Принц поджимает губы и подавляет сердитое рычание. Но спор со мной ни к чему не приведет, во всяком случае сейчас. Очевидно, он не привык слушаться ничьих приказов, кроме собственных. – А про Мэйвена мы ему расскажем? Предупредим, что он умрет, если останется? Что остальные тоже умрут, если Мэйвен тебя выследит? Я киваю. – Мы расскажем Никсу все, что можно, а потом позволим решить, кем и чем он хочет быть. А что касается Мэйвена… – Я пытаюсь подобрать правильное слово, но с каждой уходящей секундой слов становится все меньше. – Мы опережаем его. Наверное, это лучшее, что мы можем сделать. – Но почему? – вмешивается Килорн. – Зачем вообще давать ему выбор? Ты сама сказала: все средства хороши. Если этот Никс хотя бы наполовину стоит тебя, мы не вправе его упустить. Ответ очень прост – и мучителен. – Потому что никто не дал выбора мне. Я говорю себе, что все равно пошла бы этим путем, даже если бы заранее знала последствия – спасти Килорна от призыва, обнаружить свою способность, вступить в Алую гвардию, разорвать пополам несколько жизней, сражаться, убивать. Стать девочкой-молнией. Но в глубине души я не уверена. Ни в чем не уверена. В тяжелом, напряженном молчании проходит около часа. Меня это вполне устраивает – есть время подумать, – и Кэл явно радуется тишине. За последние несколько дней он так же изголодался по покою, как и я. Даже Килорн не осмеливается шутить. Он спокойно сидит на скрюченном корне, плетет из травы хрупкую, бесполезную сеть и слабо улыбается, наслаждаясь знакомыми узлами. Я думаю о Никсе, которого, возможно, вытащили из постели, заткнув рот. Уж точно он попался в сеть моего собственного изготовления. Фарли угрожает жене и детям Никса, чтобы заставить его пойти с ними? Или Шейд просто схватит беднягу за запястье и прыгнет, так что оба влетят в тошнотворную спираль телепортации и окажутся в роще? «Родился 20 декабря 271 года». Никсу почти сорок девять, как моему отцу. Он тоже израненный и сломленный? Или, наоборот, цел и невредим – и ждет, когда мы освободим его? Прежде чем я успеваю погрузиться в темноту, полную грозных вопросов, высокая трава шевелится. Кто-то идет. В Кэле как будто щелкает выключатель. Он отталкивается от дерева – все мускулы напряжены и готовы встретить то, что вылезет из травы. Я отчасти ожидаю увидеть огонь на кончиках пальцев, но Кэл, благодаря своей отличной военной подготовке, знает, что делать этого не следует. В темноте его пламя будет сродни сторожевому маяку; оно встревожит всех охранников, выдав наше присутствие. К моему удивлению, Килорн тоже встрепенулся. Он бросает свою травяную сеть и наступает на нее, когда встает. А еще он вытаскивает из-за голенища спрятанный нож – маленькое широкое лезвие, которым некогда пользовался, чтобы потрошить рыбу. При виде оружия у меня стискиваются зубы. Не знаю, с каких пор этот нож стал оружием и когда Килорн начал носить его в ботинке. «Наверное, с тех пор, когда в него начали стрелять». Мое оружие тоже при мне. Низкое гудение крови – больше ничего не нужно. Оно острее любого ножа и беспощаднее любой пули. Искры струятся под кожей – наготове, если понадобятся. Моя способность деликатнее, чем огонь Кэла. Тишину разрывает птичья трель, которая доносится из травы. Килорн отвечает, негромко насвистев мотивчик. Совсем как дрозды, которые гнездились в домах на сваях. – Фарли, – негромко произносит он, указав на высокую траву. Фарли первой выходит из тени. За ней следуют двое – мой брат, который опирается на