— Я закончил, — заметил Уфимцев. — Можешь приступать. — Ну, раз так, слушайте, — произнес Казанец. — Только без фанатизма, Юра, старайся говорить по существу, — предупредил полковник Богданов. Казанец выдвинул стул в центр комнаты, уселся на него верхом и начал рассказывать. — Как вы все знаете, я веду наблюдения за шахматистом Кудояном, который посещает шахматный клуб на проспекте Ленина. Сегодня он тоже был там, и я кое-что заметил: в процессе игры между соперниками происходит тайный обмен. Для этой цели они используют шахматную доску, под которую закладывают записки. После окончания партии владелец доски спокойно собирает шахматы и уносит их вместе с запиской. Если бы Кудоян не забирал свою записку в середине игры, я бы, скорее всего, не додумался, в чем дело, но сегодня фортуна оказалась на моей стороне. Он вел партию с молодым армянином, в процессе игры сдвинул шахматную доску на край, какой-то умник решил ему помочь и поправить доску. И когда он это сделал, из-под доски выпал листок и приземлился у ботинка Кудояна. Тут уж я не сплоховал. Я подскочил к столу, поднял листок и протянул его Кудояну. Вы, говорю, листок обронили. Он испугался так, что даже на его смуглой коже проступила бледность. А как не испугаться, други? Скажи он, что это не его лист, я заполучу записку и узнаю то, что он пытается скрыть. Но и своей эту записку он признать боится, ведь мало ли кто я такой? Сотрудник КГБ, оперативный работник МВД или просто турист? Дилемма, парни, верно? Казанец смешливым взглядом смотрел на товарищей, те улыбались, довольные, что можно немного расслабиться, сделать передышку в серьезном разговоре. — Еще какая дилемма, Юрок, — улыбаясь, произнес Дорохин. — И как же твой приятель вышел из положения? — О, он держался достойно, поверьте, парни, — продолжил рассказ Казанец. — Когда я сообщил ему про записку, он лишь на полминуты замер, а потом сделал вид, что что-то вспомнил и произнес: «Ах да, это же рецепт лекарства от простуды. Моя тетушка дала мне его накануне, а я и забыл. Благодарю вас, молодой человек!» Забрал у меня записку и сунул в карман. — А ты что? Неужели отдал? — ахнул Зуйков. — Разумеется! Не стану же я сам себя палить раньше времени, — заявил Казанец. — Записку я отдал и отошел, но зато теперь смотрел в оба и увидел, как Кудоян снова положил записку под шахматную доску. Действовал он виртуозно, но и я не первый день замужем, сумел заметить. — Видно, важная информация была в записке, раз он даже после твоего вмешательства рискнул снова подложить ее, — заметил Дубко. — Наверняка важная, — согласился Казанец. — Сами понимаете, прочитать ее я физически не мог, но, когда поднимал, чуть сдвинул листы. Надеялся хоть что-то увидеть. — Увидел? — спросил Богданов. — Трудно сказать. Думаю, там был указан адрес места, где должна произойти какая-то встреча. Если я прав, то в адресе был указан дом номер сто пять, а еще дата и время двадцать один ноль-ноль. — И все это ты увидел за пару секунд? — удивился Зуйков. — Не все. Дату не увидел и название улицы вряд ли воспроизведу армянскими иероглифами, хотя попытаться стоит. — Значит, ты думаешь, что Кудоян назначает кому-то встречи, используя шахматный клуб как место передачи сообщений? — Богданов задумался. — Это уже кое-что. — Не факт, что эти встречи как-то связаны с НОП или с Затикяном, — заметил Дорохин. — Надо это выяснить. Юра, Кудоян бывает в шахматном клубе в определенные дни или всегда в разные? — Думаю, в определенные, командир. Иначе как бы его сотоварищи узнавали, когда он появится? Мы приехали в понедельник, сегодня пятница. За это время он был в клубе дважды: в понедельник и четверг. — Значит, следующий визит через три дня. — Богданов взглянул на Казанца. — Вот как мы поступим: в понедельник ты пойдешь в клуб, как обычно, но не один, а в сопровождении Зуйкова и Дорохина. Они будут ждать снаружи. Как только Кудоян передаст первую записку, подашь им сигнал и укажешь на того, к кому перешла записка. Сумеешь? — Легче легкого, — уверенно кивнул Казанец. — Шахматный клуб расположен в отдельно стоящем здании с панорамными окнами по периметру, вся улица просматривается. Только не пойму, что вы собираетесь предпринять? Напасть на человека с запиской? — Именно так. Обставим дело так, будто произошел банальный налет грабителей. Из-за записки он все равно не станет обращаться в милицию, а то, что мы его потреплем немного, особого вреда не принесет, — подтвердил догадку Казанца Богданов. — Как-то уж совсем по-детски, — с сомнением произнес Дубко. — У нас нет выбора, Саша. В противном случае нам придется полгода топтаться на месте, — отрезал Богданов. — Коля, действовать