Бдителен ли судья? Или думает только о предстоящей скорой пенсии? Отбывает ли время до коктейля? Или может быть, не столько отбывает, сколько с удовольствием тратит? Эта судья была не такой. Морин Кориво была новичком. Насколько знал Гамаш, это её первое дело об убийстве. Она ему нравилась. И даже не догадывалась, что вытянула несчастливый билет. Что её ждет масса неприятностей. Дама средних лет, не стесняется седины в волосах, демонстрирует их как знак авторитета или, возможно, зрелости. Или потому, что ей не нужно больше никого впечатлять. Известный адвокат в прошлом, она была партнером в одной из юридических фирм Монреаля. Блондинка. До того, как продвинулась вверх по карьерной лестнице. «Взяла шелк», как сказали бы в Англии. Интересно, что таким же термином парашютисты описывают прыжок из самолета. Судья Кориво повернулась к Гамашу. Проницательные, внимательные глаза. Как многое она замечает. И как многое остается вне ее внимания. Судья выглядела спокойной. Но это не означало ничего. Он тоже, возможно, выглядит расслабленно. Гамаш окинул взглядом заполненный народом зал Дворца правосудия в Старом Монреале. Большинство людей, которые, возможно, могли бы тут присутствовать, решили остаться дома. Некоторые, такие, как Мирна, Клара и Рейн-Мари, будут вызваны в качестве свидетелей, поэтому не желают тут появляться до момента, когда это станет неизбежно. Остальные - Оливье, Габри, Рут - просто не захотели покидать Три Сосны ради поездки в душный город и повторного переживания трагедии. Но заместитель Гамаша, Жан-Ги Бовуар, был тут, как и шеф-инспектор Изабель Лакост - глава убойного отдела. Вскоре наступит их черед давать показания. А может, подумал Гамаш, до этого не дойдет. Он снова перевел взгляд на Генерального прокурора, Барри Залмановица. Но по пути перехватил взгляд судьи Кориво. К его досаде, она слегка склонила голову. И еле заметно прищурилась. Что она разглядела в его глазах? Неужели судья-новичок ухватила самую суть, то, что он пытался спрятать? Отчаянно желал скрыть. Но даже если она что-то заметила, то наверняка истолкует неправильно. Решит, что он беспокоится за надежностьулик против подсудимого. Насчет улик Арман Гамаш не имел сомнений. Он отлично знал, кто убийца. Однако слегка опасался - вдруг что-то пойдет не так. И чрезвычайно хитрый душегуб останется безнаказанным. Тем временем прокурор театральной походкой проследовал к своему столу, надел очки и очень внимательно, даже можно сказать, с особым значением стал изучать клочок бумаги. Пустая бумажка, решил Гамаш. Или список покупок. Наверняка лежала на столе в качестве реквизита. Струйка дыма. Зеркала осколок. Суд, как и месса - всегда спектакль. Он уже чувствовал аромат ладана и почти слышал отдаленный звон колоколов. Присяжные, еще не вполне разморенные жарой, следили за каждым красноречивым, намеренно выверенным прокурорским жестом. Как им и положено. Но в этой постановке ведущим актером был не прокурор. Эта роль досталась кое-кому вне сцены, тому, кто почти наверняка не проронит ни слова. Генеральный прокурор сдвинул очки на кончик носа, и Гамаш расслышал легкое шуршание шелковой судейской мантии - судья не скрывала нетерпения. Присяжные, может быть, и захвачены спектаклем, но только не судья. Да и присяжные недолго пробудут в этом состоянии. Они для подобного достаточно умны. - Насколько я знаю, обвиняемая персона сделала признание. Это так? – спросил прокурор, в профессорской манере посмотрев поверх очков на главу Сюртэ. - Да, признание имело место. - При проведении допроса, шеф-суперинтендант? Прокурор не упускал возможности повторить должность Гамаша, чтобы обозначить - тот, кто занимает такой высокий пост, не имеет права на ошибку. - Нет. Признание состоялось у меня дома, и было добровольным. - Протестую! – Защитник вскочил с места, может быть чуть-чуть запоздало, решил для себя Гамаш. – К делу не относится! Признания в убийстве не было! - Верно. Признание, о котором я говорю, не признание в убийстве, - согласился обвинитель короны. – Но оно привело к обвинению непосредственно, не так ли, шеф-суперинтендант? Гамаш посмотрел на судью Кориво, в ожидании ее решения насчет протеста. Судья колебалась. - Отклоняется, - наконец сказала та. – Можете ответить. - Ко мне пришли по своей воле, - ответил Гамаш. – И да, признание стало ключом, с помощью которого было построено обвинение. - Удивило ли вас, что персона, подозреваемая в преступлении, появилась у вас дома? - Ваша честь, - вступила защита, снова поднявшись на ноги. - Протестую. Субъективно и к делу не относится. Какое значение имеет – удивился месье Гамаш или нет? - Поддерживаю. – Судья Кориво