- Как движется? - спросила она , мотнув головой в сторону мольберта. - Вот ты и скажи мне. Клара слезла с табурета и отошла в сторону. Мирна округлила глаза. Обычно Клара писала портреты - незаурядные лица во весь холст. Некоторые вызывали улыбку. Некоторые одаривали зрителя необъяснимой меланхолией, или неловкостью, или радостью. Некоторые провоцировали стойкое чувство ностальгии без очевидной причины, если только Клара не была алхимиком, способным запечатлевать эмоции, или даже воспоминания, при помощи красок. Ископаемые эмоции превращались в краски, а затем, обрамленные, возвращались к человеку. Но эта работа была иной. Это был совсем не портрет. По крайней мере, не портрет человека. На нем были запечатлены питомец Клары Лео и Грейси - его сестричка по помету, взятый Гамашами щенок… или не щенок. Лео гордо восседал, величественный, красивый, уверенный. А коротышка Грейси стояла рядом с ним, по обыкновению вскинув мордочку. Комичная. Тощая. Страшненькая. Взгляд ее глазок был направлен куда-то за спину зрителю. Мирна готова была обернуться, чтобы самой увидеть, на что же смотрит Грейси. Собаки не были прелестными. Не было в них и ничего трогательного. Напротив, них ощущалось что-то дикое, первородное. Кларе удалось запечатлеть, какими бы стали эти двое домашних питомцев, останься они брошенными на улице. Если бы их не подобрали и не одомашнили. Она изобразила то, что до сих пор хранилось в их ДНК. Мирна невольно потянулась к холсту, но поймав себя на этом, отдернула руку. Она была уверена, что услышала рычание. - Прости, - сказала она Кларе. - Я не должна была тебя отвлекать. Я пошла в бистро, но там все только и говорят про убийство, а мне захотелось куда-то сбежать, но оставаться одной не хочется. - Мне тоже. Бедная Рейн-Мари, - вздохнула Клара и села рядом с Мирной на продавленный диван. Их окружал знакомый умиротворяющий запах масляных красок и залежалых бананов. - Я пыталась выкачать из Армана информацию, - сообщила Мирна. - Но он лишь одарил меня таким взглядом и ушел. Им всем был знаком такой взгляд. Им и раньше доводилось его видеть. Чаще, чем можно представить. В нем не было осуждения. Не было и предупреждения, что не следует задавать вопросы - Гамаш удивился бы, если бы они не спрашивали. А они бы удивились, если бы он им ответил. В таком взгляде явственнее всего остального читалась решимость. А на этот раз к ней прибавился гнев. И шок. Хотя Гамаш старался скрыть оба чувства. Мирну всегда поражало, что человек, охотящийся за убийцами всю сознательную жизнь и ставший в итоге руководителем Сюртэ, до сих пор способен удивляться убийству. И, тем не менее, он удивлялся. Она это видела. Он рассказал ей о своем решении не просто вернуться в Сюртэ, но встать у руля. - Ты думаешь, что можешь что-то изменить? - спросила она тогда, и увидела улыбку на его лице. Морщинки разбежались от уголков рта. - В твоем голосе я слышу сомнение, - заметил он. - Я просто пытаюсь понять, зачем тебе это. - Ты боишься, что это высокомерие? Или гордыня? - догадался он. - Мне интересно, Арман, не эго ли движет твоим решением занять высший пост. Этот разговор случился на одной из их неформальных встреч, где ушедшая от дел психотерапевт выслушивала отставного копа и ковырялась в ранах, оставленных другими без внимания. Искала следы инфекции. - Любовь к власти, - произнесла она. - Как звучит? Знакомо? Чтобы смягчить выпад, она говорила с легкой улыбкой. - Я не люблю власть, - ответил он тепло, но твердо. - Однако я не боюсь, когда мне ее предлагают. У нас у всех есть способности, то, что мы делаем лучше всего. Я, как оказалось, отлично ловлю преступников. - Тут для тебя все сложнее, Арман. Речь скорее о защите невинных, чем о поимке виновных. Отлично иметь миссию в жизни, смысл. Нехорошо быть одержимым. Гамаш подался вперед, и Мирна ощутила мощь авторитета этого человека. Чувство это не удушало и не угрожало. Напротив, удивительным образом успокаивало. - Это не хобби и не