Смерть очень трудно остановить, если она взяла косу в руки. – Чем вы занимались в тот вечер? – Пообедали, посмотрели телевизор, потом мадам Гамаш легла спать. – А вы? – Я сварил кофе и ушел к себе в кабинет. – Работать? – Я не стал включать свет. Сидел в темноте и наблюдал. * * * Одна темная фигура наблюдала за другой. У Гамаша, сидящего в своем кабинете, создалось впечатление, будто что-то немного изменилось. Темная фигура шевельнулась, чуть изменила положение. И теперь смотрела на него. * * * – Как долго вы там оставались? – Час, может, больше. Наблюдать было трудно. Темная фигура в темноте. Когда я вывел погулять собак, его уже не было. – Значит, он мог уйти в любое время? Даже сразу после того, как вы сели. Вы ведь не видели, как он уходил? – Не видел. – Вы не могли задремать? – Мог, но, вообще-то, я человек, привычный к слежке. – К наблюдению за другими. У вас с ним это общее, – сказал Залмановиц. Эти слова удивили старшего суперинтенданта Гамаша, он вскинул брови, но кивнул: – Пожалуй. – А на следующее утро? – Он вернулся. Глава третья Судья Корриво решила, что пришло время объявить перерыв. Старшему суперинтенданту предстоит провести в свидетельском кресле немало дней. Объяснять, отвечать, подвергаться перекрестным допросам. В зале заседаний к этому часу стало нестерпимо душно, и она, уходя, попросила охранника включить кондиционер на время перерыва. Открывая сегодня утром заседание суда, Морин Корриво радовалась, что ее первое дело об убийстве в качестве судьи будет простым и понятным. Но теперь в ее голову начали закрадываться сомнения. Не то чтобы она не могла следовать закону. Следовать закону было просто. Даже появление фигуры в мантии в деревне, пусть и странное, легко подверстывалось под ясные законы. Но потеть сильнее, чем от стоявшей в зале невыносимой духоты, ее заставляла необъяснимая враждебность, так быстро развившаяся между прокурором и его же собственным свидетелем. И не каким-то обычным свидетелем. Не каким-то обычным полицейским, который произвел арест. А главой всей Квебекской полиции, черт побери. Прокурор не просто играл на нервах старшего суперинтенданта, он делал это с особой изощренностью. И месье Гамашу это не нравилось. Судья Корриво еще не набралась судейского опыта, но, проработав немало лет адвокатом, стала опытным судьей человеческих действий и реакций. И природы. В зале судебных заседаний происходило что-то еще, и судья Корриво твердо решила выяснить, что именно. * * * – Или я чего-то не понимаю, или процесс уже понемногу съезжает с рельсов? – спросил Жан Ги Бовуар, присоединившись к боссу в коридоре Дворца правосудия. – Вовсе нет, – ответил Гамаш, отирая платком лицо. – Все идеально. Бовуар рассмеялся: – И под «идеально» вы имеете в виду merde.[7] – Именно. Где Изабель? – Уехала, – ответил Бовуар. – Организаторская работа в управлении. – Хорошо. Изабель Лакост служила главой отдела по расследованию убийств, которым прежде руководил Гамаш. И он, уходя, выбрал именно ее для этой работы. Назначение Изабель вызвало немало недовольства. Гамаша обвиняли в фаворитизме. Они все знали эту историю. Гамаш принял Лакост на работу несколькими годами ранее, в тот самый момент, когда ее собирались уволить из Квебекской полиции. За то, что она была другой. За то, что не участвовала в фальсификациях. За то, что пыталась понять обвиняемых, а не ломать их. За то, что опускалась на колени рядом с телом убитой женщины и обещала – так, что слышали другие, – помочь ей обрести покой. Над агентом Лакост потешались, ее осуждали, объявляли ей выговоры и наконец вызвали в кабинет начальника, где она встретилась лицом к лицу со старшим инспектором Гамашем. Он знал о необычном молодом агенте, над которым все смеялись, и пришел познакомиться с ней. В результате ее не уволили. Гамаш забрал ее к себе, в самый престижный отдел Квебекской полиции. К неудовольствию ее прежних коллег. И возмущение только усилилось, когда она получила звание старшего инспектора. Но вместо того чтобы отвечать критикам, как ее об этом просили некоторые подчиненные, Лакост просто продолжала делать свое дело. И дело это, как она с кристальной ясностью понимала, действительно было простое, хотя и нелегкое. Находить убийц. Все остальное – белый шум. Когда рабочий день заканчивался, старший инспектор Лакост возвращалась домой, к мужу и детям. Но не могла полностью отделаться от тревожных мыслей о работе, о жертвах и убийцах, разгуливающих на свободе. И точно так же, уезжая утром на работу, она не переставала думать о семье. Беспокоилась о том, в каком месте, в каком обществе окажутся близкие, когда покинут безопасный дом. – Мне только что прислали эсэмэску, – сообщил Бовуар. – Изабель собрала всех в конференц-зале. Заказала сэндвичи. Похоже, обеим частям этой информации он придавал одинаковое значение. – Merci, – сказал Гамаш. Коридоры заполнились служащими, свидетелями и зрителями – во Дворце правосудия настало обеденное время. То тут, то там появлялась фигура в черной мантии. Адвокаты. Или судьи. Тоже спешившие чем-нибудь перекусить.