– Все, чего мы хотим, так это правды, – без улыбки проговорила Труди. – Тебе просто нужно открыть правду здесь и сейчас. Признаться, что он никогда тебя не трогал, и рассказать, откуда у тебя шрамы. Карина рука невольно поднялась к лицу. Она почувствовала панику, словно ее покрыл еще один, слишком тугой, слой кожи. Труди пришлось встать на цыпочки, чтобы сказать прямо Каре в ухо: – Скажи нам. Ты ведь сама это с собой сделала? Кара отшатнулась. Она попыталась отступить, но отступать было некуда; толпа подпирала ее, поймав, словно проволока… словно металлическая клетка. Все они слышали, что сказала Труди. И все позволили себе смотреть на нее. В их зачехленных в перчатки руках появилось что-то маленькое и черное: ее снимали на телефоны. – Ты сделала это ради внимания. Чтобы на тебя все смотрели, – фыркнула Труди. – Так пусть же посмотрят. Рука в шерстяной перчатке метнулась к Кариному платку, но она крепко в него вцепилась. Девушка ощутила, как колотится пульс там, где пальцы уперлись в шею. – Да! Когда из толпы раздался первый крик, Кара почувствовала, что слегка болезненно покачнулась. Кричала Лейла Ахмал. Та, что всегда ей нравилась. – Расскажи нам!.. – Дай посмотреть!.. – Расскажи!.. – Сними платок!.. Еще одна рука потянулась к ее голове, потом еще одна, потом еще, задевая шрамы через тонкую ткань. Вцепившись в платок, Кара сгорбилась, пытаясь вывернуться, когда ребята поднажали. Она ничего не сказала: боялась, что голос выйдет тонким, писклявым и жалким; боялась, что ее засмеют. Отмахнувшись одной рукой, она почувствовала, как кто-то поймал ее за запястье и вывернул его. Руку пронзила боль. Кто-то расхохотался. Кара мельком увидела Гвен. Потеряв контроль, та казалась возбужденной и взвинченной. – Сними! Сними! – теперь Труди уже просто орала. – Сними! – Кара беззвучно, словно собака, потрясла головой. В голове звенело. – Нет? – почти прорычала Труди. Раздался металлический щелчок, и все вдруг стихло. В Кариной голове промелькнуло воспоминание: когда Алан – парень Гвен – поджигал самокрутку зажигалкой из нержавейки, раздавался точно такой же звук. Она нашла его глазами – он в ужасе похлопывал по карманам. Кара огляделась по сторонам, и увидела Труди: ее красное лицо вспыхнуло и пошло пятнами от волнения, над пальцами злобно плясало открытое пламя. На мгновение воцарилась полная бездыханная тишина. – Давай! – раздался голос из задних рядов. Потом – небрежно, словно прикуривая сигарету подруге, – Труди Шталь протянула руку и подожгла Карин платок. Вонь паленых волос и ткани хлынула девушке в нос, жар лизнул шею, и колючая боль переметнулась на кожу. Она задохнулась, подавилась и высвободила руку, в панике ударив ею. Что-то мясистое треснуло под основанием ладони. Стащив горящий платок с головы, Кара швырнула его в грязную жижу. Пламя растеклось, оставляя серо-черные раны на зеленой ткани. Холодный ветер унял боль в шее. Наклонившись, она подобрала клочки испорченной ткани. Потом, вздрогнув, выпрямилась и оглядела толпу. Никто не смеялся. Труди сидела на обледеневшем асфальте, кровь хлестала из-под руки, зажимающей нос, но никто не шелохнулся, чтобы ей помочь. Они просто пялились на Кару, а она смотрела в ответ, позволяя им глазеть. Ее восстановленные губы сложились сами собой, и девушка плюнула в толпу, словно разъяренная кошка. А потом побежала. Толпа молча расступалась перед нею, и девушка пронеслась мимо них, прежде чем они успели разглядеть, что она плачет. – Парва! – голос Кары пронзительно отдавался от плиток, и в этом полуразрушенном туалете, и в том, что виднелся за зеркалом. – Парва! Она свернулась посредине, словно мягкая кукла, положив руки на колени, глотая сопливые, слезливые всхлипы. В воздухе стоял странный запах: металлический, смешанный с пылью и кисловатым запахом ее собственных опаленных волос. – Парва! – Кара понимала, что ее услышат: многие видели, как она сюда побежала. Кто-нибудь придет, если уже не шли, чтобы вытащить ее из запретной зоны, прочь от зеркальной сестры. Из треснувшей трубы вылезла крыса и скользнула на пол, подергивая хвостом. Она прыгала взад и вперед по голому клочку линолеума, подлизывая его быстрым язычком и коротко пища. Никаких других звуков или знакомых голосов. Взгляд Кары уперся в зеркало, но