вышла на балкон, перевесилась через перила. Представила свое тело, лежащее на земле. Кровь, смешавшуюся с землей, грязные волосы. Нет. Ее передернуло от отвращения. Пошатываясь, она побрела в ванну и стала остервенело смывать вечерний макияж. Холодная вода немного усмирила бушевавшую в душе злость.«Ничего, — успокаивала себя девушка, — ждала три недели, подожду еще один день. Подумаешь — всего один день, двадцать четыре часа…» Она хотела сосчитать, сколько это будет минут, но подсчеты прервал телефонный звонок. Катя бросилась к телефону.— Олег!— Кать, это я.— Верочка! Как хорошо, что ты позвонила!— Я подумала, может, ты все-таки передумаешь насчет маминого дня рождения?Катя почувствовала, что сейчас опять заплачет.— Ну чего ты молчишь? Ты что, ревешь?— Нет, только собираюсь, — Катя вдруг почувствовала, что ей очень хочется увидеть Веру. И пусть ради этого надо идти к матери, выслушивать ее замечания. Главное — рядом будет сестра, молчаливая, спокойная.— Вера, Верочка, я приду! Ты где сейчас?— Я еще в больнице, но уже выезжаю.— Хорошо, я буду ждать тебя.— Договорились.— Я люблю тебя, Верочка, — Катя положила трубку и побежала переодеваться.Придирчиво осмотрев себя в зеркале, она решила пойти такой как есть, без макияжа — незачем лишний раз дразнить мать.На остановке Катя купила букет мелких ароматных гвоздик. Вскоре приехала Вера. «Какая же она замученная», — подумала Катя.— Вот это сюрприз! — всплеснула руками мать, открывая дверь. — Катерина! Какими судьбами?Катя почувствовала, как нижняя губа задрожала, и, чтобы не разреветься, стала усиленно моргать, делая вид, будто что-то попало ей в глаз.— Поздравляю, — она сунула матери букет и подумала: «Зря я сюда пришла, ой зря!»— А где же гости? — спросила Катя, проходя в комнату.Мать замялась, повисла неловкая тишина.— А вот вы и есть гости, мои самые дорогие гости! — наконец нашлась она. — Знаешь, Катюша, а я ведь ждала тебя. Знала, что не придешь, а ждала. Вот и пирог твой любимый испекла, как в детстве. Помнишь, ты любила, полосатик? Верушке больше «Наполеон» нравился, а тебе… — она замолчала.А Катя вдруг ощутила удивительный запах ванили, сметаны, взбитой с сахаром, даже вкус мягкого, пропитанного кремом пирога. Дух перехватило от таких сладких воспоминаний. Она давно запретила себе даже думать о далеких днях детства. Любое воспоминание обязательно ассоциировалось с отцом, с ощущением тяжести утраты. Но сейчас Катя поймала себя на том, что в первый раз подумала об отце без боли, с теплом и нежностью.— Вы садитесь, я сейчас на стол накрою, — засуетилась мать.— Мам, ты не торопись, мы с Катюшей немного пошепчемся.— Пошепчитесь, пошепчитесь, — одобрительно кивнула виновница торжества.Вера затащила сестру в свою комнату. Катя села на кровать и вновь вспомнила разговор с Олегом.— Что-то у тебя постоянно глаза на мокром месте, — заметила Вера, усаживаясь в кресло напротив сестры.— Да нет, ничего… Все нормально.— Ну, нормально так нормально. Только я тебя не узнаю. Была Диана-охотница, а стала царевна-несмеяна. Смотреть противно.— А ты не смотри, — вспыхнула Катя, вскакивая с кровати.— Сиди, — Вера с силой дернула ее вниз, Катя не удержалась и уселась обратно. — Ты вот все говоришь — отец, отец. Думаешь, он бы обрадовался, видя, как ты тут рыдаешь? Ты ведь красивая девчонка, что ты уцепилась за этого Олега? Открой глаза, оглядись по сторонам — вокруг полно холостых мужчин, что ты зациклилась на нем?Катя смотрела на Веру и не узнавала. Это была совсем чужой, незнакомый человек. Жестокие фразы били наотмашь, Катя ощущала почти физическую боль от каждого слова, но не могла согласиться с сестрой.— Вер, — жалобно простонала она, — ты считаешь, что я должна бросить его?