Данкир говорил правду, он видел меня насквозь! И наверняка заметил, что канцлер явился, что он в соседней комнате и слышит наш разговор… Уж я ему припомню, пусть только вернется! – Услышал достаточно, но понял не все, – сказал за моей спиной Одо. – И истолковал по-своему. Наверно, ошибся. Не знаю. Скажите вы. – Мне было очень тоскливо, – произнесла я. – Но я понимаю: у вас теперь вдвое больше забот. И Данкир все говорил правильно. Не вздумайте его пристрелить, я вас не прощу! – Если он не пытался принудить вас к… чему бы то ни было, опасаться ему нечего. – Не пытался. Я просто плакала… на его широкой груди. – Я криво улыбнулась. – Ну как в тех глупых книжках, вы же помните? – Там такие рыдания обычно переходили в нечто большее. – Только не с Данкиром. Он как старший брат. И еще, знаете… Странно: я для него будто бы более настоящая Эва, чем ее величество, учитывая даже, что я его не помню. Удивительно, правда? Я видела в отражении – Одо покачал головой. Потом почувствовала – он подошел ближе и взял меня за плечи привычным уже жестом. – Хотел бы я разобраться в этом подробнее, – сказал он, – но сейчас не до того. – Вот почему вы так обозлились! Влюбленная фальшивая Эва окажется не в состоянии решать судьбы граждан, а настоящая – тем более, ей это еще не по силам? И Одо ответил: – Да, именно. И если вам вдруг потребуется выплакаться – моя, намного более широкая, нежели у Данкира, грудь к вашим услугам. Пускай и не так часто. Надо ли говорить, что от этих слов слезы у меня высохли мгновенно? Глава 22 Больше мы не говорили об этом. Данкир вернулся, делая вид, будто за ним по пятам идут наемные убийцы, но я уже привыкла к его шуточкам и только отмахнулась. Тем временем объявилась графиня Ларан, шокированная увиденным донельзя. Помимо пансионов она заглянула еще и в обычные школы, вынесла оттуда множество наблюдений, и теперь передо мной лежал очередной проект… – У нас нет средств на это, – сразу сказал Одо. – Найдем, – ответила я. – Благотворительные фонды существуют, не так ли? Нужно просто направить их деятельность в нужное русло. И контролировать использование средств, это самое важное… Рина? Могу я просить вас заняться этим? – Да, ваше величество, – графиня склонила голову. – После того, что я увидела в захолустье… И это называется приличными пансионами! Уровень преподавания кое-где местами катастрофически низок! Из всех подобных заведений я лишь десяток отметила как действительно достойные подобного названия… Я открыла папку, пролистала и с приятным удивлением увидела там наш пансион. О, госпожа Увве не могла подвести! Тогда же я озвучила идею Дагны-Эвлоры о наградах лучшим ученицам, и она снискала успех. А вот другое мое предложение… – Ваше величество, если кто-то мечтает выучиться грамоте, он выучится сам или с помощью родителей, соседа, наконец… А если нет – его не заставишь, – сказала баронесса Эррен. – Еще как заставишь. Неграмотным – штраф. Одолеть самое простое – чтение, пускай даже по слогам, и счет до ста, – не так уж сложно, а пригодится всем. Даже разносчикам газет… хотя они, уверена, отлично умеют считать! – А средства, ваше величество? Его превосходительство ведь говорит… – Придется изыскать, – ответила я. – Например, снять с придворных этот… рубиновый «королевский крап». Не желаю его больше видеть! Пускай пожертвуют на народные нужды. – Если подготовить их как следует, возможно, они и больше пожертвуют, – пробормотала графина Эттари. – У меня имеется подобный опыт: помогаю супругу в сборе средств для его проектов, знаете ли. – Вот и замечательно! Присоединяйтесь к графине Ларан и занимайтесь проектом. И вот еще что: пусть… пусть первые два класса, где учат чтению, письму и простому счету, будут бесплатными. А если кто-то хочет учиться дальше, но не может заплатить, тогда по окончании занятий ему придется