– Слушай, не тяни кота за подробности, – начинаю я злиться в предчувствии какой-то жопы. – Я и так не в адеквате. – Тут в конце зала Бергман. И он не один, а с бабой. Глава 47. Дороже золота С ба-а-бой? Я даже икаю от неожиданности. Ну неожиданность, конечно, так себе, если речь идет о Бергмане, но… Каков козел! – Умоляю, скажи, что она страшила или старая, – мрачно прошу я. – А еще лучше старая толстая лысая карга. – Мне отсюда плохо видно, но непохоже, – не щадит меня Медведева. – Сейчас Анька типа в туалет пошла, посмотрит. – Он ее спалит. – Пусть палит, мы раньше пришли. Что ж теперь, до дома терпеть? – фыркает Алка. – Ты чего притихла? Замышляешь? – Замышляю, – подтверждаю я. – А теперь слушай сюда. Если ты собираешься ворваться, как богиня праведного возмездия, убедись, что ты выглядишь на сто пятьдесят из ста. Это первое. Я бросаю на себя взгляд в зеркало, и оттуда на меня смотрит чудовище в распухшим красным носом и размазанной тушью, скатавшей в складки века. Унылое зрелище. – А второе? – кисло спрашиваю, хотя мне и первого за глаза хватает. – А второе, им принесли счет, ты не успеешь. – Где Анька? Сколько можно типа в туалет ходить? Никогда не думала, что она такая зассыха… – ругаюсь я, потому что близка к позорной истерике. – Полегче, мать, – тормозит меня подруга. – Понимаю, что ты на нервах, но возьми себя в руки. Я сейчас закажу пузырь, мы расплатимся и приедем. – Два бери. Нет, три… – Два, – обрывает мои запросы Медведева. – Завтра на работу. – Стерва бездушная. – Точно. Короче, мы сейчас будем, а ты пока… не знаю, что тебе делать пока. Повой с балкона, но тихо. На метлу не садись. Видала, у нас по городу катаются тачки с эмблемой охотников за ведьмами? Это по твою душу, так что не отсвечивай. И отключается. Как есть стервь. Чтобы хоть как-то отвлечься и не наяривать девкам каждые пять минут, я, переодевшись в уютные вытянутые треники и сварганив на голове дулю, начинаю приготовления к девичнику. Намораживаю лед. Сто пудов привезут теплое вино или шампанское. Ненавижу теплый алкоголь, как раз с последней свадьбы у черта на рогах. Кромсаю сыр, вскрываю банку с оливками и, плюнув на все, пью рассол прямо из банки. Есть у меня такое извращение, но обычно я себя сдерживаю, потому что опухну ж к черту и утром буду, как китаец. Сейчас самое время махнуть на такие мелочи рукой. Девки добираются до меня неожиданно быстро, несмотря на час пик. И бесят меня тем, что выглядят, как люди, а не как брошенки. Или я даже не брошенка? Пока еще только поматрошенка? Принеся в квартиру холодный уличный дух, девчонки шумно раздеваются на пороге под моим полумертвым взглядом, наигранно весело поглядывая на меня. – На-ка, – протягивает мне бутылки Медведева. – Лед есть? – Ессно, – киваю я. – Тогда ты молодец и заслужила бонус, – хмыкает Анька, доставая из сумки… запрещенное в нашем девичьем обществе уже лет пять. Чипсы. – Ведьма! – ругаюсь я, впиваясь взором в глянцевый шуршащий пакет. – Вот кого сжечь надо! Но Анька, как работник налоговой инспекции со стажем, бесстрашна и, походу, бессмертна. Она уверенно несет пакет на кухню, и я иду за ней как привязанная. – Не нуди, – отмахивается диверсантка от моих прожигающих взглядов. – Не страшнее вашего сала. – Сало хотя бы не жареное… – сглатываю я слюну, когда Анька, перетряхнув упаковку, вскрывает ее с характерным звуком, возвещающим о грядущем потолстении жопы. – Ян, я видела, как ты в прошлом месяце жрала яичницу на шкварках, – колет мне глаз она в ответ. – Там соль, канцерогены, усилители вкуса, всякие вредные «е»… – пытаюсь я надавить на совесть госслужащей. Анька демонстративно запускает руку в пакет и на глазах у потрясенной таким коварством меня достает оттуда чипсину. Повертев ее перед моим носом, она смачно ею хрустит и облизывает пальцы. – Отрава, – с наслаждение тянет Анька. – Хочешь? Отбираю пакет и набиваю полный рот. Будь я проклята за это… – Че так мало взяла? – ворчу я. – У меня еще две упаковки, не ссы. Что я, первый раз замужем, что ли? Вы всегда у меня их съедаете. Ноете и жрете. – Из-за тебя я отеку… – сваливаю я все на Аньку, которая судя по всему не испытывает ни капли вины. – Не, – отзывается втекшая на кухню Медведева. – Из-за меня. Она, как маг, достает из сумки сыр-косичку. Как в студенчестве. Мы пили какую-то сладкую бурду, гордо называемую шампанским и закусывали именно косичкой. Так что, да, извращаюсь я давно. Знаюю в том толк. Например, могу нажраться неспелого ананаса и зажевать ананасовой жвачкой, чтоб язык вообще превратился в тряпку. Как пить дать завтра буду опухшая. Хер с ним, все равно некому теперь мою красоту ценить. – Ну? – тороплю я. – Рассказывайте, звезды советской разведки. – Она блондинка, – начинает Медведева, разливая по фужерам шампанское, и лед на дне хрусталя начинает потрескивать. В нашем ордене тридцатилеток она сестра-разливающая. Дочь профессора и кандидат наук, она умеет на глаз разлить поровну любую жидкость. – Лет двадцать пять, красивая, стройная. Блондинка она натуральная… – сыплет соль на мои раны Анька. – Наверно, это та самая Марго, – куксюсь я. – Раз она такая вся шикарная, какого хрена он меня совращал? За каким лешим он притащился сегодня с букетиком? Я мотаю головой в сторону вазы. Девки тут же пошли искать изъяны в букете, но не нашли. – А ты чего меня вызывала? – спрашивает Медведева, которая всегда все помнит. Я вкратце пересказываю сегодняшний эпический конец рабочего дня. Подруги соглашаются, что со стороны Геры такое поведение – абсолютное скотство. Он обязан ревновать и страдать, может даже напиваться в каком-нибудь барушнике, но исключительно в одиночестве, отгоняя от себя баб, потому что они все неверные и не я. А не вот это вот все. Приговорив первую бутылку, мы начинаем кипеть гневом. К концу второй меня озаряет. – Он ее повез к себе. На хатку бобра с траходромом и ковриком для коленок, – чуть заплетающимся языком выдаю я. Видать, сыр – не очень надежная закуска. – Ну не… – успокаивает меня Анька. – А зачем по-твоему он ее в ресторан водил? – Э… – скрипит она, не зная, какой аргумент подобрать. – Именно!