— Нет, я так не считаю. Но ты должна жить здесь и сейчас, а не ждать какого-то призрачного счастья.— Девчонки, ну где вы, так нечестно! — раздался из-за двери голос матери.— Идем, мы идем. — Вера подскочила с кресла, схватила сестру за руку и потащила к столу.Вечер был испорчен. Они сидели втроем за столом, но каждая сама по себе, наедине со своими мыслями, замкнувшаяся в своем одиночестве.Через час Катя стала собираться домой.— Может, переночуешь? — спросила мать, но по ее тону Катя поняла, что ей это абсолютно ни к чему.— Нет, мам, я к себе пойду.— Ну, как знаешь, — пожала плечами мать.Придя домой, Катя обнаружила на мобильном шесть непринятых звонков от Олега.«Вот блин, — подумала она, засыпая, — надо же было забыть дома телефон!»Утро началось со звонка Олега.— Который час? — еще не проснувшись окончательно, спросила она.— Уже девять! Где ты вчера была? — его голос был полон негодования.Катя почувствовала, как нижняя губа задрожала, но вдруг вспомнились Верины слова.— А ты где был?— Но я же позвонил и предупредил, что не смогу прийти! — он не ожидал такого отпора.— А я не хотела звонить — вдруг ты в это время развлекался с женой, не хотелось мешать.— Кать, давай не будем ссориться, — внезапно пошел он на мировую, но Катя не хотела останавливаться на достигнутом.— Ведь это из-за нее ты вчера не пришел? Конечно, вы так долго не виделись…— Катя, что ты мелешь? У меня нет жены, просто вчера была встреча…— Какая встреча?! — взвилась Катя, и вдруг до нее дошел смысл предпоследней фразы. — Нет жены? Как нет? Но ты же говорил…— Да ничего я не говорил, это тебе так хотелось, а я не отрицал.— Значит, тебе было наплевать на то, что я ревновала?— Это было даже забавно.— Да пошел ты… — она бросила трубку.Телефон зазвонил снова. «Не буду брать», — мстительно подумала Катя и пошла умываться. Стоя под душем, она слышала непрекращающиеся трели. «Ничего, пусть звонит». Укутавшись в махровый халат, она сварила крепкого кофе. Телефон снова затрезвонил. «А вдруг это Вера?» — подумала Катя, снимая трубку.— Тебе даже неинтересно, какой я привез подарок? — это явно была не Вера.— Нет.— Хватит дуться, я предлагаю устроить маленький праздник. Ты согласна?— Я подумаю до вечера, — Катя сама не знала, что с ней творится. Она никогда раньше не позволяла себе разговаривать с Олегом в таком тоне. Ей казалось, что он может разозлиться и уйти. Сейчас, понимая, что это не так, Катя испытывала удовольствие от своей игры.Помешивая ложечкой кофе, девушка задумалась: «Что же это за подарок такой?»И вдруг поняла: кольцо! Олег решил подарить ей обручальное кольцо! А почему, собственно, нет? Он соскучился, понял, что любит ее, и решил… Катя глотнула кофе и погрузилась в мир грез.Она представила себя в роскошном свадебном платье, выходящей из длиннющего белого лимузина, ветер развевает юбки, играет с локонами… Глотнув еще немного остывшего кофе, Катя решила сделать красивую прическу. Вымыла волосы и накрутила на крупные бигуди. Долго выбирала, что надеть, и остановилась на любимом белом сарафане — очень нарядном, подчеркивающем тонкую талию и высокую грудь. До прихода Олега оставалось еще около часа, а Катя не могла найти себе места от волнения. Причесала волосы, побрызгала их лаком, потом собрала в узел на макушке, снова распустила. «Да где же ты!» — она уже не в силах была сидеть спокойно и бегала то к зеркалу, поправить прическу, то к столу, расправить складки на скатерти. Когда, наконец, затрезвонил звонок, напряжение достигло критического предела.