Наверно, стоило предположить, что Эд перед балом немного выпил для храбрости, но я не стала. Очень сложно опровергать слова правды. Если еще и Данкир увидит что-то не то… С Дагной-Эвлорой он, конечно, общался намного меньше, чем с ее старшими сестрами, но он очень внимателен к деталям, я заметила. – Пахло от меня, должно быть, неважно, – сказала я все-таки. – Перед балом я извалялась в пыли и слегка забрызгалась кровью. А переодеваться не стала, потому что… Ах, долго объяснять! – И не нужно, я прекрасно понимаю ваши мотивы. И Эду объяснил, как сумел, но он стоял на своем. Наконец мне это надоело, я его немного, – Данкир прищелкнул пальцами, – усыпил и отправил домой, благо явился он в своем экипаже. Надеюсь, когда он проспится, эти глупости вылетят у него из головы. Вот ведь болван… не видел девушку почти год и думает, что она ни капли не изменилась? – Дядя Рей, то есть герцог Тамай, сказал – я стала вылитая мама. – Ну вот! А Эду что-то ударило в голову… – Данкир пристально смотрел на меня, хотя это было совершенно неприлично. – Вы в самом деле не помните ни его, ни меня? Я покачала головой, потом решилась: – Кое-чего другого я тоже не помню. Слишком долго пересказывать, но по всему выходит: из памяти пропали некоторые… фрагменты. Я думала… вернее, все уверены: это из-за того, что я ударилась головой. Иногда кое-что всплывает: я знаю – определенный человек должен был участвовать в этом воспоминании, его не могло там не быть, остальные подтверждают… но его нет! – Нет, так это не работает, ваше величество. – Данкир покосился на стену, где канцлер с полковником продолжали о чем-то негромко говорить. – Я интересовался вопросом. После подобной травмы память может исчезнуть полностью. Может – фрагментарно. Скажем, вы помните позавчерашний день, а вчерашний – нет. Или начисто позабыли какой-то разговор или собственное распоряжение, совсем как его превосходительство. – Одо головой не ударялся, я бы заметила, – не выдержала я. – А когда вы из кареты летели? Тоже не ударялся? – Гм… Верно, у канцлера шла кровь из ссадины на виске. Но не мог же он из-за этой пустяковой ранки позабыть о важном приказе! – Так вот, ваше величество, чтобы из какого-то эпизода, который вы в целом помните, вдруг кто-то исчез, а прочие остались… – Данкир вернулся к теме разговора. – Так не бывает. Однако мне доводилось читать об умельцах, способных не просто стереть память – это и я могу, – но удалить определенные сведения, при этом сопутствующие воспоминания не пострадают. Такое по силам только великим мастерам. – Наподобие мэтра Оллена? – Да. – Но зачем ему это? – Не имею представления, ваше величество. Говорю лишь: это единственная достаточно правдоподобная версия, которая приходит мне на ум. Игры высшего света… – Данкир едва заметно улыбнулся. – Я постарался забыть о них, когда пошел на службу в следственное управление, поэтому теперь не могу с уверенностью сказать, кто чем живет и дышит при дворе. Предположить в общих чертах – возможно, но… даже за год слишком многое меняется. Я уже упоминала – у него был очень цепкий взгляд, и сейчас молодой маг рассматривал меня, подмечая детали. И кажется, старался найти сходство с Лиорой, которую любил – совершенно безответно, вне всяких сомнений. Сестра Дагны-Эвлоры знала, что выйдет замуж по расчету, и не могла позволить себе влюбиться. Она наверняка заигрывала с Данкиром, не более того, а записки, о которых он говорил, ни в коем случае не скомпрометировали бы ее. Да он бы этого не позволил, уверена. Он ведь маг, так, может, писал невидимыми чернилами? – Ваше величество? Что с вами? – окликнул Данкир. – Подумала о