Мимо меня, обдавая горьковатым запахом геля для душа, Бергман проходит к кровати и, бросив договор на постель, тянется к тумбе. Полотенце, не удерживаемое более никакими обстоятельствами, падает к ногам Германа. А этот мерзавец, стоя ко мне спиной абсолютно обнаженным, не торопясь, надевает… часы! Я пожираю глазами упругие ягодицы с ямочками, узкую талию, не в силах отвести взгляда. И меня чуть не застукивают на горячем. Бергман разворачивается за брюками и оказывается ко мне… гхм… лицом. Я мгновенно задираю голову вверх, делая вид, что ни хрена не рассматривала его задницу. И охреневаю. Потолок зеркальный. Весь. Бергман надевает спортивные мягкие штаны прямо на голый зад, и, как на грех, он не выглядит приличнее ни на йоту. Пошуршав бумажками, Герман усаживается на постель и хлопает по покрывалу рядом с собой. – Левина, пришла пора отвечать за свои косяки. Глава 24. Приговор и вердикт Приглашение Бергмана из тех, перед которыми сложно устоять. И будь у нас другие обстоятельства, я бы, пожалуй, косячила и косячила, а потом самозабвенно расплачивалась. Однако, что-то мне подсказывает, что я выдаю желаемое за действительное. И таки я буду получать сейчас реальный втык за безалаберное отношение к юридическим документам. А в них, определенно, что-то зарыто, до чего я не докопалась. Правда, и сейчас сосредоточиться мне будет крайне нелегко. Одетый в штаны Бергман выглядит так же развратно, как и без них. Кто-нибудь может мне объяснить, с каких это пор спортивки – это секси? Или это я настолько оголодала? И почему я все время помню, что под штанами у него нет белья. Достаточно просто приспустить резинку и… – Левина, я долго буду ждать? – На кровати неудобно, я сяду в кресло, – иду я на компромисс. Угу, если компромиссом можно назвать жалкие попытки сохранить лицо. – На этом кресле можно сидеть только у меня на коленях, Яночка… – Я все же рискну. – А ну иди сюда, певица, – рявкает Герман. – Не зли меня, Левина. Будешь хорошей девочкой, меньше прилетит. – Я еще не уверена, что мне за что-то должно прилететь, – слегка прифигев, бормочу я, но решаю подчиниться, потому что из-за на миг слетевшей с Германа маски вальяжного кошака выглянул очень жесткий самец, и нотки в голосе проскользнули настолько властные, что у меня внутри что-то подозрительно сладко заныло. Так что к кровати я двинулась, скорее, от растерянности. Как-то не ожидала я, что меня такое будет заводить. Обычно я предпочитаю, чтобы инициатива оставалась у меня, и плохо переношу, когда мной командуют. Стараясь сохранить независимый вид, присаживаюсь на краешек постели, как можно дальше от Бергмана, чем заслуживаю насмешливый взгляд. – Вот поэтому ты до сих пор и не замужем, что так трясешься над своей невинностью и боишься сесть поближе даже к тому, кто на нее не покушается. – Можно подумать, ты женился на каждой, кого этой невинности лишил, – фыркаю я. – Это что? Сейчас попытка узнать подробнее о моем сексуальном опыте? – приподнимает бровь Бергман. – Тебе достаточно знать, что он обширнее твоего. Поскольку попадает он метко, я оставляю скользкую тему. Чуть не покраснела, блин. Судя по грамотному интерьеру этой комнаты, обширнее – это не то слово. Предусмотрено все или почти все. – Ты мне зубы не заговаривай, – хорохорюсь я. – Запугиваешь со вчерашнего дня, давай уже, предъявляй претензии, и мы посмотрим, имеешь ли ты вообще на них право. – Ну давай посмотрим, страница номер четыре. Да сиди уже. Возьми пока мой экземпляр, – с этими словами Бергман легко поднимается, обходит кровать и, протянув мне бумаги, садится рядом. Мой фокус с сидением вдали не удался. Приходится признать, что сегодня не мой день. Демонстративно вздохнув, я пробегаю глазами по пунктам на четвертой странице и не нахожу ничего криминального. Там всего лишь в извращенно-канцелярской форме описывается часть наших обязанностей. В основном речь идет о необходимости сопровождать друг друга на сходки, где необходимо присутствовать с партнером. Всякие там семейные праздники. Сюда же зачем-то Бергман вписал деловые встречи, хотя я ума не приложу зачем я ему там. Если только его деловые партнеры не женщины, побывавшие в его постели. Но в целом, у нас еще даже не было ситуаций, которых данные пункты касаются. Я перевожу недоуменный взгляд на Германа. – И что? Что не так? Или это просто повод со мной встретиться наедине? Так двери моего кабинета для тебя открыты! Чистка, удаление, пломбы. Любой каприз за твои деньги, и мы останемся на это время только вдвоем. Прищурившись ехидно, Бергман тыкает пальцем в строчки в самом внизу. Как водится, под сноской и мелким шрифтом. Пару раз перечитав, я наконец осознаю их смысл и закипаю. – А ты берега не попутал? Не слишком ли много ты хочешь? – В самый раз, – по лицу вижу, что он доволен произведенным эффектом. Сносочка содержит офигительное по своей наглости примечание к пункту, что мы всеми силами поддерживаем правдивость нашей легенды об обоюдном романтическом увлечении. Примечание гласило, что на срок контракта конкретно мне нельзя встречаться с мужчинами по любым поводам, кроме деловых, без разрешения Бергмана! Более того, он должен лично одобрить кандидатуру! Быть в курсе даты, времени, места и… длительности встречи! – Оху… Ох уж ты и… – бешусь я, не способная подобрать слова, отражающие мое отношение к этому беспределу максимально точно. – Накосячила? Накосячила, – победно глядя на меня, констатирует Бергман. Я, потрясенная его цинизмом, дочитываю: «Штрафные санкции на усмотрение второй стороны!». Пиздец, дерзкий! – Я что-то не поняла, а с какого это односторонний пункт? Я бы тоже хотела такие привилегии! – У тебя так много свободного времени? – наигранно удивляется Герман. – Если ты всех моих девочек будешь согласовывать, у тебя не останется времени на работу! – Ты же как-то собираешься находить время на отслеживание моих кавалеров! – киплю я. Даже не могу понять, что возмущает больше, вообще необходимость отпрашиваться у Германа, который еще может и не разрешить, или то, что я ему подгадить возможности лишена. – Сравнила, – фыркает Бергман. – У тебя, если случится мужик, то это разовая форс-мажорная акция. Подарок фортуны. Это он мне открытым текстом сейчас заявляет, что он-то сношает толпу баб? Мое забрало, скрипнув, упало. – Я требую пересмотра этого пункта! Ради этого я готова в отпуск выйти! С какой радости тебе можно больше, чем мне? А если я встречу любовь всей своей жизни? – Вот я и посмотрю, на что тянет твоя любовь. Ты же не опытная, он тебя поматросит и бросит, – скалится Бергман. – К тому же тебя могут увидеть, и наш спектакль накроется. – Кто? Роза Моисеевна за мной будет следить? Или баба Рая? – охреневаю я от мужской логики. Я может не возражаю против того, чтоб меня уже поматросили, но вовремя вспоминаю, как я заливала, что жду единственного, и прикусываю язык. – Не важно. Но я не собираюсь выглядеть рогоносцем раньше времени!