– Моя задача? – с надеждой спросил Павел. – Спокойно, юноша. Ничего взрывать и никого вербовать не нужно. Командировка учебно-боевая. Первое слово «учебная». Шлифуешь язык, набираешься европейского менталитета. Ты скромный советский студент, тебе все интересно. Общаешься, знакомишься, много фотографируешь, ни во что не ввязываешься. Все должно пройти тихо и незаметно. Так, чтобы про тебя через месяц после окончания курсов никто не вспомнил. – Понятно. На конспиративной квартире я буду сидеть безвылазно? – Ну почему же? Конечно, некоторые спецпредметы и язык будешь осваивать там, а вот оперативные навыки наблюдения, контрнаблюдения – это ножками. Твой наставник, Сергей Юрьевич, так тебя загоняет, еще взвоешь. Кстати, студенческий билет у тебя сохранился? – Да, в сумке. – Хорошо. Выкроишь время – и вперед, в библиотеку, знакомиться со страной по открытым источникам. – Я буду иметь доступ к нашим материалам? В разведшколе нас не знакомили с разведкой Голландии. – Нидерландов. Они хотят, чтобы их называли Нидерландами. Доступа иметь не будешь. Скажи мне, откуда у простого советского студента, впервые выезжающего за границу, не знающего почти ничего о стране, кроме того, что там творили Рембрандт и Босх, вдруг проявляются специфические знания о спецслужбах? Почти никто из местных граждан ничего не знает о структуре разведки и контрразведки своей страны: кто их возглавляет, сколько в них сотрудников, а тут русский студент откуда-то это знает. – Да понял я, понял, – виновато оправдывался стажер. Потом улыбнулся и добавил: – Значит, парабеллум вы мне не дадите… – Умнеешь на глазах, – одобрительно крякнул начальник. Павлу захотелось замять свою промашку, и он постарался перевести разговор на другую тему: – Сергей Николаевич, не дайте умереть дурой, объясните, пожалуйста. Нам в разведшколе внушали, что главное оружие разведчика – это его интеллект. Там, где начинается стрельба, мордобой и бег по крышам, разведка заканчивается. А вы меня на курсы головорезов отправили. Я не против навыков стрельбы с двух рук из любого оружия, умения заложить взрывчатку, вырубить противника с одного удара. Нужно ли это в разведке? – Все правильно вам там говорили, – собеседник сделал паузу. – Только не до конца. Там заканчивается разведка, и начинается война. Битва за свою свободу, жизнь, интересы Родины. Уже другими способами. Более жесткими. Ты же знаешь, что ребята из ЦРУ устраивают в некоторых странах. Сносят правительства, похищают людей, ликвидируют неугодных. Фауст, соглашаясь, кивнул. – Во многих странах. Даже в тех, кого называют союзниками. А вот наших стараются не трогать. Почему? Неужели ты думаешь, что они поступают так из-за гуманизма или любви к нашей стране? – Не знаю… не задумывался. – Да потому что они знают, и очень хорошо, что тут же получат в ответ. Проверяли много раз. Тронут нашего человека, значит, в ближайшее время, пусть в другой стране, пострадает их сотрудник. Причем аналогично. – Это как? – Просто. Проколет наружка колеса нашему сотруднику в Вашингтоне. Им показалось, что слишком резвый товарищ. Значит, завтра будут проколоты колеса у машины сотрудника ЦРУ, работающего под дипломатическим прикрытием в Москве. Без ответа такие вещи оставлять нельзя. Они прекрасно знают, что у нас есть подготовленные, преданные родине агенты, которые, если прикажут, смогут и стрелять, и взрывать на вражьей территории. Есть? Руководитель резко подался вперед и пристально посмотрел в глаза молодому человеку. – Так точно, товарищ подполковник, – твердо ответил Фауст, но все же уточнил: – Так что, есть лицензия на убийство? Как у Джеймса Бонда? Хозяин кабинета сдержался, но чувствовалось, что некоторые слова и крепкие выражения так и вертелись у него на языке. – Знаешь, стажер, мне повезло – я общался с одной нашей агентессой. Сейчас она в отставке, пенсионер. Кстати, неплохая детская писательница. Так вот она в начале войны была резидентом в одной скандинавской стране под прикрытием атташе по культуре. Имела широкую агентурную сеть по всей стране. Немцы двигались так стремительно, что наш центр связи откатился