— Сколько времени вы его знали? — О, около пяти лет. Или нет… Почти шесть, да, — она промокнула глаза платочком. — Никогда и ни при каких обстоятельствах он не подавал ни малейшего повода для такого… исхода… Прямо бред какой-то! Я ничего не понимаю! — добавила жалобно она. — У него были враги, он ничего не говорил, не жаловался, не намекал? — Н-н-нет… Не говорил, я уверена. Какие могут быть враги у такого чудесного человека?! Ну, вы сами подумайте… — Так… — комиссар, вздохнув, повернулся к девушке «которая визжала». — Что вы можете сказать, мадмуазель Шатонье? — Мы разговаривали… Мы говорили о Клоде, одном молодом человеке нашей подружки, который на прошлой неделе ездил в Ниццу и… — затараторила девушка. — Пока оставим его в покое, — перебил Лежен. — Давайте о Летруа. — О Летруа? — удивленно вскинула она брови. — Ах, ну, да… Он… такой понурый ходил туда-сюда, я еще подумала, какой важный господин, и выглядит ничего, кажется, он из той компании, где справляют день рожденья, и неплохо было бы узнать, кто он такой и… — Ближе к делу, мадмуазель! — Ну, я же вам объясняю! — обиделась девушка. — Я не выпускала его из виду, поверьте. Он что-то уж нервничал, я еще подумала, может, он ждет кого, а тот не пришел. Может, с женой поссорился или… с любовницей, ну, я и решила… Лежен медленно выпустил из легких воздух. Такие старлетки его часто выводили из себя. Но нужно было держать себя в руках. — Как это произошло, мадмуазель? — Ну, я же не инспектор, откуда мне знать, как он там поцапался со своей… женой. Вам лучше знать. Но он так расстроился, что взял… и спрыгнул… Я очень испугалась и, кажется, закричала… — А я не видела, — как показалось Лежену, с сожалением сказала ее подруга, дама уже в годах. — Но могу вам ручаться, господин комиссар, к нему никто не подходил, не угрожал и вниз не сталкивал. — Вы уверены? — На все сто, господин комиссар, — важно ответила та. — Мы все видели, — на перебой закричали подруги Мишель, — он сам, сам. Стоял, белый как мел, будто живот болит, а потом ка-а-ак вцепиться в перила… — …перегнулся и сиганул вниз! Я даже ничего не поняла сначала! — А я поняла, но не очень испугалась, думала, может, это фокус какой… Здесь иногда показывают всякие номера… — А я не думала. А потом так обмерла вся, и в туалет почему-то очень сильно захотелось… — Ясно, — безнадежно махнул рукой Лежен. — Вы, конечно, ничего не видели? — он повернулся к молодой парочке. Они энергично замотали головами. Их глаза выражали неподдельный ужас. — Мы даже не помним его толком, — пролепетал юноша, — не обращали внимания. Маэстро все это время стоял рядом с безучастным видом и рассеянно теребил пуговицу пиджака. Комиссар, наконец, обратился к нему. — Вы сидели за тем столиком, не так ли, э… месье Ваальден, если не ошибаюсь? — Ганс Ваальден, комиссар, вы не ошиблись, — как обычно, он растягивал слова. — Решил немного отдохнуть, подышать свежим воздухом. Видите ли, я не очень люблю большие шумные сборища, суматоху… Здесь лежала газета и хотя было довольно-таки темновато, я начал ее читать — зрение у меня хорошее. Я сразу заприметил Летруа, с которым лично не знаком, но сидел напротив него за банкетным столом. Он действительно сильно нервничал, курил сигару за сигарой, а потом неожиданно… выпрыгнул. Это меня весьма удивило, хотя, повторюсь, до сегодняшнего вечера я абсолютно был с ним незнаком. — Вы видели момент его прыжка? — Да. Закончив читать одну статью, я решил дать глазам отдохнуть и отложил газету. В этот момент все и произошло. К сожалению, что-либо предпринять было уже поздно. — Маэстро замолчал. — Что-нибудь можете добавить еще? — спросил Лежен. Тот пожал плечами. — Если что вспомню, то пренепременно сообщу вам, комиссар. — Ваальден улыбнулся. Но улыбка его была насмешливой и даже презрительной. — Я надеюсь на это, — сухо произнес Лежен. * * * Утро было теплое и солнечное, непогода на время сдалась и предоставила, наконец, возможность людям немного отдохнуть от ее промозглых осенних проказ. В окно кабинета мягко светило солнце, шумели проезжающие по улице машины, кричали дети. Под потолком билась последняя муха, уже сонная и вялая, но на нее никто не обращал внимания. — Одного мы уже не спасли, — сказал комиссар. — Теперь в скором времени Ришар займет место президента правления своего банка. А Маэстро примется за следующего. — И ничего не докажешь, — откликнулся Шарль, забарабанив пальцами по столу шефа. — Все шито белыми нитками. Временное умопомрачение Летруа, внезапный психоз на почве нервного срыва по поводу приближающегося продвижения