— Какая ты сегодня… Просто слов нет, — отстранив ее, Олег по-хозяйски прошел на кухню и поставил на стол пакет с продуктами и бутылку вина. Катя заметила, что он пришел без цветов. Это немного не вписывалась в нарисованный воображением сценарий праздничного вечера. «Наверное, сильно торопился», — поспешила она оправдать гостя.Олег снова посмотрел на нее.— Нет, ну ты просто чертовски хороша! — он сгреб девушку в охапку и стал страстно целовать в шею.— Подожди, ну что ты прямо с порога, давай хотя бы выпьем вина!— Потом, успеем, как эта штука снимается? — он пытался стащить с Кати сарафан.Не справившись с платьем, Олег увлек Катю на диван. Она попыталась оттолкнуть его, но почувствовала, что сопротивление только усиливает возбуждение, и позволила ему завершить начатое, кусая губы от обиды и унижения.Когда все закончилось и к Олегу вернулась способность рассуждать здраво, он ужаснулся тому, что сейчас произошло, — он в первый раз практически изнасиловал женщину, причем не просто женщину, а бесконечно преданную, не способную дать отпор. И от этого его поступок казался еще более подлым. Глядя на отвернувшуюся к стене Катю, он испытывал почти физическую боль.— Кать, прости, — Олег протянул руку, дотронулся до ее плеча.Она дернулась, как от удара, отстранилась, быстро встала и вышла из комнаты, даже не поправив задравшееся платье. В прихожей бросила взгляд на отражение в зеркале: растерзанная прическа, размазанная тушь и, что самое ужасное, порванный на груди сарафан. Катя скользнула в ванную, закрыла дверь и долго умывалась холодной водой. Потом расчесала волосы, собрала их в пучок. Переодеться было не во что, и она так и вышла в рваном сарафане.Олег сидел за столом. Он разлил вино в бокалы, темно-красное, торжественное.— Катя, давай выпьем.Она взяла бокал. Лицо после умывания стянуло, оно горело от холодной воды, но привычных слез не было. Внутри все закаменело. Не чокаясь, Катя запрокинула голову и выпила все вино одним большим глотком. Олег сделал маленький глоток и поставил бокал на стол.— Иди ко мне, — он схватил ее за руки и усадил к себе на колени, — прости меня. Пожалуйста.Катя высвободилась из его объятий и села на стул напротив.— Закрой глаза, — потребовал Олег.Она послушно зажмурилась.— Протяни руку.Катя протянула руку ладонью вниз, растопырив пальцы, и почувствовала, как он перевернул руку и что-то положил на нее. Открыв глаза, Катя увидела бордовую бархатную коробочку, в каких обычно хранят драгоценности. «Кольцо, я угадала», — подумала она, не ощущая при этом ни радости, ни того нервного возбуждения, в котором пребывала с утра.— Ну что ты? Открывай!Катя открыла футляр.Разочарование было настолько острым, что она не смогла скрыть его.В коробочке лежали серьги. Очень красивые, с белыми искрящимися камнями. В оцепенении девушка уставилась на подарок.— Ну как? — вопрос повис в воздухе. — Тебе не нравятся? Это авторская работа, других таких ни у кого нет!— Спасибо, — выдавила Катя, — извини, мне сейчас надо уйти.— Куда уйти? Зачем? Или ты кого-то ждешь? Хочешь, чтобы я ушел?— Да, жду. Уйди, пожалуйста.Он молча развернулся и вышел из комнаты. Стук входной двери заставил Катю вздрогнуть. А потом стало совсем тихо. Только где-то в кухне капала вода. Кап-кап-кап… Словно слезы. Катя сидела в кресле, глаза ее были сухими. «Я больше никогда не буду плакать из-за мужиков», — пообещала она себе.Она принесла с кухни бутылку, легла на диван и стала обдумывать дальнейшую жизнь, периодически запивая невеселые мысли вином, прямо из горлышка.