Три дня, чтобы напасть на тюрьму, три дня, чтобы составить план. Я больше месяца вкалывала на тренировках вместе с Серебряными, плюс годы опыта на улицах Подпор. Кэла воспитывали солдатом, Шейд провел год в армии, Фарли – прирожденный боец, хоть у нее и нет сверхчеловеческих способностей. Но остальные? Я смотрю на объединенные силы Ущелья, и моя решимость колеблется. Будь у нас чуть больше времени… Мои соратники сильны – Кета, например, способна уничтожить предмет взглядом, – но страшно неопытны. Они провели здесь несколько дней или, в лучшем случае, недель, а до тех пор жили в глухих деревнях, где были никем и ничем. Послать их в бой – все равно что посадить ребенка за руль транспорта. Они будут опасны для всех, в первую очередь для самих себя. Люди понимают, что это глупо, невозможно, но никто не возражает. Даже у Кэмерон хватает здравого смысла держать рот на замке. Она не сводит глаз с огня. Я не могу долго смотреть на нее, от этого мне становится грустно и досадно. Кэмерон – именно то, чего я пыталась избежать. Фарли первой собирается с духом. – Даже если Джон не соврал насчет своих способностей, еще не факт, что он сказал нам правду. – Она подается вперед, резко выделяясь на фоне огненной ямы, и продолжает: – Он мог быть агентом Мэйвена. Он сказал – Элара хочет управлять новокровками. А вдруг она уже управляет им? Использует его, чтобы заманить нас в ловушку? Он сказал – Мэйвен готовит западню. А если это она и есть? Я с тоской вижу, что некоторые кивают, слушая ее. Кранс, Фарра, Флетчер. Я ожидаю, что Килорн присоединится к своим друзьям, но он сидит спокойно и молча. Как и Кэмерон, он не смотрит на меня. Со всех сторон исходит тепло. Спереди – от огня, сзади – от Кэла, прислонившегося к земляной стене. Он пышет жаром, как печка, и остается нем, как могила. Он знает, что вмешиваться не стоит. Многие здесь терпят его только ради меня, или ради детей, или ради того и другого вместе. Я не могу полагаться на Кэла, чтобы привлечь к себе остальных. Я должна сделать это своими силами. – Я верю Джону. Эти слова звучат странно, но они тверды, как камень. Обитатели Ущелья упорно смотрят на меня как на вожака, значит, надо вести себя соответственно. Я сумею их убедить. – Я отправляюсь в Каррос, ловушка это или нет. Новокровок там ждут два варианта – погибнуть или стать марионетками в руках чудовищного кукольника. То и другое недопустимо. Одобрительный шепот прокатывается среди тех, кого я надеюсь убедить. Моих сторонников возглавляет энергично кивающий Гарет. Он видел Джона своими глазами и не нуждается в дополнительных заверениях. – Я никого не заставляю. Как всегда, у вас есть выбор. Кэмерон слегка качает головой, но молчит. Шейд держится рядом с ней, на расстоянии вытянутой руки, на тот случай, если она решит выкинуть еще какую-нибудь глупость. – Будет нелегко, но ничего нереального тут нет. Если повторять это почаще, возможно, я сама себе поверю. – Но как? – спрашивает Кранс. – Если я правильно понял, эту тюрьму построили, чтобы держать в ней людей вроде тебя. Придется преодолеть не только решетки и запертые двери. У каждых ворот там ясновидцы, а еще – куча Серебряных охранников, оружие, Молчаливые камни. И это если повезет. Флетчер, сидящий рядом, шумно сглатывает. Пусть этот бледный плотный мужчина не чувствует боли, но он уж точно способен ощущать страх. – А если не повезет? – Спроси у нее, – говорю я, кивком указав на Кэмерон. – Она оттуда сбежала. Слушатели ахают, словно вынырнув из воды. Теперь они смотрят не на меня. Очень приятно ненадолго расслабиться. Кэмерон, наоборот, напрягается и поджимает свои длинные руки и ноги, как будто защищаясь от многочисленных глаз. Даже Килорн поднимает голову, но глядит он не на Кэмерон. Его взгляд скользит