В целом, житье-бытье Кирсана устаканилось: полет нормальный, горизонтальный и стабильный, не болтает и не шумит. Острых проблем нет: среди балларанцев он чувствует себя неплохо, какой-то дискриминации нет. Чуть позже Кирсан узнал от Эвады, что на этой базе собственно балларанцев, которые относятся к землянам очень плохо, процентов тридцать: балларанцы и вардоранцы друг друга легко определяют по ряду признаков, незаметных чужаку. При этом какого-то плохого отношения к своей персоне он не заметил: либо все не так плохо, как говорил Эвада в самом начале, либо просто скрывают свое истинное отношение. И, в принципе, так и должно быть: все-таки, космическая цивилизация, давно преодолевшая существующие на Земле проблемы, это нормально, что высокоразвитый разумный индивид ведет себя соответственно своему уровню. Если сюда добавить полное отсутствие забот о хлебе насущном и о завтрашнем дне — получается уже вполне приличная картина. Что приходится основательно вкалывать… Ну да, приходится: Кирсан тратит на легатское ремесло и тренировки точно больше десяти часов в день, а еще попутно изучает язык понемногу. В общем, более половины суток просто улетают. Часиков восемь на поспать — и получается, что на покушать, пойти в душ, отдохнуть, посидеть в клубе с колбочкой «стима» остается часа три-четыре. На еще какой-то досуг времени нет. Малость угнетает еще тот факт, что если на Земле проведенное в качалке время потрачено на себя, то у балларанцев это не так. Земной парень ходит в тренажерку добровольно, чтобы выглядеть лучше других и пользоваться успехом у девушек. А Кирсан просто вынужден заниматься спортом, просто чтобы быть как все. А одно и то же занятие воспринимается очень по-разному, если один человек делает это добровольно, по желанию, а другой — по сути, по принуждению. Вместе с тем, Кирсан вполне осознает, что на Земле миллионы людей трудятся тяжелее его, а живут хуже. Здесь он питается не всегда так чтоб очень вкусно — к местной еде привыкает медленно — но провиант качественный, никаких там соевых колбас и усилителей вкуса. Его комната невелика, но в ней есть все, включая климат-контроль, а больше — это уже была бы роскошь. Одежда и обувь исключительно удобны, чистка происходит в автоматическом шкафу: повесил чуть грязное, вынул чистое. Такие вещи, как нательное белье — строго одноразовые, хотя, теоретически, чистить в шкафу можно и их. Собственно, Кирсан поначалу, еще на корабле, так и делал, и вскоре имел по этому поводу диалог с куратором. — Есть деликатный вопрос, Скай, — сказал Эвада. — В раздаточном автомате в блоке, где ты живешь, постоянно есть остаток белья, и интендант обратился ко мне с подозрением, что там остается то, что должен был брать ты. — В смысле? — Ладно, спрошу прямо. Ты белье часто меняешь? Кирсана это несколько задело, и он ответил несколько резковато: — А ты по запаху или его отсутствию определить не можешь? — Если б я мог определить по запаху — этот разговор происходил бы по иному сценарию. Кто-то в блоке реже меняет белье, чем следует. — У меня три комплекта, и я меняю через день. Это нормально или слишком редко? — Погоди, ты что, чистишь белье в чистилке? — Э-э… Ну да, а что? — Тогда все понятно. Мы не чистим одноразовые вещи, мы их утилизируем. Чтоб ты понимал, белье дешевле изготовить новое, чем чистить его в чистилке. Разумеется, это похвально, что ты бережно относишься к вещам, но в данном случае более экономно брать новое и выбрасывать старое. В целом же Кирсан пришел к выводу, что при всей свалившейся на него нагрузке он разгружен в других аспектах. Он не беспокоится о том, что он будет кушать завтра и где возьмет новую одежду, когда износит свою, вопросы квартплаты у балларанцев тоже не актуальны. А то, что работать приходится много — ну, это закономерно. Как совершенно справедливо заметил Эвада, процветание и достаток не даруются свыше и не выигрываются в лотерею. Громадная Империя Балларан в состоянии полностью обеспечить всех и каждого всем необходимым как раз потому, что каждый балларанец добросовестно и талантливо работает, трудясь на благо всей цивилизации и тем самым на свое собственное. И тут Кирсан как раз чувствует себя довольно уверенно, как равный среди равных: только во время боевого крещения он сумел сберечь примерно тысячу тонн боевых машин, выделенных на его проверку и отвоевание планеты. Их стоимость, вероятно, огромна, ну а деньги сэкономленные есть деньги заработанные. Осталось только заставить балларанцев это признавать. Из некритичных проблем — по-прежнему одиночество. Что пришлось сойти с корабля, где у Кирсана была Косс — ну, не повезло, в жизни такое бывает. Что балларанцы не спешат заводить приятельские отношения с иммигрантом — тоже закономерно, Скаю еще только