— Я полагал, что должен взглянуть на нее, — произнес он сдавленным высоким голосом, — на тот случай, если возникнет вопрос об идентификации. — И правильно сделали. С вами все в порядке? Для непривычного человека зрелище не из приятных. — Я страшно удручен. Пожалуйста, пойдемте отсюда. Боюсь, я… — Его голос оборвался. Он резко повернулся, одновременно вытаскивая из кармана носовой платок. Платок накрыл свечу и загасил пламя. В смердящей тьме послышалась невнятная ругань Баради. — Дверь, ради бога, где дверь? Меня тошнит, — лепетал Аллейн. Он рванулся вперед, врезавшись с размаху в Баради, и тот отлетел в дальний угол комнаты. Подсвечник Аллейн отпихнул ногой в противоположную сторону. Его руки метнулись к гробу. Левая рука нащупала край крышки, скользнула под нее, ощупывая мягкую ткань, тугую перевязь и поверхность под ней. Чуткие быстрые пальцы Аллейна нашли то, что искали. — Я больше не могу! — задыхаясь стонал он. — Дверь! — Идиот! — по-французски ругался Баради. — Недотепа, кретин! Аллейн издавал жалостные звуки. Он безошибочно нашел дверь и, надавив плечом, открыл. В комнате стало немного светлее. Аллейн выбрался наружу и прислонился к каменной стене. Баради вышел следом и запер дверь. Аллейн слышал, как в замке повернулся ключ. — Не слишком забавное приключение, — сказал Баради. — Я предупреждал. Зажимая платком рот, Аллейн невнятно пробормотал: — Простите. Я не предполагал… Скоро у меня все пройдет. — У вас-то пройдет, — огрызнулся Баради. — А вот когда пройдут мои синяки! — Простите, не стану вас больше задерживать. Я постою здесь, на свежем воздухе. А потом вернусь к машине. Спасибо. Извините. К Баради, очевидно, уже вернулась обычная сдержанность. — Несомненно, так вам и следует поступить, — сказал он. — Рекомендую горячую ванну, стаканчик чего-нибудь покрепче, две таблетки аспирина и постель. Вы уверены, что сумеете добраться до машины и… — Да-да, мне уже легче. — Тогда прошу меня извинить. Я уже опаздываю. До свидания, мистер Аллейн. Аллейн наблюдал поверх платка, как Баради поднялся по ступенькам, открыл боковую дверь и исчез в доме. Аллейн выждал несколько минут, пока глаза привыкли к темноте. «Мне надо помыться», — подумал он, тщательно вытер платком левую руку и отбросил платок в сторону. Но он не выбросил из головы воспоминание об очень небольшой вмятине слева на груди, под вышитой розочками, наглухо застегнутой ночной рубашкой. 3 Аллейн был прав: служебный вход оказался поблизости. Каменный коридор нырнул вниз и повернул. Впереди, там, где оканчивались стены, замаячил навес. Аллейну приходилось ногой ощупывать ступеньки, но звездный свет все же немного разогнал кромешную тьму, царившую во владениях замка, слабо поблескивая на мокрых камнях и уступах. Аллейн огляделся. Огромное скопление камня и скал образовывало черную дыру на усыпанном звездами небе. Проход представлял собой нечто вроде моста между частью замка, обращенной к морю, и древней крепостью, выстроенной на горе. Неподалеку мелькнул огонек, и Аллейн спрятался в темную нишу. В проходе, с фонарем в руке, появился слуга-египтянин, в другой руке он нес что-то еще, похожее на поднос. За ним шагал Баради. Аллейн узнал его, когда слуга повернулся, и свет от фонаря скользнул по смуглому лицу. Доктор снял белую рясу, на шее у него болталось нечто напоминавшее гладкий шнур. Слуга и хозяин вошли в дом. Аллейн с удовлетворением крякнул и продолжил путь. У приоткрытой двери служебного входа висел фонарь с огрызком свечи внутри, под ним плавало желтое пятно света. — Мсье? — прошептал голос. — Рауль? — Да, мсье. Все хорошо. Идемте. Рауль выскользнул из-под навеса и схватил Аллейна за запястье. Они вошли под жидкий свет, отбрасываемый фонарем, и Рауль толкнул ногой дверь. Перед ними открылся каменный коридор. Миновав две двери, Рауль свернул направо и тихонько постучал пальцами в третью. Тереза открыла и впустила их. Тереза обитала в маленькой опрятной комнате, в которой слегка отдавало затхлостью. В углу, на полке, стояла мадонна — произведение старой Мари, на ней аккуратными буквами было выведено: «Богоматерь Пэйиду». Под полкой стояла табуретка. Пыльные бумажные цветы, свечи и фотография Терезы на первом причастии с молитвенно сложенными руками и глазами, возведенными к небу, дополняли интерьер. Рядом висела репродукция с изображением святого, удручающе похожего на мистера Оберона. На кровати были разложены две белые рясы. В дальнем углу стояли таз и кувшин для умывания. Тереза, взволнованная, но очень довольная собой, предложила Аллейну единственный стул. — Я могу помыть руки, Тереза? — спросил Аллейн. — Мне нужно немного воды и мыла. — Сейчас я выберусь и принесу воды, мсье. Это безопасно. Простите, мсье, я совсем забыла, англичане