Лиоре, ваших записках и невидимых чернилах… – …которые проявлялись, только если она сама касалась бумаги, причем добровольно и находясь в полной безопасности, – подхватил он. – Значит, что-то вы все-таки помните? – Нет. Просто предположила, что вы наверняка использовали такой метод. – Вот как… Воцарилось молчание. Мне очень хотелось расспросить Данкира о настоящей Дагне-Эвлоре, но я опасалась, что не сумею задать вопрос так, чтобы не выдать себя. Все-таки он слишком… сообразительный. – Может, желаете передать что-нибудь Эду, ваше величество? – негромко спросил он. – Он наверняка объявится снова. Я понимаю, его превосходительство с вас глаз не спускает и в буквальном смысле слова водит за руку, поэтому не стану предлагать устроить тайную встречу ради объяснений, но… – Вот так и скажите, – перебила я. – Я больше не та Эва, которую вы оба знали. Я шагу не могу ступить в сторону – на меня смотрит не только Дагнара. И если Эд этим обижен… что ж, я могу ему только позавидовать – он не имеет ни малейшего представления о том, что значит быть королевой. – Конечно, не имеет, он же мужчина, а не девушка. – Данкир! На месте полковника я бы вас уже засунула в камеру вместо этого бомбиста! – вспылила я. – И нечего смеяться!.. – Вы так забавно сердитесь, ваше величество, что я не мог удержаться, – сказал он без тени раскаяния в голосе. – Тем более мне интересно было увидеть реакцию. – И что? Опыт удался? – Да. Я увидел прежнюю Эву, еще не измученную придворными церемониями и не придавленную королевским долгом. Я не нашлась с ответом. Спросила только: – Раз уж я не помню ничего, связанного с вами, может быть, скажете, какого вы мнения об Одо? – О нет, ваше величество! – поднял руки Данкир. – О его превосходительстве, как о покойнике: или хорошо, или ничего… – Или правду, – закончила я. – Боитесь? Нас могут подслушивать, как вы – вот их? – Нет, мои щиты здесь вскрыть некому. Разве что сам мэтр Оллен заглянет в гости… Да и что мне сделают? Разжаловать меня, повторюсь, уже некуда, разве только вовсе вышвырнут? Ну так я уеду в поместье и займусь изобретением чего-нибудь неудобосказуемого, а кому это нужно? Здесь я хотя бы постоянно маячу на глазах у начальства и не могу натворить ничего особенно ужасного. – Тогда почему не хотите говорить? Обещаю, я не стану ему пересказывать. Могу дать честное королевское слово. – О, я и забыл: вы все так говорили – и вы, и Лиора, и Ларина, – улыбнулся Данкир, но улыбка эта тут же померкла. – Не нужно слова, ваше величество. Мне нечего сказать. – Неужели? Совсем нечего? – Ну разве что… Его превосходительство – человек, истово преданный делу своей жизни, как он его понимает. На пути к цели он не остановится ни перед чем. Вы, конечно, знаете его лишь как доброго дядюшку Одо, но мы-то, остальные, наблюдаем за происходящим… как бы лучше выразиться… снаружи, да и то, признаюсь, порой волосы дыбом встают от его распоряжений, не только у меня… – Каких, например? Данкир снова надолго умолк, потом качнул головой: – Спросите у него о Каттесене, ваше величество. И прикажите говорить правду, а не пересказывать написанное в газетах. Я сам не возьмусь… Тем более времени у нас не так много: они, похоже, вот-вот закончат. – Он бросил взгляд на стену, где тени полковника и канцлера вели почти неслышный разговор. – Эх, все прослушали! – Я потом узнаю, о чем они говорили. – То вы, а я-то нет… – Передала бы вам записку, но не смогу, – вздохнула я. – Ничего, выясню как-нибудь. Пускай мне далеко до мэтра Оллена, но вычитать кое-что в голове у начальства я способен, – сверкнул голубыми глазами Данкир. – Только тс-с-с… Он помолчал, глядя