предстоит научить их уважать себя. Его размеренную жизнь нарушила только беседа с психологом — женщиной в возрасте, но замечательно сохранившей внешние данные. Вся эта беседа напрягла Кирсана полной бессмысленностью и тупизной вопросов, на которые он не знал правильного ответа. Например, что он, Скай, будет делать, если, находясь в гостях, станет свидетелем ссоры и заподозрит, что дело может дойти до драки? Кирсан подозревал, что наиболее правильный ответ может оказаться неправильным с точки зрения балларанцев и что эта беседа может иметь далеко идущие последствия. — У меня встречный вопрос. Я-то знаю принцип, что всякая проблема, которую я вижу — моя проблема. Но мне кажется, что если два «типа высокоразвитых» балларанца вот-вот начнут драться, как обычное варварское быдло, то требовать решать эту проблему у иммигранта, мягко говоря, неэтично. — Справедливое замечание, — отозвалась психолог и задала следующий вопрос, ничуть не менее бессмысленный. После беседы Кирсан пребывал в мрачной уверенности, что запорол все дело и это ему еще аукнется, может быть, даже очень скоро. Своими мыслями он поделился с Эвадой, но тот его успокоил. — Понимаешь, там все вопросы заведомо бессмысленные. Психолог задает вопросы, как ты будешь вести себя в ситуациях, которые у нас заведомо не случаются. Мы не деремся, понимаешь? У нас в языке практически отсутствуют оскорбления, а те, которые все-таки есть, известны только узким специалистам по истории языка и вышедшим из употребления словами. И тут, по правде, еще большой вопрос, кто сел в более глубокую лужу: все эти вопросы направлены на обнаружение эмоциональной нестабильности, но рассчитаны на балларанца, который понимает, что ему задают вопросы о практически невозможных, парадоксальных ситуациях. Но на землянах, которые с таким сталкивались в своем земном прошлом, этот опрос уже, мягко говоря, не работает, как должен. То есть, я предупреждал еще десять лет назад, что для землян нужны другие вопросы, но их пока еще не разработали. Я читал твои ответы… Они у тебя такие же, как у других иммигрантов, которых нашел лично я. Ты ничем не отличаешься, и это закономерно, потому что я отбираю кандидатов на основании определенных своих критериев, в которые не пролезает девятьсот девяносто девять землян из тысячи, логично, что те, которые прошли, во многом похожи друг на друга. То, как ты отвечаешь, важнее того, что ты отвечаешь, но и там не все ясно. Так что я не предвижу каких-то отклонений от накатанной процедуры. — Хм… Слушай, а как сложилась судьба тех иммигрантов, которых ты вывез до меня? — Они все живы, никого не вернули на Землю. С половиной были проблемы по мелочам, но ничего серьезного. Собственно, потому-то я один из самых авторитетных «охотников на иммигрантов», что у меня пока ни одного прокола. Какого-то выдающегося успеха никто из них пока не добился, но об этом можно будет судить лет через тридцать, а пока рано. Через три дня Кирсан узнал, что в результатах обработки его беседы никаких «тревожных признаков» не обнаружено, и по итогу длительного «карантина» на корабле и базе среди военных он признан пригодным для того, чтобы впустить его в обычный мирный балларанский социум. О монорельсах и катапультах Несколько дней на борту попутного грузового корабля показались Скаю вечностью. Все дела, проблемы и невзгоды, большие и маленькие, важные и не очень, отошли на задний план: шутка ли, он впервые увидит настоящий мир внеземной цивилизации! Былые базы и корабли не в счет: не впечатляют. Ну, то есть, сам факт существования огромного звездолета — это, безусловно, круто, но… Не впечатляет. Когда находишься внутри балларанского звездолета — не особо заметна разница с земным океанским контейнеровозом. Просто потому, что эргономика для землян и балларанцев идентична, а военным кораблям чужд полет дизайнерской мысли: только нужное, ничего лишнего. Все, что видел Кирсан до сих пор — либо военное, либо просто космическое, как та пересадочная станция под управлением космических хомячков. А космическое — это то же самое, что и военное: космос — среда крайне враждебная любому живому существу. И еще вопрос, что опаснее: слетать к другой звезде или сходить на войну. И танк, и исследовательский звездолет имеют между собой нечто общее: и первый, и второй построены с обеспечением предельно возможной надежности, и в жертву этой надежности принесено все, что можно и нужно. Но теперь… теперь Кирсан увидит великолепные города, чудеса науки и техники, шедевры чужого искусства… Как поездка в волшебный город или Диснейленд, только по-настоящему. Планету он увидел с орбиты, с обзорной палубы корабля: всего один город, мерцающий огнями, остальная поверхность темна. — Это Туллоран, недавно заселенная планета, — пояснил