– Нет. Пусть клеймо служит всем нам напоминанием. Держась за руки, мы выходим из пустого лазарета. В этой белой комнате, которая постепенно становится серой, эхом звучат наши шаги. Мир снаружи уже заволокли сумерки. Скоро настанет зима. Но мне нравится морозный воздух. Он бодрит. Пока мы пересекаем главный двор, направляясь к казарме номер три, я смотрю по сторонам. Там и сям виднеются знакомые лица – одни люди тренируются, другие что-то переносят, третьи просто гуляют. Я замечаю Аду, которая лезет под сломанный транспорт с инструкцией в руке. Рядом с ней на коленях стоит Лори, роясь в куче инструментов. В нескольких шагах от них Дармиан присоединяется к группе бойцов Гвардии и вместе с ними отправляется на пробежку. Больше никого из Ущелья нет… и у меня все сжимается внутри. Кэмерон, Никс, Бабуля, Гарет, Кета… где они? Мне становится дурно, но я отгоняю это ощущение. Я в силах оплакивать лишь того, про кого точно знаю, что он мертв. Джулиану не разрешено входить в казарму номер три. Он сообщает мне об этом с натянутой улыбкой, и в его голосе я слышу нотку презрения. Никто не обеспечивает выполнение приказа силой, но тем не менее Джулиан повинуется. – Я стараюсь вести себя хорошо, – сухо говорит он. – Полковник уже был настолько любезен, что выпустил нас из казармы. Мне бы не хотелось обманывать его доверие. – Я загляну потом, – обещаю я, сжав плечо наставника. – Вам тут, наверное, невесело. Джулиан пожимает плечами. – Сара занята тем, что лечит – мы же не хотим, чтобы на ограниченном пространстве собралось слишком много сильных, голодных и сердитых Серебряных. Они знают, чтó ты для них сделала. У них нет повода возмущаться… пока. Предупреждение простое, но ясное. Полковник понятия не имеет, каким образом управляться с многочисленными Серебряными беженцами, и в ближайшее время обязательно допустит ошибку. – Я сделаю что могу, – со вздохом произношу я и добавляю в свой растущий список дел «погасить возможный бунт». «Не плакать при маме, попросить прощения у Фарли, придумать, как спасти пять тысяч детей, разобраться с кучей Серебряных, пробить головой стенку». Сущие пустяки. Казарма выглядит так же, как в прошлый раз. В ней полно неожиданных поворотов и путаных коридоров. Пару раз я сбиваюсь с пути, но наконец нахожу дверь, к ручке которой привязан фиолетовый шарф. Дверь закрыта, и приходится постучать. Открывает Бри. Я чуть не падаю, увидев его покрасневшее от плача лицо. – А ты не спешила, – ворчит он, отступая и давая мне пройти. От резкого тона я ежусь, но молчу – и вместо ответа касаюсь руки брата. Бри вздрагивает, однако не отстраняется. – Прости, – говорю я. И добавляю громче, обращаясь ко всем: – Простите, что не пришла раньше. Гиза и Трами сидят на стульях. Мама свернулась клубочком на кровати, папино кресло стоит рядом. Она отворачивается, пряча лицо в подушке, а папа пристально смотрит на меня. – Ты была занята, – говорит он, как всегда ворчливо. И мне становится очень обидно. Впрочем, я это заслужила. – Мы все понимаем. – Я должна была прийти раньше, – признаю я, подходя. Почему в такой маленькой комнатке я чувствую себя потерявшейся? – Я привезла его тело сюда. – Мы видели, – огрызается Бри, усаживаясь на койку напротив мамы. Матрас прогибается под его внушительным весом. – Одна маленькая ранка – и Шейда не стало… – Я помню, – перебиваю я, прежде чем успеваю спохватиться. Гиза ерзает на стуле, подобрав под себя худые ноги. Чтобы отвлечься, она сжимает и разжимает поврежденную руку. – Ты знаешь, кто его убил? – Птолемус Самос. Магнетрон. Там, на арене, Кэл мог прикончить этого негодяя. Но он его пожалел. Милосердие принца стоило жизни моему брату. – Я знаю, кто это, – говорит Трами, просто чтобы прервать напряженное молчание. – Один из ваших палачей. Тебя убить не смог, зато убил Шейда. Это звучит как обвинение. Мне приходится опустить голову и уставиться на собственные ботинки, чтобы не видеть боли в глазах брата. – Ты хоть отомстила за него? – Бри снова встает, не в силах сохранять спокойствие. Он возвышается надо