Сарказма не последовало. Старая женщина еще раз подумала, и снова покачала головой. - Было тихо. Как и всегда. Опершись локтями на стол, она положила подбородок на сцепленные кисти рук, и пристально посмотрела на Изабель Лакост. - Она уже тогда лежала там, так ведь? Мертвая? Лакост кивнула. - У нас была такая мысль. Вы знали о погребе? - Конечно. Я же одна из церковных старост. Знаете, церковь когда-то использовали контрабандисты. Во времена сухого закона. Переправляли выпивку через границу. Гамаш не знал подобного факта о церкви, зато это объясняло, почему Рут считает церквушку исключительно священным местом. Рут окинула взглядом маленькую комнату с земляным полом и желтой оградительной лентой. - Так ужасно, когда забирают чужую жизнь. Еще хуже, когда такое случается в церкви. Я вот думаю, как же так? Ее морщинистое лицо стало таким беззащитным, Рут искренне пыталась найти ответ. - Потому что здесь мы чувствуем себя в безопасности, - заключила Лакост. - Чувствуем, как Бог или нравственность защищают нас. - Думаю, ты права, - согласилась Рут. - И, возможно, Он защищал. - Он не защитил Кати Эванс, - проговорила Лакост. - Нет. Но, может быть, Он защищал нас от нее. - Что вы имеете в виду? - удивилась Лакост. - Слушайте, я с ней не знакома, но та штука, Совесть, была здесь по какой-то причине. - Вы имеете в виду кобрадора? - уточнила Лакост. - Думаете, его целью была мадам Эванс? - Думаю. И ты так думаешь. Она посмотрела на Гамаша. Шеф-суперинтендант выдержал взгляд ее колючих глаз, но не ответил даже кивком. Ни незаметным, ни каким другим. - Думаете, человек в костюме убил ее из-за того, что она что-то натворила? - спросила Лакост. - Было бы смешно так не думать. Он исчез, а она мертва. Значит, она совершила что-то ужасное, и должна была заплатить за это собственной жизнью. А он приходил за долгом. Поэтому, либо она на самом деле что-то натворила, либо он был сумасшедшим, что совсем другое дело. Надо думать, если кто-то надевает на себя такой наряд, то у него не все дома. Лакост стоило большого труда удержаться и не намекнуть Рут, что не ей судить обо «всех дома». - Если мадам Эванс все время была его целью, почему просто не убить ее? - спросила Лакост. - Зачем костюм? - Никогда не смотрели фильмы ужасов? - поинтересовалась Рут. - «Хэллоуин», к примеру? - А вы? - спросила Лакост. - Вообще-то не смотрела, - созналась Рут. - После смерти Винсента Прайса кино перестало меня забавлять. Но представление об этих фильмах я имею. - Что ж, я годами расследую убийства, - сказала Лакост. - И ни разу за всю жизнь не встречала убийцы, сначала надевающего костюм, привлекающего к себе внимание, и лишь потом совершающего преступление. А вы? - она обратилась к Гамашу, который отрицательно покачал головой. - Может быть, сначала не требовалось ее убивать, - размышляла Рут. - Что предполагает такая манера одеваться? Какова цель? - Унизить, - предположила Лакост. Рук покачала головой: - Нет, это вы о современном кобрадоре. О коллекторе долгов. Это он унижает. А тот, который старый? Настоящий? Что делает он? Лакост припомнила рассказы о людях в темных плащах из темных веков. О тех, кто преследовал мучителей. - Они вселяют ужас, - ответила она. Рут согласно кивнула. Ужас. Полицейским и старой поэтессе, а возможно и утке, было понятно, что ужас - не действие, но угроза действия. Его предчувствие. Закрытая дверь. Шорох в ночи. Темная фигура в тумане. Настоящий акт террора приносит с собой ужас, боль, горе, ярость, желание мстить. Но сам по себе ужас приходит от мысли о том, что же грядет