– А то что это было? – я показываю на расстегнутую молнию своих джинсов. – Увлекся… – морщится Герман. Как у него все просто! Разозлился! Увлекся! Давай поиграем в Мюнхгаузена, а потом ты, оп, и на стволе его пушки! Каззел! – Ты готов жениться? – у меня сдают нервы, и я применяю последний аргумент. Плюнув, он идёт к двери. Я зачем-то прусь за ним следом, а там картина маслом. За дверью пьяненькая девчуля, лет двадцати трех или четырех, за мощным макияжем не разберёшь, в юбке, которую даже задирать не надо и коротенькой курточке. Вот же дуреха! И чего приперлась? У нас тут обсуждение договора! – Гера, – тянет она и хлопает ресницами. – А я иду мимо, смотрю у тебя в окнах свет… Судя по синему носу, она караулила. Неудовлетворенная я живо припоминаю несправедливый пункт на четвертой странице. Ах ты, гад! – Это несанкционированное вторжение, – шиплю я, захлопывая дверь перед носом малолетки. Первая мысль была гордо уйти самой и оставить Германа с синей леди. Но, во-первых, гордо надевать сапоги раком не получится, а во-вторых, как это у него будет секс, а у меня – нет? Хрен ему! Глава 26. Итоги встречи – Да, жаль, что ты не успела сунуть нос в тумбочку, – сокрушается Медведева, давясь смехом. – То есть это все, что тебя волнует? – фыркаю я. – Ну… я так понимаю, больше пикантности подробностей не будет, – она ржет уже в открытую. – А имеющихся тебе мало? Кто угрожал мне разбитым сердцем, если я дам слабину? – поражаюсь я. – Ну че уж там… Дать слабину – ещё не дать. Прости господи, – изгаляется Алка. – Злыдня, – ворчу я и слышу подозрительное хрумканье. – Ты там жрёшь, что ли? – Ты не отвлекайся, – увиливает ночная жрица. – Чего Гера-то? Не стал возвращать свою писюху? – Да нет, он вообще никак не отреагировал на мое самоуправство, – задумчиво отвечаю я, припоминая окончание «деловой» встречи. Хоть я и зла на козла, у меня все равно мурашки от Бергмана. Я, как вспомню, как он меня зажал в прихожей, доставая мой договор из сумки… Мамочки! Доставать скрепки, договоры и меня у него выходит просто умопомрачительно. Абсолютно бесподобно. Он сверлит меня злым тяжелым взглядом. – Ты за это заплатишь, – обещает Бергман, и я вот прям понимаю, что это он про свой облом. Стояк-то на месте. – За оплатой к синей деве, если ей уже законом позволительны товарно-денежные, – не удерживаюсь я, чтобы не ткнуть Германа в их разницу в возрасте. – Девочка – студентка с переводческого, ей уже все можно, – ухмыляется он, и мне капец как охота его треснуть. – ПолиГлотка, значит, – прищуриваюсь я. – Ну, некоторые не стихи декламируют, а делом занимаются, – не отпирается Бергман. – Ораторское искусство и оральное – разные вещи! Они лежат в разных плоскостях! – Левина, ты мне сейчас про плоскости не напоминай… – бросает он взгляд в сторону траходрома. – Ты чего зависла? – видимо, я выпала из диалога. – Ты тут? – А? Да тут я, тут. – Слушай, но меня вот прям бомбит с этого пункта. Это, конечно, скотство! Как это ему можно, а тебе нельзя? Лично меня бомбит, от слов Бергмана, сказанных мне, пока я обувалась, чтобы покинуть эту обитель порока. «И прекрати шляться по мужикам! В твоем возрасте это уже смешно! Я вообще думал, что ты своего «поэта» придумала, а фотку из интернета взяла! Веди себя прилично!». – Ну… в процессе ора мы все-таки договорились, что изменения в спорный пункт внесём. Герман сказал, что пришлёт мне варианты. Чего-то мне кажется, что в первом чтении они приняты не будут… – честно признаюсь я в том, что сомневаюсь в кардинальной смене Бергамановской позиции. – Слушай, ну у меня реально ощущение, что он планировал просто поиздеваться над убогой девственницей и все, а тут случилась накладка, – прикидывает Медведева. – Угу. Наложился Герман на Яну. Ещё чуть-чуть и была бы не накладка, а стыковка, – огрызаюсь я. – Ну дальше то чего? Как там Диман оказался? – Слушай, сегодня что? Вечер пьяных людей под дверями? – ругается Бергман. Он за каким-то чертом потащился провожать меня до квартиры, хотя, вылетев из машины, я мечтаю свалить от него, пожаловаться Медведевой и зализать раны на травмированном самолюбии. Но у Германа, походу, тоже кипит. Поднимаясь до моего этажа, он пилит меня, чуть ли не обвиняя меня в том, что я сама напросилась к нему, спровоцировала, соблазнила и воспользовалась его невменяемым состоянием. И у самой квартиры практически наступает на Димасика, сидящего у моей двери. От него тащит спиртяжкой, и я в который раз радуюсь, что сменила замки. Видеть его на своей территории я не желаю. Гера смотрит на меня так, будто я развела бордель в стенах монастыря. – Яна… – бывший гаденыш пытается ухватить меня за руку, которую я брезгливо отдергиваю. – Нам надо поговорить. Наедине… От такого нахальства брови Бергмана ползут вверх. – Можете не обращать на меня внимания. Я прикинусь, что ничего не слушаю, – язвит он, хрустя костяшками пальцев. А вид у него, и без того злого, вполне бандитский, но датому Димасику невдомёк, что он нарывается, и надо сваливать. – Сейчас Яна меня впустит, и вам не придется прикидываться, Герман, – заплетающимся языком выдает этот дебил. Я чуть ключи из рук не роняю, от такой простоты. Он бы еще моему мужу залепил подобное. Сузившиеся глаза Бергмана говорят, что прямо сейчас он сдерживается, чтобы не тюкнуть Лосева по макушке с высоты роста кулаком. И хотя я бы с удовольствием посмотрела, как Диме насуют в панамку, все-таки радуюсь, что Герман уже достаточно взрослый, чтобы не поддаваться на такой детский подъеб. Вместо драки Бергман меняет объект и способ рукоприкладства. Приобняв меня за талию, отчего я снова чуть не роняю ключи, он отвечает в своем неповторимом духе: – Вы на кухне посидите, пока мы сексом занимаемся? Это может затянуться… И накрыв мои дрожащие пальцы теплой ладонью, Герман помогает мне наконец вставить ключ в замочную скважину и открыть замок. Не успеваю я возмутиться, как мне затыкают рот поцелуем. Я автоматически отвечаю уже знакомым губам и, охренев от собственной реакции, пропускаю момент, когда Бергман внедряется в квартиру вместе со мной. Хлопнувшая дверь отрезает нас от начавшего было возмущаться Лосева, Герман не останавливается. Поцелуй прекращается, только когда я, очухавшись, упарюсь ладонями в грудь Бергмана. – Ты что творишь? – Заткнись, Левина, – рявкает он. – Мне нужно убедиться, что ты мне по-прежнему не нравишься.