всегда хотят умыться. Аллейн не стал ее разубеждать. Когда она вышла, он повернулся к Раулю. — Ну как наши дела? — Все слуги ушли, мсье, за исключением египтянина, он занят чем-то внизу. Гости в своих комнатах. Вряд ли они покинут их до начала церемонии. — Он взмахнул руками. — Мсье, сильно я испортил дело своей глупостью? — Ничего страшного, Рауль. Ты всего лишь зазвонил во все колокола, — пошутил Аллейн, но, увидев, как огорчился его помощник, добавил: — Но все не так уж плохо. Даже наоборот. Мы с доктором Баради посетили комнату с телом убитой женщины. — Неужели, мсье? — Она лежит среди орхидей в великолепном гробу в помещении напротив главного входа. Гроб, как уже успел выяснить господин комиссар, привезли сегодня утром из похоронного бюро в Роквиле. — Но, мсье… — Под левой грудью у нее есть рана, зашитая хирургическим способом. — Тереза сказала мне, что англичанка умерла. — А вот и Тереза, — сказал Аллейн и предостерегающе поднял руку. Умываясь, он расспрашивал Терезу о мисс Трубоди. — Тереза, в какой комнате умерла англичанка? В той, куда ее положили после операции? — Нет, мсье. Ее очень скоро оттуда забрали. Египтянин и дворецкий отнесли ее в комнату, расположенную наверху сторожевой башни. Она редко используется. Ее положили там, потому что так было спокойнее. — Это уж точно, — пробормотал Аллейн. Он вытер руки и стал объяснять дальнейший план действий. — Прошлым вечером мистер Херрингтон рассказал мне немного подробнее о том, как протекает церемония, дополнив рассказ Терезы. В одиннадцать часов звонит колокольчик. Гости выходят из своих комнат в приготовленных для них белых рясах. В безмолвии они идут на церемонию, которая называется Посвящение в Орден Детей Солнца. Сначала они заходят в кладовку, где каждый берет по зажженной свече. Затем собираются в большой комнате и остаются там примерно до полуночи. Ужин подается в гостиной мистера Оберона. Обычно все расходятся не раньше пяти утра. Жадно слушавшая Тереза шумно втянула носом воздух, словно ребенок, обомлевший от страшной, но очень интересной сказки. — Я намерен поприсутствовать на обряде. С этой целью предлагаю нам с Раулем подменить мисс Тейлор и мистера Херрингтона, которых на церемонии не будет. Электричество сегодня вечером в замок не дадут, а при свечах у нас есть шанс остаться неузнанными. Тереза сделала скромный жест, желая привлечь к себе внимание. — Можно мне сказать, мсье? — Да, Тереза? — Египтянин принес металлические ящики из машины мистера Оберона, большой моток электрического провода и паяльник. Он сделал так, чтобы лампа, похожая на солнце, зажглась во время церемонии. — Правда? Смышленый малый. — Мсье, — сказал Рауль, косясь на рясы, разложенные на кровати, — вы намерены предложить мне выдать себя за женщину? Тереза хихикнула и закрыла рот рукой. — Совершенно верно, — кивнул Аллейн. — Вы примерно того же роста, что и мисс Тейлор. В черной рясе с капюшоном, надвинутым на лицо, вы наверняка будете неотразимы. Нога у вас маленькая, возможно, вам подойдут лодочки мисс Тейлор. — Ах, боже мой, какая потеха! — всхохотнула Тереза. — Веди себя прилично, Тереза, не перебивай мсье. — На тот случай, если вы в них не влезете, я прихватил с собой парочку черных туфелек, которые вам наверняка придутся впору. — А моя одежда, мсье? — спросил Рауль, выразительным жестом указывая на фуфайку в пятнах, линялые черные штаны и дождевик, наброшенный на плечи. — Как я понимаю, кроме рясы и туфель, никакой одежды не должно быть. — Ах, боже мой, ну и дела! — Тереза! Не мешай! — Впрочем, ряса широкая. Из соображения приличий, Рауль, можете оставить на себе майку и трусы. В любом случае вы обязательно должны спрятать ноги, по ним можно сразу догадаться, что вы мужчина. — У него великолепные ноги, — вставила Тереза, — но, конечно, сразу видно, что мужские. — Итак, — продолжал Аллейн, успевший привыкнуть к особенностям общения с Раулем и Терезой, — первая задача, стоящая перед нами, — пробраться незамеченными в комнаты мисс Тейлор и мистера Херрингтона. Тереза принесла две белые рясы. Мистер Херрингтон снабдил нас одной белой и одной черной. Мисс Тейлор должна была появиться на церемонии в черной. Поэтому вы, Рауль, наденете черную рясу, а я самую длинную из белых. Тереза расскажет нам, где находятся их комнаты. Если египтянин или кто-нибудь из гостей увидит нас по пути туда, будем надеяться, что они не нарушат обет молчания, который должны соблюдать до начала церемонии, и мы пройдем беспрепятственно. Лучше бы, конечно, в пути не пользоваться свечами. Попав в комнаты, мы остаемся там до тех пор, пока не зазвонят в колокольчик. Тереза, как далеко расположены эти комнаты от помещения, где будет проходить церемония? Того, что вы описывали вчера?