будете по обстоятельствам, но не переусердствуйте. Шахматную доску отбирать не надо, только забрать записку. Ну и деньги придется прихватить, чтобы было похоже на ограбление. — А если у него при себе денег не будет? — спросил Зуйков. — Тогда посетуете на то, что взяли безденежного, и уйдете. Нам необходимо узнать, что Кудоян пишет в записках. — Богданов устало потер ладонями лицо. — Поймите, за пять дней мы ровным счетом ничего не добились. Нам нужен прорыв! — Это понятно, мы действительно топчемся на месте почти неделю, — сказал подполковник Дубко. — Я согласен с командиром, в данном случае риск оправдан. — До понедельника мы можем предпринять еще кое-что. Мы наведем справки о кандидатах в адвокаты взрывников, соберем на них информацию и, исходя из полученных данных, будем действовать. Если повезет, нам вообще не придется устраивать засаду у шахматного клуба. — Будем звонить Мкртчяну? — осторожно поинтересовался Дубко. — Нет, его беспокоить пока не станем, — так же осторожно ответил Богданов. — У меня есть надежный источник. — Через Мкртчяна быстрее, — заметил Дорохин. — Даже из дома выходить не нужно. Позвоним, и он выяснит все, что нужно. — Не в этот раз, Коля. — Богданов поспешно перевел тему. — Что у нас с бензином? Никто не забыл заправить баки? — Все машины залиты под завязку, — отчитался Зуйков. — Если только Казанец приехал порожняком, его машину я не проверял. — Не переживай, Серега, я свое дело знаю. — Казанец подмигнул Зуйкову. — Моя машина готова к любым неожиданностям. — Вот и хорошо. — Богданов взглянул на часы. — Сейчас без четверти семь, пятнадцать минут на ужин. Зуйков дневалит. После ужина Лепилин едет к Кудояну, Уфимцев возвращается к Геворкяну. Остальные остаются на месте до особого распоряжения. Зуйков пошел на кухню греть на всю группу ужин, остальные потянулись за ним. В комнате остались только полковник Богданов и подполковник Дубко. — Пойдем на крыльцо, покурим, — вполголоса предложил Дубко. — Ты же не куришь, — машинально произнес Богданов. — Зато ты куришь, — произнес с нажимом Дубко. — Пойдем, Слава, пора это дело перекурить. Богданов похлопал себя по нагрудному карману, проверяя наличие пачки сигарет, и пошел к выходу. Дубко проследовал за ним. Выйдя на крыльцо, Богданов достал сигарету, прикурил и с наслаждением затянулся. Выпустив дым, он повернулся к Дубко и спросил: — У тебя ко мне вопросы? — Только один: не хочешь сказать ребятам про Мкртчяна? — произнес Дубко. — Не думаю, что это хорошая идея, — выдержав паузу, ответил Богданов. — А я не думаю, что правильно держать их в неведении. После того как Богданов пообщался со своим другом Меджонковым, он вернулся в Ариндж и, отослав по какой-то надуманной причине из дома Лепилина, принялся методично осматривать комнату за комнатой. Он хотел убедиться в том, что в доме нет прослушки. К моменту возвращения Лепилина он успел осмотреть весь дом и надворные постройки. Ни в доме, ни в телефонном аппарате «жучков» он не обнаружил. Однако ощущение, что Мкртчян может оказаться двойным агентом, не проходило. Звонить в Центр с телефонного аппарата, установленного в доме, чтобы назвать проблему, Богданов посчитал не лучшей идеей, а другой возможности связаться со Старцевым или Удиловым у него не было, поэтому он решил отложить на время решение этого вопроса. Когда Дубко вернулся с задания, Богданов поделился с ним подозрениями Меджонкова. Ему хотелось выслушать мнение по этому поводу Дубко, но тот ничего конкретного посоветовать не мог. Мкртчяна, кроме первой встречи в аэропорту, он не видел, общаться с ним не общался, а делать выводы с чужих слов не входило в его правила. Он посоветовал Богданову самостоятельно прощупать Мкртчяна и полагаться на свою интуицию. Но и это выполнить оказалось сложно. Необходимости в личном общении с Мкртчяном у Богданова не было, а вызывать его просто ради того, чтобы поболтать, казалось глупой затеей. Единственное, что полковник мог предпринять дополнительно — это проверить на наличие «жучков» автомобили, предоставленные Мкртчяном. Прошло пять дней, а Богданов так и не определился, насколько он может доверять Мкртчяну. — Тебе не кажется, что молчание затянулось? — Прости, отвлекся. — Голос Дубко вывел Богданова из задумчивости. — Я понимаю твое недовольство. Мы здесь варимся в одном котле, и тебе хочется, чтобы у всех были равные условия, но я не уверен в том, что Меджонков не ошибается насчет Мкртчяна. И что в этом случае я должен сказать ребятам? «Послушайте, наш помощник может оказаться предателем, а может быть, наоборот, он классный парень и я зря на него наговариваю»? — Не такими словами, Слава, не передергивай. — Дай