костыль, и некто приземистый, с мускулистыми руками и круглым брюшком, которое обычно приобретается с возрастом. Это Никс. Рука Кэла касается моего плеча и слегка его пожимает. Он осторожно тянет, заставляя меня отступить в глубокую тень рощи. Я следую за ним без колебаний, понимая, что осторожность не бывает лишней. Жаль, что нет хотя бы красной тряпки, чтобы скрыть лицо, как мы делали в Наэрси. – Все спокойно? – спрашивает Килорн, подходя к Фарли и Шейду. Он кажется старше и уверенней, чем я привыкла. Он не сводит глаз с Никса, следя за каждым движением этого кругленького новокровки. Фарли отмахивается. – Вполне. Даже этот хромоногий не особо мешал, – добавляет она, указав на Шейда, а потом поворачивается к Никсу. – Он не сопротивлялся. Несмотря на темноту, я вижу, как лицо Никса заливается густым румянцем. – Ну я ж не дурак. Он говорит резко и прямо. Человек, который не любит секретов. «Хотя его кровь скрывает самый большой секрет». – Вы – Алая гвардия. Охрана вздернет меня за то, что вы побывали в моем доме. Пусть и без приглашения. – Приятно знать, – бормочет Шейд. Его ясные глаза слегка тускнеют, когда он бросает в мою сторону многозначительный взгляд. «Одно наше присутствие могло стоить жизни этому человеку». – Слушайте, господин Марстен… – Никс, – буркает тот. Что-то блестит в его глазах, и он прослеживает взгляд Шейда. Никс замечает в тени меня и прищуривается, пытаясь рассмотреть мое лицо. – Похоже, вы это уже знаете. Килорн делает шажок вперед, заслоняя меня. Это движение выглядит вполне невинно, но Никс хмурится, разгадав его значение. Он заметно напрягается, оказавшись вплотную к Килорну. Юноша возвышается над ним, но Никс не выказывает ни грамма страха. Он поднимает мясистый палец и тычет Килорна в грудь. – Вы вытащили меня из дома после комендантского часа. За это вешают. Теперь или объясните зачем, или я пойду домой и постараюсь по пути не умереть. – Вы отличаетесь от других людей, Никс. – Мой голос звучит слишком высоко и молодо. «Как я могу ему объяснить? Как могу сказать то, что сама хочу от кого-нибудь услышать? То, что до сих пор не вполне понимаю?» – Вы знаете, что в вас есть нечто такое… нечто, что вы не можете объяснить. Может быть, вы даже думаете, что с вами что-то не так… Мои последние слова попадают в точку. Угрюмый толстячок вздрагивает, услышав их; его гнев полностью пропадает. Он прекрасно понимает, о чем речь. – Да, – отвечает он. Я по-прежнему держусь в тени, но жестом прошу Килорна отойти в сторону. Он подчиняется и пропускает Никса. Когда тот приближается ко мне, мое сердце начинает биться чаще. Оно стучит в ушах – нервно и беспокойно. Этот человек – новокровка, как я, как Шейд. Тот, кто понимает. Никс Марстен совершенно не похож на моего отца, но у них одинаковые глаза. Не по цвету, не по форме – но тем не менее точно такие же. Их взгляд говорит о пустоте, о потере, которую не в силах исцелить время. К моему ужасу, боль Никса залегает еще глубже, чем у папы, – у человека, который едва может дышать, не говоря уж о том, чтобы ходить. Я вижу ее в уныло опущенных плечах, в растрепанных седых волосах и небрежной одежде. Будь я по-прежнему воровкой, крысой, я бы не стала красть у этого человека. У него нечего брать. Он смотрит на меня, окидывая взглядом мое лицо и тело. Его глаза расширяются, когда он понимает, кто я такая. – Девочка-молния. Но тут Никс замечает за моим плечом Кэла, и шок быстро сменяется яростью. Для пятидесятилетнего мужчины Никс удивительно