Он стискивает зубы. Кэл понимает, на что я намекаю. Одиннадцать человек, которые погибнут, если мы не справимся, и бесчисленные заключенные в Корросе – если мы их бросим. – Мне тоже страшно. – Мой голос дрожит сильнее, чем хотелось бы. – Я не хочу подводить их, не хочу, чтобы они пострадали. И вновь его рука нащупывает мою ногу. Но прикосновение Кэла не настойчиво, не назойливо. Это напоминание. «Я здесь». – Но главное… – на острой грани правды у меня перехватывает дыхание, – я боюсь за себя. Я боюсь сонара, боюсь боли. Боюсь того, что сделает Элара, если я попадусь. Я знаю, что для нее я ценнее многих остальных, из-за того, что сделала и что МОГУ сделать. Мои лицо и имя имеют не меньше силы, чем моя молния, и поэтому я важна. Я – дорогая добыча. «И поэтому я одинока». – Мне очень неприятно об этом думать, но я все равно думаю. Сначала чуть не сорвался Кэл, а теперь я. Однажды, темной ночью, я поделилась с ним своими секретами – на дороге, жарко нагретой летним солнцем. Я была девчонкой, которая залезла к нему в карман. А теперь впереди маячит зима, и я – человек, который украл его жизнь. Самый страшный из моих секретов не дает мне покоя, бьется в голове, как птица в клетке, стучится о зубы, просясь на волю. – Я скучаю по нему, – шепотом говорю я, не в силах выдержать взгляд Кэла. – Скучаю по тому, каким он казался. Рука, лежащая у меня на колене, сжимается в кулак, и от нее распространяется жар. Кэл в гневе. Его нетрудно понять, и это приятное разнообразие после долгой лжи. – Я тоже по нему скучаю. Необыкновенно удивленная, я взглядываю на Кэла. – Не знаю, что должно случиться, чтобы я простил его. Может, нужно признать, что он не всегда был таким, что в этом виновата Элара. Или что он просто родился чудовищем. – Так не бывает. «И очень жаль. Тогда было бы проще ненавидеть некоторых людей, проще убить их и забыть мертвые лица». – И Мэйвен – не исключение. Не успев задуматься, я ложусь. Мое сердце – напротив сердца Кэла. Они бьются в такт: мы оба вспоминаем о мальчике с острым языком и голубыми глазами. Умном, одиноком, полном сострадания. Мы никогда его больше не увидим. – Надо забыть, – говорю я, уткнувшись Кэлу в шею. – Даже если для этого придется убить его. – Если он в Корросе… – Я справлюсь, Кэл. Если ты не сможешь. Он молчит целую вечность – на самом деле, не больше минуты, но я за это время почти засыпаю. Тепло Кэла приятнее самой уютной постели во дворце. – Если он в Корросе, я за себя не поручусь, – наконец говорит он. – Я обрушу на него всю свою мощь – на него и на Элару. А она обратит мой гнев на тебя. Она заставит меня расправиться с тобой, точь-в-точь как заставила… Мои пальцы касаются губ Кэла и мешают договорить. Эти слова причиняют ему столько боли. Перед собой я вижу человека, которым движет только месть и у которого нет сердца, кроме того, что я разбила. Еще одно чудовище, которое ждет возможности принять свой истинный облик. – Я не позволю, – говорю я, отгоняя наши сокровенные страхи. Кэл мне не верит. Я вижу это во тьме, которая царит в его глазах. Жуткая пустота грозит вернуться. – Мы не умрем, Кэл. Для этого мы слишком далеко зашли. Он безрадостно смеется, и мне становится больно. Кэл ласково отводит мои руки, но не выпускает их. – Знаешь, сколько людей, которых я люблю, мертвы? Он наверняка чувствует биение моего пульса. Я слишком близко, чтобы скрыть боль, которую испытываю. Кэл буквально смеется над моей жалостью. – Их нет. Она их всех убила. «Королева Элара». – Она убивает людей и стирает память о них. Другой предположил бы, что Кэл думает об отце или о