отработать несколько лет в счет обучения. А где именно… тут будут решать комиссии, чтобы будущий инженер не оказался в подмастерьях у сапожника! – А кто будет определять состав комиссий? – Вы желаете, чтобы я занялась этим лично? Или нашла кого-нибудь вроде генерала Норинца? К слову, это идея… Я понимала, что идеи мои не новы и наивны, знала, что все будет искажено: никто ведь толком не проследит за выполнением… Но Одо ничего не говорил, молча кивал, подписывая очередной указ, а я думала: может, хотя бы ненадолго у людей появится надежда? Хоть сколько-нибудь не станут воровать высшие чины, побоятся гнева королевы? Вот о чем нужно было просить Богиню, но, думаю, и она не справилась бы, потому что люди… это люди. Дагна-Эвлора изнывала от скуки в своей темнице у моря: теперь любая новость вызывала у нее вспышку гнева или отчаяния. Вот и теперь, услышав, что я отправляюсь навестить лучшие пансионы страны и лично наградить отличившихся учениц – как раз подоспели результаты зимних экзаменов, – ее величество легла ничком, обняв подушку, и отказалась разговаривать. Я понимала ее – пыталась понять, во всяком случае, и Одо тоже. Его радость сменилась глухим раздражением: он явно успел позабыть, что представляет собой Дагна-Эвлора на самом деле, и ожидал от нее того же, чего и от меня. Однако заставить ее сделать что-либо силой Одо не мог, не имел права, а уговорить не получалось – ее величество прекрасно понимала, что стоит ей пожаловаться на головную боль, и о делах немедленно забудут, а саму ее окружат заботой и вниманием, чего она и добивалась. С ней мог справиться только Боммард, потому что не слушал капризов, а молча осматривал пациентку и приказывал сделать то-то и то-то, а после исчезал. Если он и заметил что-то странное в поведении «Иды», то молчал… – Если Эве угодно лежать носом к стене, пускай лежит, – сказал наконец Одо, испробовав уговоры, посулы и даже угрозы, но не добившись результата. – Хуже ей от этого точно не сделается. А нам пора отправляться. Путешествовали, конечно, не поездом – этак мне круглый год пришлось бы провести в дороге, к тому же о поездах никто и слышать не желал, и немудрено, – а порталами вроде того, которым воспользовался Одо при нашем знакомстве. Это удобно и зрелищно: громадная карета, запряженная восьмеркой статных коней, возникала из ниоткуда на главной улице города, при этом не сталкиваясь с другими экипажами и повозками, и величаво подкатывала к подъезду пансиона, собирая за собой толпы зевак. Я наконец познакомилась и с другими придворными магами: постоянно брать с собой Данкира не следовало, вдобавок он нужен был, чтобы присматривать за Дагной-Эвлорой. Я опасалась, конечно, что они заметят обман, но Данкир клялся чем угодно – даже если кому-то придет в голову проверить, настоящая ли перед ними королева, маскировка устоит. Перед мэтром Олленом – вряд ли, но о нем не было ни слуху ни духу… С одной стороны, и хорошо – повторяю, я его боялась, с другой… Неизвестно, где он, что поделывает и какие планы строит. – Может быть, не стоит ехать в мой пансион? – с сомнением спросила я Одо перед очередным визитом. – Там меня слишком хорошо знают, и пускай я порядком изменилась… – Раньше бы вам об этом подумать, сударыня, – по обыкновению, сухо ответил он. – Списки лучших заведений для девиц опубликованы в газетах, каждое ждет визита и все горожане с ним вместе, поэтому пропустить именно это не получится. И можно подумать, вам не хочется взглянуть на родной дом. Дом? Да, он прав – я ведь выросла в стенах пансиона и мало что видела за их пределами. Теперь, впрочем, мне тоже немногое было доступно: просто одна клетка сменилась другой, побольше размерами и богато украшенной. Только вот в первой мне приходилось полагаться только на себя саму (и милость госпожи Увве) и заботиться лишь о собственном