Когда она проснулась, за окном лил дождь. Катя слонялась по квартире в ожидании улучшения погоды, но дождь все не кончался. Приближался вечер. «А вдруг появится Олег?» — подумала она. И чем больше она об этом думала, тем страшнее становилось. Катя чувствовала, что не сможет сейчас встретиться с ним. Ну не сможет, и все. Она бросится ему на грудь, расплачется и все снова пойдет по давно установленному кругу: он все так же будет приходить, когда ему вздумается, уходить по вечерам, а она будет терпеть и рыдать. Вот если бы прямо с порога потребовать, чтобы Олег женился на ней. А вдруг он развернется и уйдет? Бросит ее? Ну и пусть бросает! Лучше сразу поставить точку. Или не лучше? Вконец запутавшись в своих желаниях, она нашла зонт, натянула ветровку и решительно открыла дверь. Если и есть человек, способный разобраться во всем этом потоке сознания, то это Вера. По улице неслись ручьи, ноги мгновенно намокли. У зонта была сломана спица, и вскоре холодные струйки побежали по спине, но Катя не замечала этих мелких неприятностей, настолько ей хотелось поскорее хоть как-то улучшить свою никчемную, как ей казалось в этот момент, жизнь.Глава 4Зайдя в комнату, Вера почувствовала: сестра не спит. Она села на диван, нашла Катину руку.— Привет.— Привет, я тебя ждала.— Хочешь чаю?— С вчерашним пирогом?— Можно и с пирогом.Вера притащила с кухни чайник, тарелку. Сидя с ногами на диване, Катя ела прямо руками, облизывая пальцы. Ей казалось, что она снова оказалась в детстве, если и хотелось о чем-то говорить, то только о тех днях, когда они жили все вместе.— Знаешь, Вер, я тоже хочу такие же волосы, как у тебя, надоело быть рыжей.— Это проще простого, у мамы даже краска есть, я утром тебя покрашу.— А давай сейчас, чего ждать до утра?Вера обреченно покачала головой — похоже, сон сегодня откладывается, и, добродушно ворча насчет дитя, которое лишь бы не плакало, пошла в ванную. Через полчаса Катя уже сидела на стуле с намазанными краской волосами и рассматривала бумаги на Верином столе.— Ой, что я нашла! — она вытащила пластиковую папку с двумя довольно неумело нарисованными картинками. — Это же мы с Сенькой рисовали свои мечты! Ты их до сих пор хранишь? Надо же, какими дураками мы тогда были! Я хотела выйти замуж за миллионера. Ага, прямо выстроились миллионеры в очередь! А ты? Помнишь, Вера, ты хотела стать учительницей. Как же — учительницей! Мама с детства видела нас врачами и никем больше.— Дай сюда!Вера взяла у сестры папку, села в кресло и положила рисунки на колени. Как же давно она их не видела! И Сеня… Как давно она не видела Сеню!Ей было двенадцать, Катерине десять. Стояло лето. По утрам солнце уверенно затопляло комнату. Занятия в школе закончились, и можно было наслаждаться законным бездельем. В тот день Катя со Славкой и Костиком, верными друзьями, как обычно, возились в зарослях сирени возле дома. Вера сидела и листала книгу тут же, на скамейке. Она была так поглощена этим занятием, что очнулась только от толчка в бок и шепота сестры:— Глянь, какой урод!Мальчик и правда был странным: невысокого роста, толстый, с приплюснутым лбом, нависающим над маленькими прищуренными глазками, с оттопыренными ушами и редкими, словно прилипшими к голове, волосами. Выйдя из подъезда неуверенной и оттого казавшейся неуклюжей походкой, он плюхнулся рядом с Верой.Видно было, что ему хочется присоединиться к компании, хохотавшей в кустах, но он не решался.Вечером девочки наперегонки рассказывали родителям о том, как прошел день.— Наш новый сосед — такой урод! Фу! — поморщилась Катя, плюхаясь рядом с мамой на диван.— Никакой не урод, — возразила мама, — просто не такой, как все. — И она с улыбкой потрепала Катю по торчащим вихрам.— А какой? — настаивала девочка.— С синдромом Дауна. У него лишняя хромосома, поэтому он не похож на обычных людей, — сказал папа, отложив газету.Мать кинула раздраженный взгляд на отца.— Как хорошо, что ты отказался преподавать в институте, бедные студенты… Девчонки же не знают, что такое хромосомы.