просто времяпрепровождение. Это даже не работа. Если я дам согласие занять пост шефа-суперинтенданта Сюртэ, я приму его со всеми обязательствами. Там большие проблемы. Огромные. И я верю, что смогу с ними справиться, в противном случае, зачем вообще браться? Он пристально посмотрел на нее задумчивыми темно-карими глазами. В них не было и тени одержимости. Не было лихорадочного эгоизма. Лишь сила. И уверенность. На следующий день он принял предложение работы. А теперь, месяцы спустя, снова расследовал преступление. Убийство, совершенное прямо у его собственного порога. Мирна сидела рядом с Кларой на диване, словно в ожидании автобуса, и размышляла. Да, для гнева Армана была причина. Мирна и сама сердилась. А еще ей было страшно, и она задавалась вопросом, может Арман тоже боится? Мирна посмотрела под ноги, где на полу, на замызганном обрывке коврика, служащем игрушкой для жевания, свернулся калачиком Лео. Не было зрелища трогательнее. Она перевела взгляд на другого Лео, на того, что изображен Кларой. И на нарисованную Грейси. Какими дикими они могли остаться. Может, они скрывают эту дикость в себе. И она поняла, что это не просто портреты щенков. - Bonjour? - послышался незнакомый голос. Женщины с трудом поднялись с низкого дивана и отправились на кухню, там их взору предстал молодой человек в форме агента Сюртэ. - У вас нет звонка, - словно оправдываясь, сообщил он. - Я стучал. - Это ничего, все обычно просто входят, - сказала Клара. - Вы тут из-за Кати? Чем мы можем вам помочь? - Господи, теперь Гамаш берет на работу эмбрионов?! Юный полицейский обернулся к высокой, тощей старой развалине, появившейся в дверном проеме. С уткой в руках. - Шеф-инспектор Лакост попросила меня найти Рут Зардо, - объяснил он, сверившись с промокшим клочком бумаги в своей руке. - Ее нет ни дома, ни в бистро. Сказали, что я могу найти ее тут. Сказали, что нужно искать сумасшедшую старуху. Он рассмотрел всех трех дам. С высоты его двадцати пяти, все три для него выглядели одинаково старыми. И чуток сумасшедшими. Да и чего ожидать, подумал он. Бедняжки. Прозябают в этой глухой деревушке. Ему бы стоило пересчитать их пальцы и посмотреть, не завалялось ли поблизости банджо. - Фак, фак, фак, - сказала утка. Три дамы молча смотрели на визитера, как будто именно он тут был со странностями. * * * Жан-Ги набрал номер книжного магазина Мирны и оставил сообщение с просьбой отыскать, если таковой имеется, экземпляр «Повелителя мух». Затем вернулся к изучению содержания книги в интернете. Он читал о мальчишках, застрявших на необитаемом острове. Читал как счастливые, здоровые, добрые ребята вдали от правил и авторитетов медленно превращаются в дикарей. Он подумал о сыне, об Оноре, и о том, как бы он поступил в подобной ситуации. Но в основном Жан-Ги вспоминал слова Матео Биссонетта. О том, что их первый год в университете Монреаля был похож на «Повелителя мух». Бовуар читал про жестокого охотника Джека. Разумного, дисциплинированного Ральфа. Про «малышей» - самых маленьких. Они подпитывали свои страхи. Создавали чудовищ там, где их нет. Жан-Ги читал про Хрюшу, чьей единственной ценностью для стаи были очки, линзами которых можно было зажигать огонь. Поправив свои собственные очки, Бовуар стал читать дальше. Чем дальше он продвигался, тем напряженнее, тяжелее становилось. Он читал о растущей в мальчишках уверенности, что на острове зверь. Они должны загнать его и прикончить. Сняв очки, Жан-Ги потер глаза. Матео Биссонет сравнил жизнь в университете с «Повелителем мух», но в его устах это прозвучало, как что-то веселое и суматошно-шумное. Неужели эти четверо, пятеро, с учетом несчастного Эдуара, превращались в дикарей? И, в пределах университета, словно острова, обратились друг против друга? А что насчет Трех Сосен? Это тоже своего рода остров. И вот теперь один из них мертв. А кто-то из них убийца. И нигде не видно Совести. Бовуар вздохнул, посмеялся над своим бурно разыгравшимся воображением.