благополучии, во второй же… Рассчитывать по-прежнему можно было лишь на Одо и немного на Данкира, но от моего поведения зависело очень и очень многое. Такая ответственность пугала, не могла не пугать, но мне казалось, я начинаю привыкать к этой ноше. Что до призрачной свободы, маячившей за прутьями обеих клеток, она меня не манила. Признаюсь, я вовсе не представляла, что с нею делать, и более того – страшилась. – Одо, а ее величество всегда была такой… неуравновешенной? – спросила я, чтобы отвлечься от этих мыслей. Все равно до прибытия оставалось какое-то время, не молчать же. – Вы хотите сказать – взбалмошной и капризной? В детстве – да. Потом уже старалась не позволять себе подобного, даже в ближнем кругу. – Почему же она теперь сделалась такой? Из-за болезни? – Не исключаю. Боммард ничего сказать по этому поводу не может: он лечит тела, не разум. – А вы совсем не удивились, когда ее величество после операции вдруг стала вести себя почти по-прежнему? Не как ребенок? Мэтр Оллен же спрятал ее разум в детстве! Меня давно мучил этот вопрос, но задать его не представлялось возможности: слишком много навалилось дел, а не на ходу же разговаривать о подобном? – Удивился. И допросил Данкира, но что от него проку? Говорит, представления не имеет, что наворотил мэтр Оллен и как это разгребать. Разум-то к Эве вернулся – вы же сами видите, рассуждает она, как взрослая девушка. А вот характер заметно испортился, и не только болезнь тому виной… – Одо замолчал, потирая переносицу. – И почему защита мэтра Оллена пропала после операции, Данкир тоже сказать не может… – пробормотала я. – Тоже его допрашивали? Я так и думал. – Боммард убежден, что мэтр Оллен наврал, – с удовольствием сказала я и понаблюдала за рядом изменений лица Одо. – Он говорит, ему доводилось видеть пациентов, которые впадали в детство безо всякого магического вмешательства. Некоторые – именно после серьезных травм головы, а другие – сильно искалечившись и потеряв надежду на выздоровление и нормальную жизнь. Я плохо понимаю, когда он начинает сыпать медицинскими терминами, Данкир тоже не всегда в состоянии перевести, но суть я уловила: люди сами вот так прячутся внутри своих воспоминаний, чтобы не сойти с ума – кто от боли, кто от безысходности. Какой спрос с ребенка? И потом, в детстве все было проще… – Очень уж быстро Эва пришла в себя… и в сознание, и в свой разум, если можно так выразиться. Сразу после операции, помните? – Конечно, помню. Наверно, ей стало ощутимо легче – она ведь сама об том сказала, – вот и… – Да, только избалованного ребенка она загнать обратно не смогла. – Это все домыслы, Одо, – вздохнула я. – Может быть, ее величество просто пытается… ну… вернуть себе ваше внимание. Об этом мы тоже говорили, если не забыли. – Да, после того как я немного пострелял по люстрам. – Так это все же вы ее сшибли? Я думала, Данкир. – Я. Чтобы немного спустить пар и не начать стрелять по людям. Эва вывела меня из себя, а тут еще трогательная сцена у окна и прочувствованные речи Данкира… А я все-таки не железный. В отличие от вас. – Меня?.. Он едва заметно усмехнулся. – Не нужно делать такое удивленное лицо, сударыня. Для девушки ваших лет вы проявляете недюжинную, я бы даже сказал, несгибаемую волю. – Что не гнется, то ломается, – ответила я служанкиной присказкой. – Это больше относится ко мне. Химмелиц – скалы, забыли? Мы стойки, но все-таки даже скалы можно сокрушить, потому что всякой прочности есть предел. Я надеюсь лишь, что до моего еще далеко. – А я? – А вы как хороший клинок – можно свернуть в кольцо, он все равно выпрямится. – И заедет обидчику по лицу… – пробормотала я. – Впрочем, не дело сравнивать девушек со сталью, – неожиданно сказал Одо. – Лучше уж с гибкой веткой. Ею тоже можно недурно отхлестать. Я припомнила розги и невольно передернула плечами.