брате, во всяком случае об образе брата. Но я-то знаю, о ком речь. – Кориана, – негромко произношу я. Мать Кэла. Сестра Джулиана. Поющая королева. Кэл не помнит матери, но скорбит по ней. – Вот почему я так любил Океанский Холм. Это был ее дворец. Отец подарил его маме. Я моргаю, пытаясь отогнать кошмар, случившийся в Причальной гавани, и припомнить, как выглядел дворец во время побоище. Смутно и медленно передо мной встает убранство комнат. Золотой цвет. Желтый. Цвет старой бумаги и одежд Джулиана. Цвет Дома Джейкоса. Вот почему Кэл так грустил, вот почему не мог сжечь знамя. Ее знамя. Я не знаю, каково быть сиротой. У меня всегда были мать и отец. Я не сознавала всей меры своего счастья, пока мы не расстались. Нехорошо скучать по ним в такую минуту: ведь они в безопасности, а родители Кэла мертвы. И сильнее, чем когда-либо, я ненавижу холод внутри себя и эгоистический страх одиночества. Из нас двоих Кэл – самый одинокий. Но нельзя чересчур погружаться в мысли и воспоминания. Нельзя длить эту минуту. – Расскажи мне про тюрьму, – требую я, усилием воли меняя тему. Я вытащу Кэла из апатии, даже ценой собственной жизни. Он могуче вздыхает, так что колеблется все тело, но, кажется, принц рад возможности отвлечься. – Это яма. Хитроумно спланированная крепость. Ворота – на верхнем ярусе, камеры – внизу. Все со всем соединяют мостики, которыми управляют магнетроны. Достаточно шевельнуть пальцем, чтобы мы свалились с высоты в двадцать метров на самое дно. Охранники перебьют нас и тех, кого мы выпустим. – А как насчет Серебряных заключенных? Думаешь, они не будут сопротивляться? – После нескольких недель в камере? Особым препятствием они не станут. И быстро не побегут. – Ты… позволишь им сбежать? Молчание Кэла – достаточный ответ. – Они могут напасть на нас там, внизу, или погнаться за нами потом. – Я не политик, но мне кажется, что массовый побег из тюрьмы доставит моему брату достаточно неприятностей. Особенно если освободившиеся заключенные окажутся его политическими врагами. Я качаю головой. – Тебе не нравится? – Я как-то не доверяю этому плану. – Ну надо же, – сухо отвечает Кэл. Одним пальцем он обводит мою шею, касаясь шрамов, которые оставил его брат. – В данном случае тебе не поможет грубая сила, Мэра. Не важно, сколько новокровок ты найдешь. Серебряные по-прежнему превосходят вас числом, и преимущество по-прежнему на их стороне. Солдат, который выступает против применения силы. Какая ирония судьбы. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Лежа подо мной, Кэл жмет плечами. – Политические интриги – не самая моя сильная сторона, – говорит он. – Но я попробую. – Даже если это грозит гражданской войной? Несколько месяцев назад Кэл объяснил мне, во что выльется восстание. Война на обеих сторонах, Красные против Красных, Серебряные против Серебряных, и все друг против друга. Он сказал, что не рискнет отцовским наследием в такой войне, даже если она будет справедливой. Вновь воцаряется молчание. Кэл отказывается отвечать. Наверное, он совсем утратил опору. Не мятежник, не принц… Кэл не уверен ни в чем, кроме своего внутреннего огня. – Нас меньше, но это не значит, что у них больше шансов, – замечаю я. «Мы сильнее тех и других». Так написал Джулиан, когда выяснил, кто я такая. Джулиан, которого я, возможно – и совершенно неожиданно, – увижу вновь. – У новокровок есть способности, которые не может предугадать никто из Серебряных, даже ты. – На что ты намекаешь? – Ты рассуждаешь так, как будто ведешь в бой своих солдат, у которых есть понятные и знакомые тебе способности. – То есть?