она видела только себя. Исцарапанное лицо опухло от слез. Потеки размытой подводки извивались по рельефу щек. Там, где был приколот платок, волосы растрепались и спутались. Там, где прошлись колючки Проволочной Госпожи, убившие фолликулы, обнажились тонкие безволосые прорехи. – «Ты ведь сама это с собой сделала?» – чуть истерично повторила она. В конце концов, это она решила последовать за Бет в ее странный город. – Сама, сама. Она подошла ближе к зеркалу, и крыса, пища, метнулась у нее из-под ног. Прижав ладони к холодной поверхности, девушка снова позвала: – Парва! Стекло запотело от дыхания, но ответа не последовало – конечно, нет. Ее зеркальная близняшка ушла на работу. Они не договаривались о встрече. Карой руководило какое-то шестое чувство; порыв и слепая надежда. Она ссутулилась, коснувшись лбом зеркала. И замерла. Прямо между ног ее отражения виднелась лужица темно-красной жидкости. Кара непроизвольно вдохнула и подавилась, поняв, что служило источником металлического запаха. Кровь. Кара оцепенело присела на корточки и поскребла пальцами по несомненно сухому линолеуму со своей стороны зеркала. Они стали сырыми, и невидимое вещество, покрывшее их, оказалось липким, когда она потерла их большим пальцем. Она стояла и смотрела в отражение туалета. Рядом с темно-красной лужей пол был отмечен полустертым отпечатком руки: знакомым очертанием с длинными, тонкими пальцами. Отпечаток переходил в длинную полосу, протянувшуюся по линолеуму, иссякающую задолго до того, как достигнуть двери… словно владелицу руки выволокли из комнаты. Линолеум рядом с этой полосой оказался порван, бетонный пол под ним рябил и морщился, словно исцарапанный. Замолотив кулаком по стеклу, Кара взвизгнула: – Парва! Голос эхом отразился от стены за зеркалом, но тело не продвинулось внутрь ни на дюйм. Ладонь превратилась в кулак, и зеркало треснуло под ударом. Там, где стекло отбилось, оказались лишь кирпичи. – Парва! Парва! – Парва? Мужской голос: старый и поизносившийся от сигаретного дыма. Кара обернулась. В дверях туалета стоял мистер Крафт, учитель английского. – Парва… ты в порядке? Почему ты выкрикиваешь свое имя? Господи, что с тобой случилось?.. Ты же знаешь: сюда нельзя заходить… Кара ему не ответила. «Сюда нельзя заходить. – Мысль билась у нее в голове снова и снова. – Сюда нельзя заходить. Заходить… …нельзя». Мистер Крафт отпрянул, когда девушка протиснулась мимо него в коридор. Невидимая кровь пропитывала зажатый в руке платок. Глава 6 Сердце Кары, пока она ехала на метро, окутал холод. Она покачивалась вместе с вагоном, едва замечая, что стукалась затылком о маленькое квадратное окошко, и все никак не могла развидеть тот смазанный кровавый отпечаток руки. Не могла не представлять, каково это, когда тебя волокут по полу, а ты взываешь к зеркалу о помощи. Или каково смотреть, вяло соображая от кровопотери, как исчезает окно к единственной подруге, пока тебя вытаскивают через дверь туалета. Кара представляла себя на месте Парвы и чувствовала, как страх ощупью пробирается по коже. «Она пришла туда из-за тебя». Мобильник мертвым грузом лежал в сумке. Кара выключила его, и, хотя сейчас часть ее разума кричала от возмущения, она не обращала внимания. Охваченная холодной уверенностью, девушка знала, что делать. «Мы никогда не хранили друг от друга секретов». «Но, может, стоило бы…» Парва была Кариным секретом: девушка в зеркале, маленький кусочек ее вселенной, который она хранила только для себя. Однако Кара отказывалась просить у Бет помощи не из ревности, а именно потому, что твердо знала: она ее получит. Она так и видела, как городокожая девушка с глазами, сияющими, словно покрышки в солнечный день, схватив прут-копье, жестом командует лучшей подруге идти вперед и показывать дорогу. Химический Синод, возможно, знает способ, но цена, которую они заломят, того не стоит. Последняя встреча с Химическим Синодом стоила Бет любимого, и сейчас цена за их помощь, вероятно, окажется столь же ужасной. Кара не могла просить Бет платить. Только не снова. Огни метро моргнули, и воспоминания восстали из тьмы: приглашение, выведенное на кирпичах краской из баллончика. Ищи меня в преломленном свете. За приглашение любимым следовать за тобой в этот мир нужно было платить.