проворен. В потемках я едва успеваю заметить, как он, пригнувшись, бросается вперед и хватает Кэла поперек туловища. Никс, хотя он вдвое ниже, валит его наземь, как бык, и оба врезаются в толстый ствол. Дерево трещит от удара и трясется от корней до макушки. Спустя полсекунды я понимаю, во что мы ввязались. Кэл – это Кэл, но мы понятия не имеем, кто такой Никс и на что он способен. Прежде чем я успеваю обхватить его руками за шею, он бьет Кэла в челюсть с такой силой, что впору опасаться перелома. – Не вынуждай меня, Никс, – рычу я ему на ухо. – Не вынуждай. – Делай, что хочешь, – огрызается тот, пытаясь отпихнуть меня локтем. Но я цепляюсь крепко и не выпускаю его шею. Тело кажется каменно-твердым под моими пальцами. Очень хорошо. Я вкладываю достаточно энергии, чтобы ошеломить Никса. От разряда у него волосы должны встать дыбом. Фиолетовые искры касаются его кожи, и я ожидаю, что он отпустит Кэла, затрясется и в конце концов опомнится. Но он как будто вообще не ощущает моей молнии. Она только раздражает Никса, как муха раздражает лошадь. Я снова бью разрядом, на сей раз сильнее – и снова ничего. К моему изумлению, Никс сбрасывает меня, и я приземляюсь, треснувшись спиной о дерево. У Кэла получается лучше – он увертывается и отбивается. Но при столкновениях он шипит от боли, даже при ударах вскользь. Наконец огненный браслет на запястье у Кэла оживает, и в руке принца появляется пылающий шар. Он разбивается о плечо Никса, как вода о камень, прожигая одежду, но тело остается нетронутым. «Камнешкур», – звучит в моей голове. Но нет, этот человек – что-то иное. Кожа у него по-прежнему красноватая и гладкая, она не стала серой, похожей на камень. Она просто… непробиваема. – Прекратите! – рычу я, стараясь не повышать голос. Но потасовка, или, лучше сказать, побоище продолжается. Серебряная кровь течет изо рта Кэла, пачкая кулаки Никса, черные во мраке. Килорн и Фарли пробегают мимо меня – их торопливые шаги звучат в такт. Не знаю, способны ли они помешать этому живому тарану. Я вытягиваю руку, чтобы остановить их. Но Шейд добирается до Никса первым – одним прыжком оказавшись перед ним, он, как и я, хватает Никса за шею, и они оба пропадают, а через долю секунды появляются в трех метрах от нас. Никс валится наземь. Лицо у него зеленоватое. Он пытается встать, но Шейд прижимает к его горлу костыль и удерживает буяна на земле. – Только двинься – и я повторю, – говорит он. В его ярких глазах – угроза. Никс поднимает испачканную серебряной кровью руку в знак того, что сдается. Другую он прижимает к животу, все еще не в силах опомниться от удивления. Переместиться в воздухе – нетривиальное ощущение. Я слишком хорошо с ним знакома. – Не надо, – пыхтит он. На лбу у него появляется пот, выдавая изнеможение. «Ранить трудно, но удержать можно». Килорн садится обратно на свой корень и подбирает обрывки сети. Он улыбается, почти смеется при виде Кэла – избитого, залитого кровью. – Мне нравится этот тип, – говорит он, кивнув на Никса. – Очень нравится. Я с трудом поднимаюсь, не обращая внимания на боль, вспыхнувшую в костях. – Принц заодно с нами, Никс. Он здесь, чтобы помочь, как и я. Его это не убеждает. Никс садится на пятки и обнажает желтые зубы. Дышит он рвано и зло. – Помочь? – фыркает он. – Этот серебряный ублюдок раньше срока отправил моих дочерей на тот свет. Кэл изо всех сил старается вести себя вежливо, хотя с подбородка у него течет кровь. – Сэр… – Дара Марстен. Дженни Марстен, – шипит в ответ Никс.