мимо девушки и находит меня, привалившуюся к стенке. И все мое облегчение пропадает, сменившись каким-то неопределенным чувством. Это не страх и не гнев, а что-то другое. «Тоска». В меняющемся свете костра, пока снаружи бушует буря, я могу сделать вид, что мы – мальчик и девочка, которые жмутся друг к другу под крыльцом, ища убежища от осенней непогоды. Если бы кто-то мог управлять течением времени и отправить меня обратно в те времена. Я бы изо всех сил цеплялась за них и не жаловалась на холод и голод. Теперь мне тоже холодно и хочется есть, но никакое одеяло не в силах меня согреть, никакая еда не в силах насытить. Ничто и никогда не станет прежним – по моей вине. И Килорн последовал за мной в этот кошмар. – Она умеет говорить? – насмешливо спрашивает Кранс, которому надоело ждать, когда Кэмерон откроет рот. Фарли посмеивается. – На мой вкус, она даже слишком разговорчива. Ну, Коул, расскажи нам все, что помнишь. Я ожидаю, что Кэмерон снова огрызнется, может быть, даже укусит Фарли за нос, но присутствие зрителей ее успокаивает. Она понимает мою хитрость и все-таки не возражает. Здесь слишком много исполненных надежды глаз, слишком много людей, готовых не допустить беды. Их невозможно игнорировать. – Это за Дельфи, – говорит Кэмерон и вздыхает. Ее глаза заволакивает мучительное воспоминание. – Где-то вблизи Болот, так близко, что даже можно почуять запах радиации. Болота – это южная граница Норты, естественная черта между нами и Пьемонтом, с его Серебряными принцами. Как и Наэрси, Болота – разоренная территория, слишком далекая, чтобы кто-то на нее претендовал. Даже Алая гвардия не смеет забредать туда, где радиация вполне реальна и еще не развеялся тысячелетний дым. – Нас держали порознь, – продолжает Кэмерон. – По одному в камере, и у многих не было сил ни на что, кроме как лежать на койке. Что-то делало людей больными. – Молчаливый камень, – отвечаю я на ее невысказанный вопрос, потому что слишком хорошо помню это ощущение. Я дважды оказывалась в такой камере, и дважды она отнимала у меня всю силу. – Мало света, мало еды… – Кэмерон ерзает и, прищурившись, смотрит на огонь. – Переговариваться тоже не получалось. Охранникам не нравилось, когда мы говорили, и они все время были начеку. Иногда приходили Стражи и уводили кого-нибудь. Некоторые были слишком слабы, чтобы идти, и их тащили волоком. Но я не думаю, что тюрьма была переполнена. Я видела много пустых камер. У нее обрывается дыхание. – И с каждым днем их становилось все больше. – Опиши здание, – требует Фарли. Она толкает локтем Гаррика, и я понимаю ее логику. – Мы сидели в отдельном блоке – новокровки, которых привезли из округа Маяк. Он большой, квадратный, четыре ряда камер вдоль стен. Этажи соединяются мостиками, они все жутко путаные, и на ночь магнетроны их убирают. И они же открывают камеры. Повсюду магнетроны, – у Кэмерон вырывается ругательство, и я ее не виню. В тюрьме Каррос нет людей вроде Лукаса Самоса – добродушного магнетрона, который умер за меня на арене. – Под потолком есть люк. Маленький, но его хватало, чтобы на несколько минут увидеть солнце. – Вот такой? – спрашивает Гаррик и потирает ладони. Перед нашими глазами, над огнем, возникает иллюзия – медленно разворачивающаяся картинка. Куб, состоящий из бледно-зеленых линий. Когда мои глаза привыкают к тому, что я вижу, я понимаю, что это приблизительный трехмерный план тюремного корпуса, где сидела Кэмерон. Девушка смотрит на него, ощупывая взглядом каждый сантиметр. – Шире, – говорит она, и пальцы Гаррика движутся. Иллюзия повинуется. – Еще два мостика. И четыре двери на верхнем уровне, по одной в каждой стене. Улыбаясь, Гаррик послушно изменяет картинку, пока Кэмерон не удовлетворяется. Ему это нетрудно – простая