– Он мой брат! – кричу я. Фарли вопит в ответ: – Он был не только твоим братом! Ее слова пробуждают воспоминание. «Когда она усомнится». Джон велел что-то передать ей. «Когда она усомнится». А Фарли сейчас уж точно полна сомнений. – Ты права, Джон сказал мне кое-что, – говорю я, пытаясь оттолкнуть Килорна. – Одну вещь, которую ты должна услышать. Она делает бросок, стараясь дотянуться до меня, и Кэл вновь ее удерживает. За это он получает локтем в лицо, однако не выпускает Фарли из крепкого захвата. Справиться с ним она не в силах, но все-таки продолжает сопротивляться. «Фарли, ты никогда не умела вовремя остановиться. Раньше я восхищалась тобой за это. А теперь жалею». – Он сказал мне ответ на твой вопрос. Фарли замирает. Коротко и испуганно дыша, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Я буквально слышу, как у нее бьется сердце. – Ответ – «да». Я понятия не имею, что это значит, но Фарли успокаивается. Она обмякает, валится на руки и наклоняет голову, так что ее лицо скрывается за занавеской коротких светлых волос. Но я вижу слезы. «Она больше не будет драться». Кэл тоже это понимает – и отходит от ее содрогающегося в рыданиях тела. Он чуть не наступает на обгоревшую руку Элары и, передернувшись, поспешно направляется ко мне. – Пусть побудет одна, – негромко говорит Кэл и до боли сжимает мое запястье. Он буквально тащит меня прочь, невзирая на протесты. Я не хочу ее оставлять. Не Фарли, а Элару. Несмотря на раны, ожоги, остекленевшие глаза, я боюсь, что она оживет. Глупый страх – но я не могу от него избавиться. – Клянусь цветами, что с тобой такое? – рычит Кэл, захлопнув за нами дверь кабины. Тихие рыдания Фарли и хмурое лицо Килорна остаются по ту сторону. – Ты же знаешь, чем был для нее Шейд… – А ты знаешь, чем он был для меня, – отвечаю я. Вежливость – не мой конек, но я попытаюсь. Тем не менее мой голос дрожит. «Мой самый любимый брат. Я один раз уже потеряла его – и вот опять. И на сей раз он не вернется. Вернуться оттуда нельзя». – Но я ни на кого не ору. – Да. Ты просто убиваешь. Я с шипением выдыхаю. «Так вот в чем дело?» У меня вырывается смех. – По крайней мере, хоть один из нас на это способен. Я ожидаю криков и упреков. Но получаю нечто гораздо более страшное. Кэл отступает на шаг, стукнувшись о приборную панель. Он пытается отойти как можно дальше от меня. Обычно я отстраняюсь первой – но только не сейчас. Что-то ломается в его душе, выдавая раны, обычно скрытые огнем. – Что случилось с тобой, Мэра? – шепотом спрашивает Кэл. «А чего со мной НЕ случалось? Хоть одного дня без забот, вот чего. Все только и готовило меня к этому – к судьбе, которая мне выпала, потому что в моей крови какая-то мутация, и к многочисленным ошибкам, которые я сделала по собственному выбору. И Кэл – тоже ошибка». – Только что погиб мой брат. Но Кэл качает головой, не сводя с меня глаз. Его взгляд пылает. – Ты убила тех людей в командном центре – ты и Кэмерон, – хотя они молили о пощаде. Шейд тогда еще был жив. Не сваливай все на свете на его смерть. – Они были Серебряные… – Я тоже Серебряный. – А я Красная. И вы уже убили сотни наших. – Но не ради меня и не так, как убиваешь ты. Я исполнял приказы и повиновался королю, как и положено солдату. Те люди были так же невиновны, как и я при жизни отца. Слезы жгут глаза и хотят пролиться. Лица расплываются передо мной – погибшие солдаты и офицеры, так много, что и не сосчитать. – Зачем ты мне это говоришь? – шепотом спрашиваю я. – Я поступила так, чтобы выжить и спасти людей – спасти тебя, ты, глупый, упрямый принц, который ничем не правит. Уж ты-то должен знать, какую тяжесть я тащу. Как ты смеешь меня стыдить? Я и так чувствую себя виноватой! – Она хотела превратить тебя в чудовище. – Кэл кивком указывает на дверь, на скрюченное тело за ней. – А я просто пытаюсь убедиться, что этого не произошло. – Элара мертва. Эти слова на вкус слаще вина. Она умерла, она больше не причинит мне вреда. – Она больше никем не управляет. – И все-таки ты не испытываешь раскаяния перед убитыми. Ты делаешь все возможное, чтобы забыть их. Ты без единого слова покинула своих родных. Владеть собой ты тоже не в состоянии. Ты то бежишь от обязанностей командира, то ведешь себя как мученица, терзаемая чувством вины, как единственный человек, который полностью отдается вашему делу. Оглянись вокруг, Мэра Бэрроу. Не только Шейд погиб в Корросе. И