– Яна, – вкрадчивый низкий голос возле самого уха пробирает меня до донышка. – Ты уверена, что поступаешь разумно? Господи, какой там уверена? Я на пороге непоправимой ошибки! И чем крепче прижимает меня к себе Герман, тем быстрее тает моя решимость не сдаваться этому похотливому самцу. – Я всегда поступаю разумно. Мы заключили сделку. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. И никаких глупостей! Твердые сухие губы скользят от виска к моей брови, но это полбеды! Бергман без всякого стеснения наглаживает мою задницу! Этот беспринципный мерзавец так вкусно пахнет: сигаретами, сексом и кофе, поданным в постель после безудержного разврата, что у меня тяжелеет внизу живота. Черт! Я из-за него на сухом пайке уже месяц! И две недели из этого самого нервного в моей жизни месяца организм настойчиво требует разрядки, потому что кто-то позволяет себе испытывать мою выдержку при каждом удобном случае. И неудобном тоже. Например, как сейчас. Если хоть кто-то решит заглянуть за подозрительно шуршащую портьеру… Я убью Бергмана! Я, конечно, сегодня перегнула палку, но Герман обнаглел вконец. Мы же, етить твою налево, в консерватории! – Яна-Яна… Неужели ты думала, что я ни о чем не узнаю? – Я не понимаю, о чем ты, – делано удивляюсь я, изо всех сил стараясь скрыть реакцию тела на жадные руки, пробирающиеся под одежду. – Бергман, перестань меня лапать! Уговор есть уговор! Я свою часть выполняю! Не стоит подкатывать ко мне яйца, если не хочешь по ним получить! – Я рассчитываю получить кое-что другое… Твою мать! Что он творит? А стервец вклинивается коленом между моих бедер, и я отчетливо чувствую все его желания. И они, черт подери, находят во мне живейший отклик! Закончим с ним, и надо срочно найти мужика. – Ты разрываешь сделку? – напряженно уточняю я. – И не надейся, – смешок мерзавца, уже безнаказанно добравшегося до моей груди, бесит несказанно. – Предлагаю расширить границы. – И не надейся, – зеркалю я его фразу и закусываю губу, чтобы не застонать, потому что горячие пальцы забрались под тонкое кружево и сжимают напрягшуюся горошину. Зачем господь дал мне такую чувствительную грудь? – Яна, я окажусь в тебе раньше, чем ты думаешь, – он прикусывает мочку моего уха, и я стискиваю зубы. Непристойные картины с участием Германа проносятся у меня перед глазами. Непристойные – слабо сказаны, уже пошли титры к порно. Какого хрена я вообще подписалась на эту сделку? Вот не жилось мне спокойно! А как все хорошо начиналось… Глава 1. Взаимное неудовлетворение Месяцем ранее Я смотрю на этого здоровенного детину и ощущаю буквально физически, как рушатся мои надежды. Меня подставила родная мать. Что она там плела? «Хороший мальчик, не пьет, не курит, хорошо зарабатывает, на скрипке вроде играет» … Мать-ехидна! Как-то не бьется ее описание с матерым кобелиной в криво застегнутой рубашке и с помадой на шее, ввалившимся в гостиную, где мы с Розой Моисеевной чинно пьем чай за большим круглым столом. Неизбывная и отчаянная тоска заполняет мою душу. Совсем не подходит. Знаю я этот типаж «покрываю на своем пути все, что младше двадцати пяти». С таким не договориться. Пора завязывать с азартными играми. Если бы я не проиграла матери в карты, я бы ни за что не оказалась в такой ситуации. Я рассчитывала, что избавиться от очередного сына маминой подруги будет легко, но что-то где-то пошло не так, и надо срочно из этого выгребать. Отправляясь на эти унизительные смотрины, я, конечно, подстраховалась. В таком виде заинтересовать я могу разве что слепого или конченого импотента, которому абсолютно все равно, кому ссать в уши про высокие чувства. И уж никаким образом на меня не обратит сейчас внимание такой откровенный потаскун. Сегодняшний свой образ я создавала, вдохновляясь одной из