Часть 24 из 100 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Арман поднял руку к виску и привычно потрогал шрам. Словно печать Каина.
Рут, склонив голову, следила за Арманом. Знала, как и все они, о чем он думает сейчас. О ком он сейчас вспоминает.
Старуха перевела взгляд на свой опустевший стакан, потом на Розу, словно подозревала, что это утка все выпила.
Не впервой. Роза могла быть пьяницей. Но вообще-то, она же могла быть и трезвенницей. Всем же очевидно - очень сложно понять, когда утка пьяна.
- А может она пришла за мной? - сказала Рут. - Более чем вероятно, не так ли?
Она улыбнулась Арману. Точно так же, как ему улыбался мальчик. В улыбке была нежность.
- О некоторых моих проступках вам известно, - сказала она. - Я их признала и исправилась.
Клара посмотрела на Габри и переспросила:
- Исправилась?!
- Но есть еще один…
- Ты не обязана нам рассказывать, - предупредила Рейн-Мари, положив ладонь на руку Рут.
- И что, теперь эта штука, - поэтесса ткнула пустым стаканом в сторону деревенского луга, - будет преследовать меня до скончания моих дней? Нет уж, благодарю.
- Ты правда думаешь, что он тут из-за тебя?
- Вполне возможно. Знаете, почему мы переехали в Три Сосны, когда я была ребенком?
- Твой отец получил место на фабрике, кажется? - вспомнил Габри.
- Так и было. Но известно ли вам, почему он захотел у них работать? У него была отличная работа в Монреале в CanadaSteamshipLines.* (*Канадские судоходные линии) Он любил свою работу.
Рут гладила Розу, а та гнула свою длинную шею то ли от удовольствия, то ли от пьяного угара.
Старая поэтесса сделала глубокий вдох, как это свойственно ныряльщику перед прыжком со скалы.
- Я каталась на льду пруда в Мон-Руаяле. Дело было в конце марта, и мама просила меня не кататься там, но я ее не послушала. Со мной отправился мой двоюродный брат. Он не хотел кататься, но я его заставила. Я же прирожденный лидер.
Друзья переглянулись, но никто ничего не сказал.
- Мы опоздали на обед, и мама пришла, чтобы позвать нас. Увидев нас на пруду, она закричала, и я покатила к берегу, стараясь прибежать первой, чтобы свалить всю вину на кузена. Иногда я еще тот манипулятор.
Брови слушателей поползли вверх, но все опять промолчали.
- Мой кузен маму не заметил. Думаю, ее крики заглушала его шапочка. Или, может быть, я была настроена на мамин голос. До сих пор его слышу.
Старая женщина склонила голову. Словно прислушивалась.
- Думаю, вы сам можете угадать, что случилось дальше, - сказала она.
- Он провалился под лед? – тихо спросила Рейн-Мари.
- Провалилась я. Вдоль берега лед подтаивал быстрее. И когда ты уверен, что в полной безопасности, тут-то тебя и настигает настоящая беда. Лед хрустнул. До сих пор помню тот момент. Словно время остановилось. Я смотрела на маму, которая все еще была далеко. Помню каждый цвет, каждое дерево, солнце на снегу. Выражение маминого лица. Я ушла под воду.
- О боже, Рут, - прошептал Габри.
- Знаете, вода была такой ледяной, что показалась кипятком, - она обвела слушателей взглядом.
Каждый в комнате хоть раз в жизни ощущал на себе стужу в минус сорок, слышал завывания ветра, и обжигающий холод на щеках.
Но чтобы все тело разом ошпарило ледяной водой!
- И что было дальше? - шепотом спросил Габри.
- Я умерла, - коротко бросила Рут, возвращаясь к жизни. - А ты что думал, дурья твоя башка?
- Что же произошло, Рут? - спросила Рейн-Мари.
- Кузен подскочил ко мне, чтобы помочь, и провалился сам. А моя мать могла спасти лишь одного.
- Тебя? - спросил Оливье, и приготовился к язвительной отповеди. Но ее не последовало.
Вместо этого старая женщина кивнула, глаза ее смотрели вдаль.
Она снова глубоко вдохнула.
- Она меня так и не простила. Давно умершая, схоронена в другом краю,Со мною мать моя не провела расчет, - процитировала она свое собственное стихотворение. - И я себя никогда не прощу.
- Увы, - проговорил Арман.
Рут кивнула. И Роза кивнула.
- Нам пришлось перебраться сюда, - сказала Рут. - Оставить семью и друзей, тоже меня обвинявших. И ее. За то, что спасла не того ребенка.
Сидящий рядом с ней Оливье глухо простонал и обнял поэтессу за сухонькие плечики.
Рут поникла головой. Собралась сказать еще что-то. Напоследок.
Но не смогла. Как не смогла и забыть.
- Я расстался с другом, когда он сообщил мне, что ВИЧ-инфицирован, - сказал Габри. - Я был молод и боязлив.
- Я выписала пациентке лекарство, - сказала Мирна. – Одной молодой матери. Та страдала депрессией. Реакция на препарат была негативной, и она позвонила мне. А я попросила ее прийти ко мне утром. Но она покончила с собой ночью.
Клара взяла подругу за руку.
- Я не послушалась тебя, - сказала Клара, посмотрев на Армана. - Отправилась искать тебя и Питера, в тот день, в рыбацкой деревне. Ты просил меня не делать этого. Если бы я тебя послушалась, то…
Габри взял ее руку в свои.
- Я врал и обманывал стариков и старух с их антиквариатом, - сказал Оливье. - Выплачивал им лишь часть от реальной стоимости вещей. Я больше так не поступаю. Но раньше так делал.
Он выглядел ошеломленным, словно описывал совершенно незнакомого человека.
- Мы знаем об этом, monbeau, - сказала Рут, поглаживая его ладошку. - Ты такой говнюк.
Оливье почти весело хмыкнул.
Отдаленный, неясный поначалу шум донесся с деревенского луга. Гул голосов, становящийся громче. Перешедший в крик.
Друзья удивленно переглянулись. Арман вскочил из кресла. Бросился к двери, распахнул ее.
На деревенском лугу собралась толпа, из-за которой видна была лишь макушка кобрадора.
Незнакомца окружили.
Арман выскочил за дверь, остальные бросились за ним. Все, кроме Рут, тщетно пытавшейся выбраться из кресла.
- Не бросайте меня!
Но ее бросили.
И снова она увидела руку матери, погруженную в ледяную воду. Протянутую вниз. Безнадежно шарящую под водой.
Ищущую ее кузена.
Но за руку ухватилась Рут. И воскресла. Лишняя, ненужная.
Простим ли, и прощенье встретим вновь, Иль будет, как обычно, слишком поздно?
- Увы, - пробормотала она.
- Пошли уже, старая карга.
Клара вернулась за ней, протянула ей руку. Рут посмотрела на эту руку, и крепко ухватилась за нее.
И ее вытащили.
Они бросились по тропинке к деревенскому лугу.