мной, пытаясь выглядеть устрашающе. Бри забыл, что я больше не боюсь грубой силы. – Ты отомстила?! – Я много кого убила. – Мой голос обрывается, но я стараюсь держаться. – Не знаю, скольких. Но среди них была королева. Мама привстает на постели, наконец решившись взглянуть на меня. Ее глаза полны слез. – Королева? – чуть дыша, переспрашивает она. – Мы привезли и ее труп, – отвечаю я – чересчур поспешно. Говорить о трупе Элары проще, чем оплакивать брата. Поэтому я рассказываю родным про видеозапись и про то, что мы надеемся сделать. Этот ужас должен выйти в эфир сегодня, во время вечернего выпуска новостей, которые теперь стали обязательными, в дополнение к Мерам. Все жители королевства вынуждены есть на ужин ложь и пропаганду. Юный энергичный король, очередная победа на поле боя и все такое… но нынче вечером Норта увидит мертвую королеву, и мир услышит наш призыв к оружию. Бри шагает туда-сюда, безумно ухмыляясь при мысли о войне, и Трами, как всегда, следует его примеру. Они болтают друг с дружкой, уже представляя, как вместе войдут в Археон и воздвигнут алый флаг на развалинах Дворца Белого огня. У Гизы энтузиазма меньше. – Значит, ты приехала ненадолго, – тоскливо говорит она. – Тебе надо будет вернуться на континент и снова вербовать бойцов. – Нет, я никого не буду вербовать, во всяком случае пока. Невыносима надежда, которая мелькает на их лицах, особенно на мамином. Я предпочла бы промолчать, но в прошлый раз разлука была такой внезапной. Не хочу снова исчезать без предупреждения. – Я отправляюсь в Чок, и довольно скоро. Папа издает дикий рев. Я даже боюсь, что он вывалится из кресла. – НЕТ! Только через мой труп! – выкрикивает он и тяжело дышит, словно подчеркивая свои слова. – Никто из моих детей туда не вернется! Никогда. И даже не думай, что я не смогу тебе помешать, потому что, поверь, смогу и помешаю! Некогда папа лишился в Чоке ноги и легкого. Это место многое у него отняло. И теперь, наверное, он думает, что потеряет там и меня. – Не сомневаюсь, – говорю я, пытаясь успокоить его. Обычно это срабатывает. Но не сегодня. Папа подкатывает ко мне так быстро, что толкает ногой в голень. Он смотрит на меня бешеными глазами и чуть ли не тычет пальцем в лицо. – Дай слово, Мэра Бэрроу. – Ты знаешь, что я не могу этого сделать. И я объясняю почему. Пять тысяч детей, пять тысяч сыновей и дочерей. Кэмерон с самого начала была права. Разделение по крови по-прежнему актуально, и больше этого нельзя терпеть. – Пусть едет кто-нибудь другой, – рычит папа, изо всех сил стараясь держаться. Мне никогда не хотелось видеть, как он плачет, и теперь я бы многое отдала, чтобы забыть это зрелище. – Полковник, принц… да кто угодно. Папа вцепляется в мою руку, как утопающий. – Дэниэл. – Мамин голос звучит негромко и успокаивающе. Он напоминает белое облачко в ясном небе. – Отпусти ее. Высвободив свое запястье из папиной хватки, я понимаю, что тоже плачу. – Мы поедем с ней. Бри выговаривает это прежде, чем я успеваю сказать «нет». Папино лицо багровеет, печаль сменяется гневом. – Ты хочешь, чтобы я умер от сердечного приступа? – рычит он, развернувшись к старшему сыну. – Она никогда не бывала в Чоке и не знает, каково там, – вклинивается Трами. – А мы знаем. На двоих мы провели в окопах почти десять лет. Я качаю головой и вытягиваю руку, чтобы успокоить брата, прежде чем папа действительно сорвется. – Со мной летит полковник, он тоже бывал в Чоке, не нужно… – Да, но он видел Чок со своей стороны. – Бри уже стоит над своей койкой и роется в вещах, прикидывая, что взять с собой. – Окопы Норты выглядят иначе. Он там живо запутается. Это, возможно, самое умное, что когда-либо говорил Бри. Он никогда не славился мозгами – но опять-таки мой брат почти пять лет провел на фронте. На четыре года больше, чем многие другие. Нельзя считать это просто везением. Я понимаю, что они оба гораздо смелее, чем мне казалось. Большой кусок моей жизни прошел мимо моих старших братьев – но и я пропустила многое. Они не такие, какими были раньше. Они тоже воины, как и я.