мне еще два дня, Саша. Хочу проверить теорию Меджонкова и, когда проверю, тогда и буду говорить с парнями. — Что за теория? — Пока не могу сказать. — Богданов замялся. — Нужно, чтобы сложилось воедино сразу несколько факторов, только тогда я смогу реализовать свой план. — Слава, мне кажется, ты слишком усложняешь дело. Проверку можно устроить за пару минут. — Дубко покосился на дверь. — Давай отложим этот разговор на полчаса. Отправим ребят по местам и тогда в спокойной обстановке продолжим. — Идет, — согласился Богданов. — Уже семь, они скоро выйдут, так что разговор все равно придется прервать. Он оказался прав, спустя минуту во двор вышли Лепилин и Уфимцев. Они прошли к машинам, Дубко сбежал с крыльца и помог открыть ворота. Машины одна за другой выехали со двора, Дубко закрыл ворота и вернулся на крыльцо, но продолжить разговор они с Богдановым не успели. Буквально через полминуты после отъезда машин из дома выглянул Коля Дорохин и сообщил, что полковника требует к телефону товарищ генерал-майор. Оба, и Богданов с Дубко, поспешили в дом. Богданов думал, что на связь снова вышел Удилов, но это был Старцев. — Что нового, полковник? Почему не докладываешь о ситуации или никакого продвижения? — Пока сложно сказать, товарищ генерал-майор. — Богданов уклонился от прямого ответа. — Какие-то подвижки есть, но о результатах говорить рано. — Все равно я жду от тебя доклада. Прошло пять дней, сверху наседают, а у меня, как у нерадивого школьника, один ответ: мы стараемся. Давай, Богданов, выкладывай. Не может быть, чтобы за пять дней не появилось никакой информации. «Вот он и шанс проверить Мкртчяна на вшивость», — подумал Богданов. — Мне нужна другая точка для связи, — выпалил он. — Считаю эту точку ненадежной. — Вот оно что, — медленно протянул Старцев. — Полагаю, причины назвать не можешь? — Так точно, не имею возможности, — с нажимом произнес Богданов. — Хорошо, эту проблему я решу. Жди посыльного. Надеюсь, причина у тебя веская, Богданов, — ответил Старцев и положил трубку. Богданов какое-то время стоял с трубкой в руках, слушая короткие гудки, затем аккуратно положил трубку на рычаг и вернулся в общую комнату. «Теперь остается ждать. Так или иначе, Мкртчян узнает о моей просьбе, тогда и будет видна его реакция, — размышлял полковник. — А до той поры будем действовать без его участия, и сейчас как никогда будет кстати снова встретиться с Меджонковым. Вернее, с его племянником Аликом». После первой встречи с Меджонковым, Богданов дважды встречался с Аликом. Первая встреча произошла на второй день их пребывания в Армении и не принесла практических результатов, да Богданов их и не ждал. Алик к нему приглядывался, оценивал обстановку, взвешивал все «за» и «против», ведь ему предстояло нарушить секретность, пусть и с одобрения Москвы и ПГУ КГБ, но сделать это он должен был в обход своего начальства, а такую перспективу не сразу переваришь. Богданов не слишком надеялся на продолжение их общения, но Алик сам назначил встречу через Меджонкова. Свое решение встать на сторону москвичей в обход местных властей Алик объяснил просто: если за взрывами в Москве действительно стоит организация более могущественная, чем Национальная объединенная партия Армении, ее деятельность необходимо остановить, и для достижения этой цели хороши любые средства. В тот раз Алик передал Богданову папку с материалами, содержащими информацию по обыскам в квартирах Степаняна и Багдасаряна, а также часть протоколов их допросов. Увы, ничего нового из этой информации Богданов не почерпнул. Алика результат тоже разочаровал, поэтому он потребовал более точно обозначить задачу: что же они все-таки ищут. Богданов объяснил, что сейчас их интересуют имена, которые называли задержанные: люди, с которыми они встречались до ареста; места, в которых бывали. Одним словом, круг знакомств, близких и не слишком, подозрительных или вполне безобидных. Выслушав полковника, Алик пообещал выполнить просьбу до субботы, и они разошлись. Встречи с Аликом происходили в пригороде Еревана, близ той самой остановки, до которой ходил пригородный автобус. Сегодня Алик ждал его к восьми вечера, и Богданов решил воспользоваться своей машиной, благо, для наблюдения за объектами теперь требовалось всего две машины. Богданов сообщил Дубко, что у него назначена встреча, сел в машину и уехал. За несколько дней дорога до Еревана стала привычной и уже не отвлекала от мыслей о деле. Богданов ехал не спеша, теплый ветер залетал в окно, приятно охлаждая лицо, тревожные мысли постепенно отступали. Он еще не знал, но интуитивно чувствовал, что именно с этой ночи ситуация в корне изменится.