глубоко на восток и передатчики агентов не добивали до адресата. Кое-что удавалось передавать через нейтральные страны. Как-то в очередной раз она возвращалась с серьезными материалами от важного Источника. Ехала по лесной дороге, чтобы не попадаться на глаза бдительным товарищам, но ее ждали. На глухой развилке дорогу перегородил черный «Мерседес». Двое крепких мужчин в темных костюмах и шляпах не очень вежливо попросили ее выйти из машины и предъявить документы. Хотя они и представились сотрудниками местной службы безопасности, по акценту она поняла, что это немцы. Действовать так нагло могли только сотрудники гестапо. Глухое место, два здоровенных мужика, явно вооруженных, в отличие от нее. Настроены они были агрессивно, очевидно, получили приказ, и плевать им было на чью-то дипломатическую неприкосновенность. Материалы ни в коем случае не должны были попасть в руки врага. Что бы ты сделал? – Не знаю, – честно признался стажер. – Наверное бы… – «Наверное бы», – передразнил Сергей Николаевич. – На следующий день местные жители сообщили в полицию, что на лесной дороге стоит автомобиль. Рядом с ним два трупа. Выяснилось, что огнестрельные раны произведены из пистолета, принадлежащего этим неизвестным мужчинам. Автомобиль и тела забрали немцы. Отпечатков пальцев и других зацепок обнаружено не было. Ей тогда было немногим больше, чем тебе сейчас. Так вот теперь ответь мне, Фауст, нужна боевая подготовка для сотрудников нелегальной разведки? Павел тихо, но твердо ответил: – Я давал присягу, где сказано: «До последней капли крови». Глава вторая Частенько Сергей Юрьевич назначал встречу в небольшом тенистом скверике, недалеко от цирка на Цветном бульваре. Сидя на лавочке, они создавали у вечно спешащих в разгар рабочего дня москвичей легко узнаваемую картинку: дедушка, коренастый мужчина на шестом десятке с пышными усами, опираясь на палочку, поучает непутевого внука. Все понятно, правдоподобно, значит, глазу и мозгу не за что зацепиться, и картинка тут же улетает, не задерживаясь даже в кратковременной памяти. Очевидно, наставник проживал где-то рядом. Если встреча выпадала на обеденное время, он неизменно приглашал коллегу в пельменную. Это была обычная, ничем не примечательная точка общепита. В ней не было даже стульев. Круглые мраморные столики на высоких ножках не предназначались для длительного застолья. Меню также не блистало разнообразием. Пельмени с бульоном, пельмени со сметаной или пельмени с томатом. Из напитков предлагали чай из пузатого десятилитрового алюминиевого чайника либо компот из сухофруктов из такой же алюминиевой бадейки. Павел скоро понял, что Сергея Юрьевича привлекали здесь не только пельмени, на удивление вкусные и ароматные, ведь их лепили здесь же, а небольшой буфет. В нем торговали в розлив соками, лимонадом «Ситро», а также наливали сто грамм водки или граненый стакан плодово-ягодного вина. Старший товарищ неизменно брал два стакана бормотухи. Молодому никогда не предлагал. Платил каждый сам за себя. Первый стакан шел сразу, для аппетита. Сергей Юрьевич добрел лицом и становился разговорчивее. По неписаной этике в общественных местах не положено было распространяться на профессиональные темы, но других тем, кроме работы, у них не существовало. Беседа сама собой поворачивалась к службе. – Практически мой любимый сидр. – Наставник даже причмокнул от удовольствия. – Где его в основном потребляют? – поинтересовался стажер. – Южная и Центральная Европа, Испания, Португалия, Франция. Я к нему пристрастился в Испании. Местные партизаны, не хуже наших грузин, любили коротать время за стаканчиком сидра или кальвадоса. Правда, стаканы у них раза в два меньше наших. Лучше всего для сидра подходят яблоки осенних поздних сортов. Хорошо бы добавить и груши, но только на четверть. Нужно выбирать плоды крепкие, можно мелкие, но не перезревшие. – Партизаны? – удивился Фауст. Несмотря на пожилой возраст, старший коллега ну никак не мог оказаться на Гражданской войне в Испании в конце тридцатых годов. – После выпуска из разведывательной школы моя первая командировка была как раз