— Не знаете? — удивился отец и с недоверием посмотрел поверх очков.Сестры дружно закивали головами, и папа пустился в долгие и непонятные объяснения.— Он больной? — наконец, не выдержав, перебила Катя.— Нет, не больной. Немного по-другому устроен, но это не значит, что он плохой человек.Утром Вера побежала в библиотеку к тете Гале.— Дайте мне что-нибудь про хромосомы.Библиотекарша давно не удивлялась запросам любимой читательницы.— На, держи, — она дала девочке увесистый том энциклопедии и несколько медицинских журналов, в которых Вера обнаружила дискуссию ученых: могут ли дети с синдромом Дауна жить полноценной жизнью.Несмотря на определенные трудности с терминологией, тема захватила ее — еще бы, ведь предмет обсуждения не был каким-то абстрактным человеком, он жил с ней в одном дворе! Вере казалось, что сама судьба дает в руки замечательный шанс — проверить на деле то, о чем пишут в книгах. Почему-то вспомнились рассказы о врачах, испытывавших на себе новые вакцины. А еще было жалко мальчика, к которому судьба оказалась настолько несправедливой.Возвращаясь домой, Вера увидела на скамейке возле подъезда нового соседа.— Привет, — она села рядом с ним, — меня зовут Вера.Он заулыбался, смешно наморщив лоб. Маленькие глазки превратились в щелочки с торчащими в разные стороны ресницами.— А я Сеня, можно я буду с тобой дружить?Вера не могла вспомнить, как первый раз попала домой к Сене. Комната мальчика поразила полным безличием: узкая, идеально заправленная кровать, шкаф, абсолютно пустой письменный стол, стул. И больше ничего. Ничего, говорящего о том, что в этой комнате кто-то живет. У Веры повсюду громоздились книги: на подоконнике, на столе, на кровати, на полу. Половина Кати изобиловала мягкими игрушками и портретами знаменитых красавцев. Здесь же все было абсолютно пусто и напоминало больничную палату. Напрасно глаза скользили по идеально гладким стенам в поисках хоть какой-нибудь зацепки.— А где твои игрушки, книги?Сеня улыбнулся жалкой, беззащитной улыбкой.— Ты любишь читать? — настаивала Вера.Мальчик пожал плечами. Разговор явно не клеился. Сеня сидел, втянув голову в плечи и сжав руками колени так сильно, что короткие пальцы побелели.— Я не знаю, — наконец сказал он.В это время из магазина вернулась Сенина мама. Увидев Веру, она очень обрадовалась.— Ты, наверное, Верочка? Как хорошо, что ты зашла, а то Сеня приболел немного. Знаешь, он очень много о тебе рассказывает. Пойдем, поможешь выложить покупки.Вера поняла, что женщина хочет поговорить наедине, и проследовала за ней на кухню.— Садись. Хочешь чаю, кофе?— Водички, если можно, — попросила Вера, усаживаясь на табурет и оглядываясь по сторонам.Кухня была такой же, как Сенина комната, — больнично-безликой. Налив стакан воды, женщина села напротив. Она была немолодой, какой-то уставшей, печальной, с потухшими глазами и опущенными уголками рта.Ее звали Натальей («Просто Наташа, можно без отчества»). Лет до семи у Сени было много друзей. Дети любили его за доброту и веселый характер. Он смеялся так, что все вокруг начинали хохотать, забывая про мелкие распри и ссоры. А потом друзья пошли в школу. Наташа тоже отвела сына в специальный интернат для детей с синдромом Дауна. Что случилось со среды, когда сияющий Сеня с букетом разноцветных астр остался в классе, до пятницы, когда после работы она пришла забрать его на выходные домой, мать не знала. Но веселый, добрый, заразительно хохочущий мальчик превратился в бледного напуганного зверька. Выйдя из спальни, он бросился к матери, уткнулся лицом ей в колени и зарыдал так безутешно, что у Натальи заныло сердце.