не только ты чем-то жертвуешь. Фарли, например, предала отца. Ты заставила Кэмерон присоединиться к нам против воли, ты не думаешь ни о чем, кроме списка Джулиана, а теперь ты хочешь бросить детей, которых мы оставили в Ущелье. И зачем? Чтобы плюнуть в лицо полковнику? Чтобы занять трон? Чтобы убить всех, кто посмотрит на тебя не так? Я чувствую себя как напроказивший ребенок – невозможно говорить, возражать, делать хоть что-то, кроме как плакать. Все силы уходят на то, чтобы держать искры под контролем. – И ты по-прежнему цепляешься за Мэйвена – за человека, которого не существует. С тем же успехом Кэл мог взять меня за горло и сжать пальцы. – Ты рылся в моих вещах? – Я не слепой. Я видел, как ты собирала записки с трупов. Я думал, ты порвешь их. Но ты не порвала, и… наверное, тогда мне захотелось посмотреть, что ты с ними сделаешь. Сожжешь их, выбросишь, отошлешь обратно, смочив в серебряной крови – но я не ожидал, что ты их сохранишь и станешь перечитывать, лежа рядом со мной. – Ты тоже сказал, что скучаешь по нему. Ты сам сказал, – шепотом напоминаю я. Приходится сдерживаться, чтобы не топнуть ногой, как рассерженный ребенок. – Он мой брат. И я скучаю по нему совсем по-другому. Что-то острое царапает мне запястье, и я понимаю, что сама от отчаяния раню себя, пытаясь физической болью заглушить внутреннюю муку. Кэл, полный противоречивых чувств, ждет. – Что бы я ни делала, ты стоял за моей спиной, – напоминаю я. – И если я превращаюсь в чудовище, ты тоже. Он опускает глаза. – Любовь ослепляет. – Если таково твое представление о любви… Кэл огрызается: – Я не знаю, любишь ли ты хоть кого-то, если смотришь на всех людей как на средства. На тех, кого можно заставлять, контролировать, приносить в жертву. От такого обвинения трудно защититься. Как доказать, что он не прав? Как заставить Кэла увидеть, чтó я сделала и что пытаюсь сделать, в кого превратилась, чтобы уберечь тех, кто мне дорог? Как сильно я ошиблась и как страдаю. Как ноют шрамы и воспоминания. Как глубоко он ранил меня своими словами. Я не могу доказать, что люблю его, или Килорна, или своих родных. Не могу перевести чувства в слова, и не должна. И не буду. – После взрывов в Археоне Фарли и Алая гвардия использовали Серебряное телевещание, чтобы взять на себя ответственность за случившееся, – медленно произношу я, стараясь говорить спокойно и методично. Это единственное, что позволяет мне сохранять здравость ума. – И теперь я намерена сделать то же самое. Я покажу всем и каждому в королевстве тело женщины, которую убила, и людей, которых она держала взаперти, новокровок и Серебряных. Я не позволю Мэйвену устанавливать правила и лгать. Того, что мы сделали, недостаточно, чтобы его свалить. Пусть за нас это сделают другие. У Кэла приоткрывается рот. – Гражданская война? – Дом против Дома, Серебряные против Серебряных. Только Красные останутся единым целым. Тогда мы победим. Норта падет, а мы восстанем, алые как рассвет. План прост и смертоносен – для обеих сторон. Но надо решиться. Враги давным-давно вынудили нас избрать этот путь. И я всего лишь делаю то, что должно быть сделано. – Ты заберешь детей из Ущелья после того, как мы сядем на Таке. Но мне нужен полковник, нужны его ресурсы, чтобы это запустить. Понимаешь? Кэл чуть заметно кивает. – А потом – да, я отправлюсь на север, в Чок, к тем, кого я так легко бросила. А вы можете делать что хотите, ваше высочество. – Мэра… – Он касается моей руки, и я поспешно отстраняюсь, чуть не врезавшись в стенку. – Не трогай меня. Эти слова сродни захлопнутой двери. В общем, так и есть. На Таке тихо и до отвращения ясно. Ни облаков, ни ветра, только прохладная осень и солнце. Шейду не следовало умирать в такой прекрасный день, но он умер. Слишком многие умерли. Я первой выхожу из самолета. Следом несут две пары закрытых носилок. Одни сопровождают Килорн и Фарли, и оба касаются рукой Шейда. Но в первую очередь я сейчас беспокоюсь о других носилках. Люди, несущие тело королевы, как будто боятся ее, как боялась и я. Последние несколько часов, которые я провела в тихом раздумье, глядя на холодный труп Элары, принесли мне странное утешение. Она не очнется. Так же, как и Кэл больше не заговорит со мной, после всего что мы сказали друг другу. Не знаю, где он и вышел ли вообще из самолета. Я приказываю себе не беспокоиться. Думать о Кэле – просто тратить время зря.