– А мне, значит, рога пойдут? – беленюсь я. – Если уж на то пошло, то тебя застукают быстрее меня, и кто тогда поверит в твою неземную любовь? – Меня не застукают. – А как же вчерашняя «сестренка»? Ответом мне становится до отвращения невинный взгляд серых глаз: – А ты кого-то видела? – Ты! – я тычу пальцем в голую Бергмановскую грудь. – Ты! Мы тотчас же исправим этот пункт. Я требую его удалить! Герман перехватывает мою руку, прекращая нападение. – А зачем? – сузившиеся глаза и изменившийся тон меня настораживают. – Чтобы ты, задрав хвост, понеслась к этому «поэту»? Ты же вроде утверждала, что его ухаживания тебя тяготят? – Так и есть! И как раз с Димой у меня была деловая встреча. Он привез пригласительные на свадьбу! – Дима, – передразнивает меня Бергман. – И поэтому ты вчера расфуфырилась, как порнозвезда? И с каких это пор жених один приглашает на свадьбу бабу, по которой пускает слюни? Или ты думаешь, я не заметил вино и его голодный взгляд? Фраза про голодный взгляд Лосева мне понравилась, но… – Я выглядела прилично! – протестую я, потрясая договором так энергично, что соединяющая листы скрепка отлетает мне на колени. Герман нависает надо мной: – Прилично? Левина, прилично ты одета сегодня, – шипит он мне в лицо. – Но чтоб ты знала, если мужик тебя хочет завалить… – он все ближе, а я, почуяв опасность, отклоняюсь назад, пока не падаю на спину. – Ему плевать, что на тебе надето. Мамочки! В таком ракурсе Бергман, почти лежащий на мне, выглядит очень… очень… и пахнет тем самым мужиком. Он сейчас зол. Серьезно зол. Серые глаза темнеют, зрачок расширен, черты лица заостряются, а взгляд блуждает по моему лицу, все время возвращаясь к губам. Я сглатываю. А Гера продолжает свой экскурс в мужскую психологию. – Мужику главное, – он кладет мне руку на колено, медленно ведет ее выше и, просунув обжигающую сквозь джинсы ладонь мне между бедер, договаривает: – чтобы ты оказалась без тряпок и на лопатках. У меня шумит в ушах. Пульс, как на аэробике. Сто сорок, не меньше. От того места, куда давит рука Бергмана стремительно распространяется волна тепла. – Я доступно объясняю? С этими словами он достает провалившуюся скрепку. Медленно киваю. – Тогда продолжим, – внезапно охрипшим голосом добивает меня Герман. – Переходим к санкциям. И на мои губы обрушивается шквал в сто баллов. Глава 25. Выход из-под санкций Твою мать! Мне срочно надо позвонить Медведевой! Вот прямо сейчас! Сию секунду! Потому что то, что происходит, это против всяких правил! Ещё немного, и скиннис перестанут быть препятствием, а держаться за трусишки станет не актуальным! Только выжимать… Поцелуй с Бергманом в баре оставил после себя приятное воспоминание, но краски поблёкли, да и алкоголь сделал своё дело, зато сейчас на трезвую голову и, насмотревшись на Германовские стати, это как плеснуть бензинчиком в костёр. Бергман обстоятельно демонстрирует свои навыки, и подлец не врёт. Опыт чувствуется. От жадных поцелуев кружится голова и перехватывает дыхание, ножки сами собой сдвигаются, пытаясь сжать киску плотнее, потому что там все сладко ноет и пульсирует, когда рука Бергмана по-хозяйски забирается под свитерок и… ох! Слышу недовольное сопение Геры при встрече с лифчиком. Ну, милый, на тебя не угоди… Прежде чем я успеваю додумать, препятствие устранено, и меня накрывает это кайфовое ощущение грубой мужского ладони, слегка сдавливающей грудь. Выпивая мой одобрительный стон, Гера сжимает сосок пальцами… Полцарства за то, чтобы он приласкал его языком. Я уже готовенькая, а поцелуй все длится. Член Бергмана упирается мне во внутреннюю сторону бедра, и от этого сносит башню. Его неприкрытое бесстыдное желание, крышесносные поцелуи, его запах, плотная гладкая кожа плеч, перекатывающиеся мускулы… Предвкушение, что сейчас этот большой сильный мужик поставит на коленочки и выдерет меня до искр из глаз… А, гори оно все синим пламенем! Если провести вдоль плоского живота вниз, то… Звонок в дверь застаёт меня на грани того, чтобы отодвинуть резинку штанов и нырнуть туда рукой. Сердитый рык Бергмана, и не думающего отрываться от своего занятия, намекает, что стоит продолжить. А я в ужасе от того, что творю, и от того, что не хочу останавливаться. Отрезвляя, звонок в дверь повторяется, и я, незаметно для себя оказавшаяся полностью придавленная Герой, начинаю извиваться. Это Бергманская магия, не иначе. В противном случае, как так вышло, что его колено у меня между ног, давит на промежность, рука поглаживает спину, а губы перебрались на шею? А я только постанываю и выгибаюсь, подсказывая, где мне приятнее! Когда бы я очнулась? Когда Бергман бы меня натянул? Ёпа мать! Медведева сглазила! Надо это прекращать! – Да не обращай ты внимания, – бормочет Герман между поцелуями в шею и за ухом. – Позвонят и уйдут. Он чертит кончиком языка линию по ключицам, и я чуть было не поддаюсь. Кабздец! «Пункт два-один!» – выдаёт моё затуманенное сознание на активный запрос мозга о техподдержке. – Пункт два-один, – озвучиваю я. – Ты серьёзно? – поднимает на меня Гера шалый взгляд, и я вижу, как он звереет на глазах. – Да, – отталкиваю я Бергмана. Пункт два-один гласит, что свобода Германа и моя девственность не должны быть утрачены в результате нашего договора. Дверной звонок не замолкает, и я вывинчиваюсь из-под Бергмана и отпрыгиваю от него подальше. Но даже на расстоянии меня от него кроет. Это то, что в любовных романах называется «тело предает». Я и так дышу, как загнанная лошадь, но, когда он поднимается и вырастает надо мной, и я вижу лицезрею обтянутое тканью штанов то, чего лишаюсь, я чуть не скулю. Левина, соберись! Ты не тряпка! Ты выдержишь! Это же Бергман, ебливый кобель, у которого баб дохрена. – Открой дверь, вдруг пожар, – требую я, чувствуя себя малахольной истеричкой. – И что? – шипит Гера. – Прикажешь своим шлангом тушить. – Ой, шланг! Не смеши! – психую я. – Да вы все говорите, что у вас винтовка, когда там игрушечный пестик! – У меня обрез, но тебе хватит, – сузив серые глаза, обещает Бергман. – Пункт два-один! – напоминаю я резво, в основном для себя, потому что очень тянет проверить: обрез или нет. – Не драматизируй, никто не собирался заниматься сексом. Тем более, с тобой… –он продолжает сверлить меня взглядом.