могла разглядеть. А потом лампочки разом погасли, и нас ослепило поле. * * * Знат принадлежал полю. Все его детство прошло среди золотых ростков пшеницы, все сказки, которые ему читал дед, гуляли вокруг полевых жителей. Поле кормило, поле укрывало, поле пугало. Дед запрещал ходить в поле ночью. Говорил, что ночное поле так же опасно, как ночной лес. Но категоричные запреты без объяснения причин действуют всегда ровно наоборот. Наверное, дед все-таки хотел, чтобы Знат познакомился с полем и его обитателями. Подружился с ними и узнал правила. Со всякими-разными главное – соблюдать правила, которые едины для явного и ладного миров. Мальчик приехал осенью, последний раз в этом сезоне. Дальше был выпускной класс, подготовка к экзаменам – не до деревни с ее просторами. Ты только бабке не говори, что на архитектора идешь, – смеялся дед. – Она не поймет, будет тебе говорить, что профессия невостребованная и надо быть тебе юристом. Знат улыбался и кивал. Он проснулся посреди ночи от странного чувства, что его ждут. Быстро оделся, взял фонарик и вышел из дома. Участок деда с бабкой был на самом краю деревни, рядом проходила промятая тракторами и комбайнами дорога, словно граница, пересекая которую попадаешь в страну пшеницы и кукурузы. Культуры менялись на поле каждый год: кто-то говорил, что, чтобы земля не вырождалась, надо давать ей отдыхать. Иногда вообще не засеивали, давали старым семенам взойти и полечь, образовав культурный слой. Этот год был тот самый, когда сорняки и культурные побеги переплелись между собой за лето и росли буйным разноцветным ковром. Посреди поля стоял высокий черный силуэт и ждал. Знат пересек дорогу и зашел на территорию навьих. Его сразу поприветствовали, схватив за щиколотку, куснув ботинок, и с хихиканьем скрылись в зарослях репейника. За это лето поле выпустило из себя всю дикую растительность, которая только могла скопиться. В городе никто не знает этих секретов, некогда останавливаться и смотреть, проще пробежать мимо, даже не догадавшись, что сзади семенит куриными лапками кикимора. Поле не хотело отпускать Зната, словно чувствовало, что мальчик настолько погрузится в учебу, что уже не будет времени на деревню. А потом захватит взрослая жизнь, вытесняя из памяти все, что когда-то знал маленький Знат. А потом… Поле очень хотело предупредить, что может случиться потом, но лишь посоветовало всегда помнить, где его корни. И в самый последний момент идти к полю. Там, где все остальные отвернутся, поле примет и защитит. Знат это хорошо запомнил. Благодаря полю он научился не удивляться. * * * Когда глаза более-менее привыкли к свету, я посмотрела на своих спутников. У Зната по щеке медленно стекала слезинка. Я сначала решила, что это от слепящего света, но это оказалось совсем не так: он смотрел на поле, будто это было его самое родное и важное место. Фома испуганно озирался, заглядывал обратно в тоннель и явно не находил себе места. Знат вышел в поле, провел руками по колосьям, уже успел насажать на пальто репейник, улыбнувшись, размял в пальцах колючий помпончик. – Ну что… – Он посмотрел на Фому. – Теперь ты можешь меня убить. С этими словами он раскинул руки. Фома непонимающе посмотрел на Зната, топор в его руке явно стал очень тяжелым и никчемным. – Ну же, – подначивал Знат. – Сделай это! Ты ведь так хотел убить палача. – Ты не палач, – замотал головой Фома. – Я же тебе признался. Ты хотел найти убийцу своих родных, ты нашел. Теперь отступаешь? Фома молчал. Я все-таки вообще не разбираюсь в людях. Так себе специалист по человеческой психологии. Фома не сможет. Из тоннеля отвратительно запахло гнилью. Я почувствовала, как со спины приближается Лихо, язык свернуло в свой огромный рот и быстро-быстро перебирает длиннющими руками. Иногда цепляется за редкие шпалы ступнями-лыжами, но продолжает двигаться к нам. Лихо было в ярости, это чувствовали все. Лихо обманули, обвели вокруг пальца, обещали пир. Лихо нужен был Знат. Оно делало все, чтобы мальчик никогда не вернулся в поле. Но кривую логику чудовища обошли. Я достала из кармана свой ключ и повесила на грудь, с ним было спокойнее. – Убей меня! – От этого крика Фома вздрогнул и уронил топор. За спиной засвистело, запахло падалью, плесенью, гниющим мясом. Я почувствовала, как подступает к горлу содержимое желудка, пусть там давно уже было пусто. Лихо вылетело в поле, визжа и размахивая языком, обожглось о колосья, сбило с ног Фому, пролетело мимо меня и бросилось на Зната. Тот успел нырнуть в самую гущу растительности и спрятаться, длинные руки схватили только воздух. Лихо заозиралось, стало вертеть головой, увидело Фому и противно зашипело. Бросилось на него, повалило на землю. – Трус-с, не способен даже такую малос-сть с-сделать! Лихо вдавливало Фому в землю все глубже, тот синел. Я нашла среди зарослей топор и метнула его в спину Лихо. Вопль оглушил, в ушах зазвенело. Топор торчал между выпирающими лопатками, а из-под лезвия топорища лилась черная жижа. Жижа капала на Фому и обжигала. А Лихо продолжало вопить. – Оно тебя не видит, – прозвучал рядом голос Зната. Я обернулась. Знат сидел среди колосьев и улыбался. – Зачем тебе умирать? Может, не надо? – с надеждой спросила я. – Я не понимаю. – Надо, я больше не пронесу. – Он пожал плечами. – Теперь нести тебе.