игра, вроде рисования. Мы молча смотрим на светящийся набросок, и каждый гадает, как пробраться внутрь. – Яма, – со стоном говорит Фарра, уронив голову на руки. Действительно, тюрьма похожа на квадратную дыру. Ада не так пессимистично настроена; она старается проанализировать тюрьму по максимуму. – Куда ведут ворота? Кэмерон вздыхает и опускает плечи. – В другие блоки. Сколько их всего, я не знаю. Я миновала три подряд, прежде чем выбралась. Иллюзия меняется – к блоку, где держали Кэмерон, по бокам прибавляются другие. Зрелище ужасающее. Столько камер, столько дверей. Столько мест, где можно запутаться и погибнуть. Но Кэмерон удалось сбежать. Кэмерон, которая ничему не училась и понятия не имела, на что способна. – Ты сказала, что там сидели и Серебряные. – Кэл впервые подает голос, и вид у него очень мрачный. Он так и не зашел в круг света. На мгновение он кажется тенью – он, а не Мэйвен. – Где? У Никса вырывается лающий сердитый смех, похожий на скрежет железа по камню. Он с видом обвинителя тычет в Кэла пальцем. – Что? Хочешь выпустить из клетки своих приятелей? Чтоб они вернулись в свои особняки и дальше пили чай? Да пусть себе гниют в тюрьме! – Он машет покрытой венами рукой, и его смех делается холодным, как осенняя гроза. – Не бери с собой этого типа, Мэра Бэрроу. А еще лучше – отправь его отсюда. Он не намерен защищать никого, кроме собственных сородичей. Мой язык в норме опережает мозг, но на сей раз они действуют сообща. – Вы знаете, что это неправда. Кэл жертвовал кровью ради нас, он защищал всех и каждого, не говоря уж о том, что большинство он лично обучил. Если он интересуется другими Серебряными в Корросе, на то есть причина. Это еще не значит, что он хочет их освободить. – Вообще-то… Широко раскрыв глаза, я разворачиваюсь. По комнате разлетается удивленный шепот. – Ты ХОЧЕШЬ их выпустить? – Посуди сама. Они попали в тюрьму, потому что бросили вызов Мэйвену, или Эларе, или обоим. Мой брат взошел на трон при странных обстоятельствах, и многие – многие – не верят тому, что говорит его мать. Одни достаточно благоразумны, чтобы залечь на дно и переждать. Другие поступают иначе и оказываются за решеткой. И разумеется, в Корросе есть люди вроде моего дяди Джулиана, который объяснил Мэре, кто она такая. Он помог Алой гвардии, спас Килорна и Фарли от казни, и его кровь ослепительно серебряного цвета. Он тоже сидит в тюрьме – он и все те, кто верит в равенство вне зависимости от цвета крови. Они не наши враги, во всяком случае не сейчас, – говорит Кэл. Он бешено жестикулирует, описывая нам ситуацию с точки зрения солдата. – Если мы выпустим всех, в Корросе начнется хаос. Заключенные нападут на охрану и будут прорываться наружу. Чтобы отвлечь внимание стражи, ничего лучше не придумаешь. Даже Никс затихает, впечатленный этим внезапным и решительным натиском. Он ненавидит Кэла и винит его в гибели своих дочерей, однако не станет отрицать, что план хорош. Возможно, ничего лучше мы не придумаем. – И еще, – добавляет Кэл, возвращаясь в тень. На сей раз его слова предназначены только для меня. – Джулиан и Сара сидят вместе с Серебряными, а не с новокровками. О! В спешке я совсем забыла, что их кровь другого цвета. Что они тоже Серебряные. Кэл продолжает: – Вспомни, кто они такие и что чувствуют. Они – не единственные, кто видит крах нынешнего порядка. «Не единственные». Логика подсказывает, что он прав. В конце концов, за короткое время, проведенное среди Серебряных, я познакомилась с Джулианом, Кэлом, Сарой и Лукасом – четырьмя Серебряными, которые оказались не так жестоки, как я думала. Значит, есть и еще. Мэйвен уничтожает их, как новокровок Норты, бросая своих политических противников в тюрьму, где им суждено умереть и исчезнуть из памяти людей.