на изображение на стене, потом как-то странно тряхнул головой и снова повернулся ко мне. – Не пугайтесь, ваше величество, – сказал Данкир, преклонив колени. Я невольно подобрала ноги, а он поддернул обшлаг мундира, обнажив запястье, коснулся его ногтем – кровь тонкой струйкой потекла по светлой коже с проступающими жилками. – Кровь моя да будет порукой, – негромко выговорил Данкир. – Сердце мое и помыслы чисты. Я присягал уже, но кровная клятва выше присяги, и я говорю: стану оберегать ту, что названа королевой Дагнары, даже ценой собственной жизни. Я не слишком умелый маг, но все силы свои отдам, чтобы королева Дагнары жила и правила достойно. «Он ни разу не назвал меня по имени, – отметила я. – Значит ли это, что он все-таки догадывается?..» – Встань и служи мне, – выговорила я положенные слова. Внутри что-то мелко дрожало. Когда вернулись канцлер и полковник, мы с Данкиром чинно сидели на стульях поодаль друг от друга. – Продолжайте работу, – сказал напоследок Одо, – выверните этого мерзавца наизнанку, но добудьте хоть какие-нибудь зацепки! Он взял меня под руку, и мы вновь оказались в ледяном Химмелице. – Что на этот раз, сударыня? Почему у вас такое лицо? – Какое? – Я поежилась, и он немедленно набросил мне на плечи плед. Спасибо, не медвежью шкуру. – Лучше вы скажите, отчего не помните, какие раздавали указания? Ударились головой? – Не дерзите мне, сударыня. – Я и не собиралась: это Данкир предположил. – О чем же вы беседовали с ним так долго? Я уже не знал, чем занять полковника, чтобы дать вам договорить… Я опешила – так выходит, Одо все прекрасно понимал и нарочно тянул время? Но чего ради? – Полагаете, я не в курсе, что Данкир и Эд – приятели? Думаете, за Эдом не следили? Не знали, что ночью он явился к Данкиру и провел у него пару часов? И никто не услышал, о чем они толковали? – Так вы, значит, и в управлении слышали наш разговор? – только и спросила я. – Кто-то из сопровождающих нас магов помог? – О нет, именно в управлении этот молодой… – канцлер сдержал крепкое словцо, – сплел такую сеть, что, полагаю, даже мэтр Оллен не враз ее распутает. Но дома – дома он ничем предосудительным не занимается. И никак не мог предположить, будто Эд несет вовсе не пьяный бред, поэтому не озаботился защитой. Еще раз, сударыня: о чем вы говорили с Данкиром? – О проблемах с памятью, – дерзко ответила я, кутаясь в плед. Получалось плохо: он будто залубенел от холода и ничуть не грел. – Он рассказывал о всевозможных теориях по этому поводу, опытах и прочем. И наконец спросил, почему я не помню не только Эда, но и его самого и того, как передавала записки Лиоре… – А вы, значит, действительно не?.. Я покачала головой. – Тогда с этого места – поподробнее, – после короткой паузы произнес канцлер, встал и подошел к камину. – То, что вы не помните кое-чего обо мне, мы уже выяснили. Но – именно «кое-чего», а не вовсе… ничего. Я не видела, что он делает, но наконец вспыхнул огонь, и мрачная гостиная вдруг сделалась вовсе не мрачной. Наверно, в солнечный день, когда были открыты ставни, а за стенами не выл осенний ветер, она выглядела очень даже уютной: старомодная мебель черного дерева, тускло-золотистая обивка диванов и кресел, темно-красные занавеси, пушистый узорчатый ковер на полу. С портрета на стене смотрела красивая молодая женщина – светлые волосы уложены небрежным узлом на затылке, так, что пряди выбиваются и падают на лицо; платье цвета молодой травы, игриво спущенное с плеча, подчеркивает загорелую золотистую кожу, в руках охапка луговых цветов, на плече маленькая птичка, кругом вьются бабочки… Ничего общего с парадными портретами!