коллег, старой девой и синим чулком. Я подошла со всем тщанием к выбору наряда и прически, и вот результат. Заметив меня в гостиной, «хороший мальчик» около сорока горячих годков проходится по мне недоуменным взглядом снизу вверх и обратно и равнодушно отворачивается, присвоив мне средний род и неопределенный возраст. Очевидно, для него я не представляю никакого интереса, в отличие от Розы Моисеевны, довольно поглядывающей на мою косу с прямым пробором, отсутствие косметики, глухую блузу под горло и юбку в пол. Ни дать, ни взять – попадья, только кадила рядом не хватает. – Мам, зачем ты меня звала, если у тебя гости? – Сынок, составь нам с Яночкой компанию. Яна, это мой сын – Гера. Гера, это Яночка, внучка моей знакомой. Боже, я от стыда готова провалиться сквозь землю. Так халтурно меня еще никому не навязывали. А Гера не дурак. Быстро соображает. Он снова переводит свой пристальный взгляд на меня, и в его глазах вспыхивают злость и презрение. Как же! Залежалый товар пытаются втюхать. Ну да, я же постаралась своим тридцати придать еще лет восемь! Тени для глаз вместо пудры – хороший лайфхак. В ответ я делаю морду кирпичом. Выдаю самую постную мину, какую только могу состряпать. Негоже разочаровывать людей, я считаю. Геру перекашивает. От восхищения, надо думать. – Мам, можно тебя на минуточку? – угрожающим голосом требует он. Роза Моисеевна с извиняющимся взглядом поднимается из-за стола. Мать и сын скрываются на кухне, откуда до меня доносится возмущенный мужской бас и наставительное женское контральто. Бля… Когда это все закончится? Курить хочется. Как не вовремя я бросила. И выпить. Но пить я, слава богу, не бросала. Домой вернусь – накачу. Этот позорный день я запомню надолго. Вернувшийся Герман отчетливо скрипит зубами и старается на меня лишний раз не смотреть. Кажется, Роза Моисеевна добилась своего. Он демонстративно плюхается за стол и складывает руки на мощной груди. А часы у него шикоз… Небось моей премии на такие не хватит. Глядя на играющие желваки потенциального жениха, понимаю, что пойду не домой, а к Алке. В одно жало столько пить нельзя, сколько мне сейчас нужно для анестезии раненого самолюбия. – Герочка, ты же собирался завтра на какой-то концерт? Яночка тоже очень любит музыку, – прямолинейно, как оглобля, сводничает Роза Моисеевна. – Мне кажется, вам стоит объединиться. Герман смотрит на меня лютым зверем, мол, только попробуй согласиться! Уж не знаю, как его мать за яйца взяла, походу, чем-то он серьезно провинился, но отказать напрямую он ей не может. Сочувствую, мужик. Я сама – заложник обстоятельств. Так что мне твоим безвыходным положением пользоваться ни к чему. Данный самец оказался для моих планов непригоден, поэтому я от щедроты душевной иду ему навстречу: – Да, – пафосно киваю я. – Обожаю русский романс девятнадцатого века. Потрясающая эстетика! И добившись нужного эффекта, а именно кислого лица Геры, я без всякого предупреждения, добавив дурнины в голос, истошно завываю: – Я за двадцать минут опьянеть не смогла от бокала холодного бренди… Мужика серьезно передергивает, потому что фальшивлю я крайне талантливо. Говорят, у скрипачей идеальный слух. Злорадству моему нет предела. А нечего смотреть на меня так снисходительно! Можно подумать, я тут по доброй воле маринуюсь. – Мама, наши вкусы с Инной немного расходятся, – рубит Герман, а я молча проглатываю, что он не запомнил мое имя. Каз-зел. – Я иду на рок-вечеринку. – Это же ужасное варварство! – встреваю я. – Вам непременно нужно послушать что-нибудь стоящее, вот в воскресенье в филармонии будет потрясающий концерт органной музыки! – захлебываясь восторгом, вещаю я. – А вы должно быть в душе певица? – ехидно спрашивает женишок. – Да, я пою постоянно! – надеюсь мои слова звучат угрожающе.