Эвада, — всего шесть миллионов населения. Остальная поверхность — равнины и леса, и мы не планируем заселять ее полностью. — Хм… Балларан, Вардоран, Туллоран… Все названия ваших… кхм, наших планет такие похожие? — Они не похожие, они одинаковые по смыслу. «Ран» — место под чем-либо. Например, «долран» — место под шкафом, холодильником или другой мебелью. Балла — солнце нашего родного мира, и соответственно, Балларан дословно значит «место под солнцем». Вардо и Тулло — солнца соответствующих планет, и таким образом, любая наша планета называется «место под таким-то солнцем». Все просто. Посадка на Туллоран заняла некоторое время, так что Кирсан и Эвада прибыли в космопорт только утром. Сам космопорт похож на морской порт, только вместо доков и причалов — несколько шершавое и очень твердое покрытие. Общая площадь никак не меньше тридцати квадратных километров, впрочем, пассажирские шаттлы садятся недалеко от терминала. Формальности были довольно короткие: Эвада завел Ская в помещение службы безопасности, где с него просто сняли биометрические данные, включая снимок сетчатки, отпечатки пальцев и некий параметр мозга, уникальный для каждого человека. — Надо обождать десять минут, — сообщил офицер, производивший манипуляции. Через десять минут он вручил Скаю легкий фрагментный браслет из серебристого материала вроде пластика, но твердого и прочного. — Твой опознавательный браслет. Добро пожаловать. — Спасибо. Это тут вместо паспорта? — Паспорт? — Я объясню, — сказал Эвада, пожелал офицеру штатного дежурства и кивнул Скаю: — пошли. Пока они ехали за пределы космопорта на подвижной ленте тротуара-транспортера, Эвада пояснил: — Это браслет, который невозможно подделать или взломать. Он работает, только пока надет на твою руку, и таким образом удостоверяет твою личность. Если его попытается надеть чужак — моментально пойдет сигнал тревоги. — Хм… Вы ксенофобы? Окей, мы ксенофобы? — Нет. Просто не пускаем к себе чужаков. Так все делают, и дело даже не в неприязни к существам иного вида, хотя она имеет место быть. Чужак приносит с собой что? Своих микроорганизмов. Против которых нет иммунитета ни у нас, ни у растений и животных этой планеты. К услугам гостей удобные закрытые гостевые блоки с комфортными для них условиями, откуда можно связаться с кем угодно, совершить любую сделку, поучаствовать в научной конференции и так далее. Если чужак пробрался за пределы космопорта и к тому же маскируется под нас… у него вряд ли дружественные намерения. Браслет сел на руку и обжался на соединительных резинках. Удобно. «Обнаружен идентификационный браслет. Сигнал проверен, совпадает с базой данных», сообщил искин. — Ладно, и куда мы сейчас? Город посмотрим? Эвада вздохнул. — Да не на что тут смотреть. Это строго колониальный город, в нем нет никаких чудес. Только жилые массивы и сопутствующая инфраструктура. Город как город. Тут для туристов ничего нет. В общем, мы прибыли немного не в такт времени суток, нам скоро спать бы лечь, а тут утро. Правда, тут и сутки — половина стандартных, примерно одиннадцать часов. Так что если сейчас ляжем спать — проснемся снова утром. — И как местные приспосабливаются? — Никак. Время суток влияет только на освещение. Днем солнечное, ночью искусственное. Ты просто живешь по стандартному распорядку, как и остальной мир вокруг тебя. У нас нет периода общего сна, как на Земле, город никогда не спит и в любой момент времени примерно две трети жителей бодрствуют. Так везде. — А разве не логично, что если ты родился и живешь на планете, где иная длительность суток — то ты к ней приспособлен? Эвада покачал головой. — Нет. Твой жизненный ритм рассчитан на двадцатичетырехчасовой день. Миллионы лет твои предки жили таким распорядком, и если твои потомки родятся и вырастут на Туллоране — они все равно не смогут жить тут по здешним суткам. Одно поколение — слишком мало, чтобы изменить «настройки», не менявшиеся миллионы лет. Ты должен спать семь-восемь часов в сутки — а тут сутки это всего одиннадцать часов с хвостиком. Твой процесс сна рассчитан на определенную продолжительность и его так просто не поменять… Ты знаешь, что шиншилла, если она вынуждена вести дневной образ жизни, живет не восемнадцать-двадцать лет, а около восьми? С людьми та же ситуация. Прямо за пределами космопорта находилась посадочная платформа монорельса, но этот монорельс показался Кирсану несерьезным, игрушечным. Вагончики на четыре человека — это шутка или?.. Эвада преспокойно сел в самый первый вагончик, Кирсан последовал его примеру. — Ждать отправки долго? — Как только пристегнешься. — Хренасе… Крутецкое кресло, прям как в истребителе… — Ты не поверишь… оно и есть от истребителя. Это стандартное катапультируемое кресло. Скай пристегнулся.