— Сынок, ну что ты! — повторяла мать, гладя его по вздрагивающему затылку.— Мамочкин сынок, соскучился, — прокомментировала поведение ребенка вышедшая из спальни воспитательница. — Вы не волнуйтесь, привыкнет. Ему тут лучше, чем дома.Женщина Наталье не понравилась. Какая-то она была неестественная, и улыбка, кривившая ярко-красные губы, казалась фальшивой. «Может, это просто ревность материнская?» — пришло в голову. По дороге домой она пыталась расспросить Сеню об интернате, но тот упорно молчал.За выходные мальчик немного успокоился, но когда в понедельник утром Наталья разбудила его, Сеня вновь расплакался. С трудом удалось матери уговорить его одеться и пойти в школу.— А вот и наш Сеня! — встретила их воспитательница и, обращаясь к Наталье, прошептала: — Уходите, мамаша, уходите.Наташа почувствовала, как сын стиснул ее руку.— Пойдем, скажи мамочке «До свиданья», — воспитательница протянула руку, Сеня схватился обеими руками за мать и забился в истерике. С трудом оторвав от себя сына, Наталья оттолкнула его и, выскочив из комнаты, прижалась к холодной стене. Плач сына стал глуше — она поняла, что его увели в другое помещение.Наташа вышла на улицу, свежий сентябрьский ветер остудил лицо. «Так надо, — уговаривала она себя, — так надо», — но внутренний голос шептал обратное.Придя в пятницу, она была поражена видом сына. Вялый и абсолютно спокойный, он вышел к ней и достал из шкафчика обувь. Наталья заметила, что правый туфель он надевает на левую ногу.— Сынок, так неправильно, — она присела перед ним на корточки. Глаза матери и сына на мгновение встретились, а потом он равнодушно отвернулся.В понедельник Наталья пошла к заведующей. Полная ухоженная дама лет пятидесяти с внушительной халой на голове, делавшей ее похожей на молодой гриб-боровик, внимательно выслушала ее, сочувственно кивая.— Не расстраивайтесь, мальчик сейчас проходит сложный период адаптации, еще неделька-две — и вы его не узнаете.— Но я его и так не узнаю, он стал совсем другим, мой сын был веселым, заботливым, а теперь…— Не все сразу. Как мать я вас хорошо понимаю, но вы должны потерпеть. Вы ведь желаете добра своему сыну? — заведующая уставилась на Наталью. — Тут у нас он среди своих, под присмотром, можете быть спокойны за него. С детьми работают профессиональные психологи, вот в пятницу проводили тесты, хотите посмотреть?Наталья молча кивнула.— Так, Васильковский Арсений… — бормотала заведующая, роясь в большой стопке бумаг. — А, вот, посмотрите.Наташа взяла лист, на котором торопливым почерком были написаны абсолютно непонятные слова: дисграфия, дислексия, дискалькулия.— Что это значит?— Различные расстройства обучаемости. Скорее всего, нам не удастся научить вашего Сашу ни читать, ни писать, ни считать. Сами понимаете… — она развела полными руками.— Моего сына зовут Арсений, и раз вы считаете, что не сможете ничему научить его, я не вижу смысла оставлять его здесь.На этом Сенина школьная жизнь закончилась. Эти две недели в интернате полностью изменили мальчика. Он перестал выходить на улицу и целыми днями сидел на стуле или на кровати, стиснув руками колени. Участковый психиатр объяснял поведение ребенка эмоциональным срывом. Он посоветовал Наталье переехать в другой район. Однако это не помогло — Сеня по-прежнему был безучастен к окружающей жизни, предложение выйти на улицу вызывало панику. Матери казалось, что сын потихоньку угасает.Однажды Наталья подтащила Сеню к окну.— Пойди, погуляй, посмотри, как хорошо!Внизу, в зарослях сирени, громко хохотали девочка и двое мальчишек.К удивлению матери, Сеня пошел в коридор искать кроссовки. Сердце радостно забилось. «Только бы никто не обидел его, только бы ему понравилось в новом