дальше. Наблюдать, ожидать, волноваться. Гадать. Представлять себе что-то. И каждый раз самое худшее. Террорист вскармливает страхи охотнее, чем готовит реальные действия. Главное оружие террориста - ужас. Иногда они одинокие волки, иногда - организованные группировки. Но бывает и террор, исходящий от правительства. Такова и Совесть. Она объединилась с людским воображением, и вместе они выплавили страх. А преуспев, подняли его на ступень выше, превратив в ужас. - Просто убить ее было недостаточно, - тихо сказала Рут. - Сначала он хотел ее напугать. Дать ей понять, что он знает. Что пришел по ее душу. - А она не могла никому рассказать. Попросить помощи, - согласилась Лакост. - Если верно то, что вы говорите, то секрет этот она хранила долгие годы. - Секрет буквально не дал ей покоя, - сказала Рут. Гамаш слушал их и с легким удивлением отмечал, что Лакост обсуждает вопрос с Рут, словно с коллегой. Словно старая сумасшедшая поэтесса замещает Бовуара. Жан-Ги и Рут вообще-то были очень схожи, хотя он никогда бы не сказал своему зятю, что тот напоминает ему пьяную старуху. Несмотря на видимую вражду, в их отношениях царило понимание. Привязанность, и, возможно, даже любовь. Разумеется, невозможно откреститься от необычного давнего родства, невозможно его избежать. Гамаш подумал - может быть, Бовуар и Рут были связаны раньше, в прошлой жизни. Как мать и сын. Отец и дочь. И с ними утка в неизменном виде. Гамаш с Изабель поднялись, Лакост поблагодарила Рут. Та всем видом показывала, что ее выставляют. Прижимая Розу к своему свитеру в катышках, она направилась через подвал, а агенты-новички и бывалые полицейские бросались перед ней врассыпную. Лакост и Гамаш вернулись за стол. Юного агента отправили за следующим в списке, тем временем старшие офицеры погрузились в раздумья. - Если кобрадор приходил именно за ней, почему мадам Эванс просто не уехала? - спросила Лакост. - Может, решила, что это привлечет к ней внимание, - ответил Гамаш. - А может поняла, что если Советь нашла ее здесь, то найдет где угодно. - Как он ее здесь нашел? - Должно быть, следил за ней. - Должно быть. - Лакост задумалась. - Как он заманил ее в церковь? - Предположим, он ее не заманивал, - сказал Гамаш. - Может он просто последовал туда за ней. - Продолжайте. - Предположим, она зашла в церковь, чтобы побыть одной, - продолжил Гамаш. - Думала, что в безопасности. - Есть еще один вариант. Еще одна причина, по которой Кати Эванс пришла сюда. - Oui? Он ждал, а Лакост, сощурив глаза, попыталась представить себе, что женщина на грани срыва могла делать той ночью. Прошлой ночью. - Может, она назначила ему здесь встречу, - сказала Лакост, мысленно представив это. Испуганная женщина, уставшая, измученная. Узнавшая, что ее секрет стал кому-то известен. - Предположим, она пригласила его сюда. Тихое место. Тут их никто нее побеспокоит. Как там говорил месье Эванс? Никто больше не ходит в церковь. Может, она хотела поговорить с кобрадором. И даже попытаться откупиться. Убедить его отступить, уйти. - В противном случае, - продолжил ее мысль Гамаш, - она приступила бы к плану Б. Бита. Лакост откинулась на стуле и задумчиво постучала по губам кончиком карандаша. Снова склонилась вперед. - Значит, по данному сценарию, Кати Эванс назначила прошлой ночью здесь, в подвале церкви, rendezvous. Надеялась дать кобрадору то, что он хочет. Принести извинения. И тогда он уйдет. А на случай, если это не сработает, она приготовила биту. Но битой воспользовался кобрадор, и убил Кати. Затем скрылся. - Зачем переодевать ее в свой костюм? - спросил Гамаш.