в Испанию. Я был переводчиком и связным в одном из партизанских отрядов. В пельменной почти никого не было. Большие лопасти вентилятора лениво гоняли мух под потолком. – Когда же это было? – продолжал недоумевать юноша. Его собеседник ухмыльнулся в пышные с редкой сединой усы: – Партизанское движение как вспыхнуло во время гражданской войны, так и продолжилось после поражения республиканцев, длилось всю Вторую мировую и после нее. После победы Франко некоторые бойцы ушли в горы, кто-то отправился во Францию, кто-то в Италию, Грецию, Югославию, даже в Китай. Многие бойцы получали краткосрочную подготовку в СССР на базах НКВД или ГРУ и – вперед, в отряды резистанс и маки. Для них война сразу перетекла из гражданской в мировую, затем в послевоенное сопротивление. – Для чего местным революционерам понадобился русский переводчик? – продолжал допытываться стажер. – Да потому что лучшие консультанты по диверсиям на их родине владели только родным русским. Ну и немного немецким, в пределах разговорника для допроса военнопленных. После тренировки по контрнаблюдению у Фауста разыгрался зверский аппетит. Приходилось наматывать километры, чтобы успеть проскочить проходняками и оказаться сзади возможного хвоста. Мотивированный переход на встречное движение, умение раствориться в толпе и постоянная фиксация, фиксация и фиксация. Лица, обувь, походка, особые приметы… Куртку, головной убор, сумку – все это можно быстро сменить. С обувью и лицом сложнее. Молодой человек взял еще одну порцию фирменных пельменей. – Франко был благодарен Гитлеру. Без его помощи оружием и специалистами генералиссимусу было бы трудно захватить власть в стране. Он очень хотел вернуть долг. Но на русский фронт отправилась всего лишь одна Голубая дивизия. Остальные силы армии, жандармерии, национальной гвардии нужны были в своей стране. То в одной провинции, то в другой партизаны угрожали захватить власть. Несколько десятков спецов из России не дали возможности перебросить испанские дивизии на восточный фронт. Так происходило по всей Европе. – А после войны, как долго там оставались наши партизаны? – Советники, – автоматически поправил собеседник. – Хорошо, советники. – После войны уже англичане и американцы практически вслед за немцами пробовали мериться с нами силой. Только в начале пятидесятых удалось сторонам договориться. Пиренеи, часть Центральной, Северной и Южной Европы оставались под протекторатом наших противников, а Балканы, Румыния, Болгария, Греция отходили нам. – Греция? – Вот с Грецией вышла промашка. Не уследили. – Почему? – О таком раскладе политической географии Фауст даже не подозревал. Это было так необычно и неожиданно. Никак не совпадало с тем, что было написано в учебниках. – Меня там не было, – ветеран внешней разведки печально ухмыльнулся в шикарные усы. – Греция – не мой профиль. Кстати, тебе пора. Стажер заторопился. Сегодня, как обычно, предстояло еще четыре часа занятий иностранным языком. Глава третья Ночью Павлу опять приснилась Светлана. Почему-то в последнее время он все чаще вспоминал об этой девушке. Юноша пробовал думать о других девчонках, однокурсницах, одноклассницах, просто знакомых, но как только в памяти всплывали фото обнаженной Светы, обнимавшей его в постели гостиничного номера, все другие девушки мгновенно улетучивались. У Павла уже была студенческая любовь. Они учились на одном потоке. На первом курсе они только смотрели друг на друга. На втором ходили, взявшись за руки. На третьем уже целовались. Все лето и начало осени Павел трудился в стройотряде, мечтал о встрече. И когда его отправили на сельхозработы, где уже трудился его курс, он первым делом стал искать свою избранницу. Ясность внесла как всегда находившаяся в курсе всех дел Анжелка Яненская. – Не ищи. Ее здесь нет, – заявила она, увидев нетерпение молодого человека. – Как нет? А где она? – Осталась работать в деканате. У нее теперь легкий труд, – с плохо скрываемым сарказмом сообщила одногруппница. – Почему? Она что, заболела? – с тревогой стал уточнять Павел. – Что-то вроде того. Всех беременных отправляют на легкий труд.