Морин задумалась об истинных кобрадорах прежних времен, сожженных на кострах за то, что искали справедливости. Был ли кобрадор, появившейся в крохотной деревеньке Три Сосны, всего лишь пародией на отвагу? Или ее олицетворением? Были ли коп и прокурор ряжеными, или служили примером гражданской позиции? Имеет ли это значение? Ее работа не в написании законов, но в их защите. И выполняя свою работу, сдерживала ли она тем самым в узде самоуправство и хаос? Или всего лишь следовала предписаниям? - О, боже, - прошептала Морин. - Почему все так сложно? - На сегодня вы закончили, Ваша честь? - постучав в дверь и просунув голову в комнату, поинтересовался клерк. - Не совсем, - ответила она. - Но вы свободны. Какие планы на вечер? - Пиво, гамбургеры и установка спринклеров для ребятишек. Кстати, это напомнило мне: если услышите стук и брань - там чинят кондиционер. - Отлично, - улыбнулась она. Отлично, подумала она, когда дверь закрылась. Откинувшись на спинку кресла, она постаралась обдумать то, что только что произошло, то, о чем ей рассказали шеф-суперинтендант и главный прокурор. Морин Кориво чувствовала, что ложь копошится вокруг, как орда гоблинов. Берет в осаду все, что было так знакомо. И так удобно. Закон. Суд. Порядок. Справедливость. Она бросила взгляд на старинные дорожные часы на столе. Подарок от коллег-адвокатов в день, когда Морин села в судейское кресло. Стрелки на часах приближались к пяти. Она дала Гамашу время до утра. Пятнадцать часов. Достаточно ли? Или слишком много? Завтра, в это же время, может быть, их арестуют? Останутся ли они к этому времени в живых? И, может быть, когда сегодня вечером она пойдет домой к Джоан, вслед за ней по длинному, душному коридору отправится кобрадор? За то, что позволила слишком много? Или наоборот, сделала слишком мало? Хотелось бы ей сейчас, чтобы этого сегодняшнего разговора в ее кабинете не было. Тогда бы она не услышала этой вынужденно правды. И лжи. Как ей хотелось остаться в счастливом неведенье. Отправиться домой, к пиву и гамбургерам. А на вопрос, кто же обвиняемый, шеф-суперинтендант Гамаш так и не ответил. Как и на вопрос о связи убийства Кати Эванс с их делом. Впрочем, скоро она узнает все ответы. Глава 28 Внизу, в книжной лавке, что-то вдруг загремело, и по лестнице в мансарду поднялся, топая, ругаясь и отряхивая на ходу снег с ботинок и пальто, Жан-Ги Бовуар. За ним, тряся головой, следовала Изабель Лакост. Словно каждый ноябрь был для них сюрпризом. Ох уж эти следователи. - Там так противно, - пожаловался Бовуар, когда они с Лакост наконец освободились от верхней одежды. Мирна наблюдала за ними с улыбкой. У Гамаша, конечно, есть двое родных детей, но эти двое тоже стали его сыном и дочерью. Всегда были. И всегда ими останутся. - Как дела в Монреале? - спросил Гамаш, поднимаясь с дивана. - Все сделано, - ответил Бовуар, не желая распространяться о визите к сестре и родителям Кати Эванс. - Подробнее расскажу за ужином. Ведь у нас будет ужин, да? - Я попросил Оливье приготовить запеканку, - сообщил Гамаш. - Сейчас узнаю, на каком она этапе. Бовуар сунул ломтик булки с горкой бри и спелой груши в рот, и, пробубнив что-то похожее на «я схожу», схватил пальто и удалился. Изабель, наполнив бокал красным вином, расположилась на диване между Мирной и Кларой. - Трудный день? - посочувствовала Мирна. - И он еще не закончился. Я рада, что вы здесь, - сказала Изабель Гамашу. - Я так или иначе собиралась сюда. - Правда? - удивилась Клара. - Зачем? - Мне нужно поговорить с кем-то, кто знал мадам Эванс и ее друзей. Я тут читала протоколы опросов. На данном этапе трудно понять, что важно, но пока ничего не бросается в глаза. Знаете, понимаешь, что у тебя не все гладко, когда единственную интересную вещь тебе сообщает Рут. - Правда? - удивился Гамаш. Он присутствовал при большинстве опросов, но не мог припомнить ничего дельного. - Вещь интересная, но уже не актуальная. - Изабель повернулась к Рейн-Мари: - Вы знали, что церковь использовали во времена сухого закона контрабандисты? - Разве? - спросила Рейн-Мари. - Правда? - удивилась Клара. - Это для меня новость. - А я знала, - сказала Мирна. - Мне Рут рассказывала. - Ничего себе, - удивилась Клара. - Когда это? Пока ты мыла ей посуду? Насколько им было известно, Рут все еще не знала, как зовут Мирну или чем она занимается. Старуха пребывала в перманентной уверенности, что та заведует библиотекой, ссужая всех книгами, и служит у кого-то горничной. - Она сообщила мне иносказательно, - призналась Мирна. Поскольку Рут не отличалась утонченностью, все посмотрели на Мирну с недоверием. Я молилась, чтобы стать доброй, сильной и мудрой, За насущный мой хлеб, за спасение От грехов, в коих - сказано - мы рождены, За избавление от застарелой вины. - Это стихи Рут? - уточнила Рейн-Мари, когда Мирна закончила декламировать. - Я таких не помню. - Из неизданного, - коротко бросила Мирна. - Нашла их в одном из блокнотов, когда… Все снова удивленно на нее уставились. - Когда что? - наконец проговорила Клара. - Когда ты рылась в ее вещах? - Хуже, - созналась Мирна. - По утрам каждую среду я убираюсь в ее доме. Слушатели засмеялись было, но притихли, увидев выражение лица Мирны, сконфуженное, неуверенное. - Погоди-ка, - выговорила Клара. - Ты не шутишь? Ты ходишь к ней каждую неделю… - Вообще-то, через неделю. - И проводишь уборку? - Она одинокая старая женщина, ей нужна помощь, - объяснила Мирна. - Наступит день, мы тоже станем такими же. - Ага. И знаешь, что? - сказала Клара. - В тот день Рут будет жива. Она неистребима. Уж я-то знаю. Я проверяла. Она еще похоронит нас всех. - Ну, это слишком поспешный вывод, не так ли? - проговорила Рейн-Мари. - Даже для такой прыткой, как ты, mabelle. А как ты связала прекрасные поэтические строки и сухой закон? - Я спросила ее про эти стихи. Что они означают для нее. Это случилось пару лет назад… - Ты занимаешься этим так давно? - Клара одновременно удивлялась и негодовала, что подруга не поделилась с ней. Но тут ей кое-что пришло в голову, и она спросила: - Что ты натворила?! - В смысле? - Ты, должно быть, нагрешила в этой жизни, или в предыдущей, раз решила носить власяницу. - Нет, это не покаяние. Может быть, я просто претендую на святость, - придав взгляду одухотворенность, Мирна с блаженным выражением лица уставилась вдаль. - Святая Мирна… - Эклерская, - закончила за нее Клара.