повернулась к Гамашу. – На это не отвечайте. У Гамаша и не было особого желания отвечать на этот вопрос. Судья была права. Субъективно. Хотя он был не согласен, что к делу это не относится. Был ли он удивлен? Конечно, когда он увидел, кто стоит на крыльце его дома в крохотной квебекской деревушке, он удивился. Сначала было сложно сразу определить, кто там, в тяжелом пальто, с капюшоном на голове. Мужчина или женщина? Молодой, старый? Гамаш до сих пор слышал шуршание льдинок по оконному стеклу - затяжной ноябрьский дождь перешел в снегопад. Вспомнив о том вечере сегодня, в июльскую жару, он почувствовал озноб. Да. Это стало для него сюрпризом. Он этого визита не ожидал. Хотя вряд ли назовешь сюрпризом то, что случилось потом. - Не желаю, чтобы мое первое дело об убийстве оказалосьв апелляционном суде, - тихо проговорила судья Кориво, так, что услышал только Гамаш. - Для этого слишком поздно, Ваша честь. Это дело началось в Высоком суде, тут и закончится. Судья Кориво поерзала в кресле. Попыталась снова усесться удобнее. Но после этого странного тайного обмена репликами что-то изменилось. Она привыкла к словам, как загадочным, так и любым другим. Ее равновесие пошатнуло выражение его глаз. Сам-то он знает, что выражает его взгляд? И хотя судья Кориво не могла точно определить, что это было, она знала, что шеф-суперинтендант Сюртэ не должен так смотреть. Тем более, сидя на месте свидетеля, на суде по делу об убийстве. Морин Кориво знала Армана Гамаша не очень хорошо. Но знала его репутацию. Они встречались в залах Дворца правосудия несколько раз в год. Она приготовилась невзлюбить этого человека. Охотника за людьми. Того, кто обязан своим существованием самой смерти. Кто не просто отправляет правосудие, но зарабатывает на этом. Нет убийства – нет Гамаша. Ей вспомнилась одна случайная встреча в суде. Он тогда еще был главой отдела убийств Сюртэ, а она адвокатом защиты. Они встретились в коридорах, и в тот раз она точно так же поймала его взгляд. Острый, настороженный, задумчивый. Но было в его глазах что-то еще. А потом Гамаш склонился к своему спутнику, что-то ему говорившему. Молодому мужчине, его заместителю, как она знала. Тот сейчас тоже был в зале. До нее донесся легкий, еле уловимый аромат сандалового дерева и розовой воды. Вернувшись домой, Морин Кориво рассказала об этом своей жене: - Я пошла за ним и просидела в суде какое-то время, чтобы послушать его показания. - Зачем? - Из любопытства. Я никогда не выступала против него, но подумала, что если такое случится, то лучше потренироваться заранее. Ну и чтобы убить время. - И как он? Погоди, дай угадаю. - Джоан сморщилась, сдвинула рот набок и проговорила: - «Дак, сопляк вырубил парнягу. И что нам виснуть в суде, вы, желтопузые педикулёзины? Вздернем его!» - Поразительно! - восхитилась Морин. – Ты там была?! Да, он вылитый Эдвард Робинсон. - Ну, Джимми Стюарту и Грегори Пеку не суждено было стать начальниками убойных отделов, - рассмеялась Джоан. - Это точно… Он цитировал сестру Прежан* (*католическая монахиня, член Конгрегации Святого Иосифа, активная сторонница отмены смертной казни). Джоан отложила книгу, которую читала. - На суде? - Да, в своих показаниях. Гамаш тогда тоже сидел на месте свидетеля, был сдержан, спокоен, но отнюдь не небрежен. Он выглядел изысканно, хотя красавцем в общем понимании не был. Крупный мужчина в отлично подогнанном костюме. Сидел прямо, смотрел внимательно, был почтителен к суду. Его волосы, почти седые, были подстрижены. Лицо чисто выбрито. И даже с возвышенности, на которой сидела Морин Кориво, был заметен шрам на виске. И тут он произнес: «Нет ни одного человека, настолько же плохого, как самое наихудшее дело, им совершенное». - К чему он цитировал эту монахиню, защитницу смертников? – удивилась Джоан. – Тем более, именно эти ее слова? - Полагаю, как намек на снисхождение. - Ха! – выдала Джоан, а потом задумалась. - Конечно, и обратное правильно - нет никого, настолько же хорошего, как наилучший из поступков, совершенныхим. А теперь судья Кориво, облаченная в мантию, сидела на судейской скамье, вершила правосудие. И пыталась понять, что есть шеф-суперинтендант Гамаш. На этот раз она находилась к нему ближе, чем когда-либо, и была рядом гораздо дольше по времени. Глубокий шрам на виске все еще на месте, он, конечно, никуда не делся. Словно сама профессия поставила на Гамаше клеймо. Вблизи Морин разглядела морщины, лучиками расходящиеся от его рта и глаз. Линии жизни. Это от смеха, догадалась она. У нее такие же. Человек на пике своей карьеры. Спокойный. В мире со всем, что уже совершил, и с тем, что ему еще предстоит совершить. Но эти глаза!