по службе и… — он с раздражением хлопнул ладонью по телефону. — Звонили из лаборатории. В крови Летруа не обнаружено ни наркотиков, ни следов каких-либо сильнодействующих лекарств, ни даже опасного уровня алкоголя. Умер он мгновенно — перелом шейного позвонка. — А его родственники, друзья и сослуживцы, в том числе и Ришар, отзываются о нем как о весьма сильной личности, не подверженной импульсивным вспышкам и решениям, — кисло произнес Лежен, — Враги? У таких людей они есть всегда. С Ришаром у него были скорее деловые отношения, чем дружеские. Что бы это ни было, факт убийства пока недоказуем. — Взять бы за жабры этого Ваальдена! — процедил сквозь зубы Шарль. — Ведь отпустить пришлось гниду! Лежен обескуражено развел руками. — А что мы можем сделать? Что полиция в состоянии ему предъявить? Факт передачи ему Ришаром антикварной китайской статуэтки? Даже если бы… В дверь постучались, и вошла сержант Ляфур — миловидная женщина лет тридцати пяти. Шарль обворожительно подмигнул ей. — Пришло несколько факсов, запрашиваемых вами по делу Летруа, — сказала она и передала Лежену папку. — Интересно, интересно, — комиссар быстро открыл ее и начал внимательно читать. — Это о Ваальдене, — пояснил он Шарлю. — Так, так… Хм… — Что там? — нетерпеливо спросил помощник. — Сейчас, подожди, — чем больше Лежен читал, тем больше хмурилось его лицо. Через пару минут он откинулся на спинку стула и устало посмотрел на Шарля. — Кажется, сбываются наши худшие опасения. — В смысле? — Я посылал запросы во многие полицейские управления Франции, Германии, Швейцарии, Бельгии и Австрии. Пришли первые ответы. Так вот. Ваальден неоднократно проходил свидетелем по некоторым странным делам, точнее… необъяснимым самоубийствам! В семьдесят третьем году — Аахен, Германия. В семьдесят четвертом — Дрезден, семьдесят шестой — Бордо, восьмидесятый — Брюссель, восемьдесят третий — Берлин, а в прошлом году — Женева. Все, представляешь, все погибшие были богатыми, влиятельными людьми, а двое из них даже политиками. Ты представляешь? И это только начало, самая верхушка айсберга! — Черт возьми! — выругался Шарль. — Невероятно! — И тем не менее, факты. Везде одно и тоже — нераскрытое, по существу, самоубийство. Ваальден всегда находился рядом, но… и пальцем не касался своих жертв! — Значит, прав был все-таки Луи — гипноз или что-то в этом роде? Лежен пожевал губами. — Очень может быть… — Мистика какая-то! — Шарль, бросивший на прошлой неделе курить (в который раз), достал сигару из инкрустированного ящичка, стоящего на столе и, откусив кончик крупными белоснежными зубами, закурил. — Интересно также то, что Ришар решил справлять день рожденья своей дочери в ресторане отеля. Ведь можно было отпраздновать и дома, знаешь, какой у него шикарный особняк? О-го-го! Наши разнюхали, что Мишель была против ресторана, также как и его жена. Но он упорно настоял именно на таком варианте. Вывод? — Ему нужны были незаинтересованные, по-настоящему независимые свидетели, с точки зрения полиции, конечно, которые бы подтвердили его железное алиби. — Все верно, — вздохнул комиссар. Они помолчали. — Я все думаю об Энрико, — тихо сказал Лежен, — полагаю, его скоропостижная смерть полностью на совести этого франко-швейцарского чудовища. В четыре пополудни позвонил Антуан. — Пять минут назад Маэстро звонил Папе. Лежен покрылся испариной, у Шарля окаменело лицо. — Продолжай, — прохрипел комиссар и включил громкоговорящую связь, чтобы его помощник тоже мог слышать. — Их разговор был недолог. Маэстро звонил с Сиреневой улицы, Папа был в мэрии. Маэстро: «Добрый день, позовите, пожалуйста, Мириам». Папа: «Извините, но у нас такой нет». Маэстро: «Разве это не туристическое агентство?» Папа: «Нет, наверно, вы ошиблись номером, месье, это мэрия. К сожалению, путевками мы не торгуем (смешок), хотя я сам был бы рад улететь куда подальше на юг от этой бумажной волокиты и мерзкой погоды…» Маэстро: «Да, но сегодня вроде ничего, тепло, солнышко…» Папа: «Думаю, сегодня вечером погода снова испортится, однозначно! Уже в семь, я слышал, может пойти дождь, причем прямо над нашей мэрией…» Маэстро: «Что ж, успеха вам, месье мэр, и желаю вам хорошей погоды». Папа: «И вам тоже, месье путешественник!» Это все. Есть запись этого разговора, но я его запомнил точно, месье комиссар. — Спасибо, Антуан. А что он сейчас делает? — Смотрит телевизор, точнее, беспорядочно щелкает каналами. — Возможно, ищет сообщения о самоубийстве Летруа… — Скорее всего. — Будьте начеку, — комиссар положил трубку. — Ну, Шарль, что ты скажешь на это?